От Кремлёвской стены до Стены плача…

Потом Пасху ждешь, она после половодья наступала. Любил я этот праздник. Хоть и церкви не было, но бабушка куда-то ходила, куличи святила. Принесет в платочке завязанные яйца, кулич, пасху. А все сядем за стол. Дадут нам кусочек кулича, пасхи и по яйцу. Напекут они с мамой пироги с капустой, с луком, с картошкой или еще чем-нибудь. И праздновали.

У бабушки на полке образа стояли в красном углу. Особенно мне нравилась икона Скорбящей Божьей Матери, она о всех нас скорбящая и плачущая, а мне было ее жалко. Перед иконами лампадка горела потихоньку, все время была зажжена в углу. Тихо бывает ночью, а лампадка горит, освещает, наполняет избу каким мирным чувством, все спят.

Летом ночи короткие, чем свет ни заря, все уже на ногах. Бабушка печку истопит. Мама принималась шить. Когда была девушкой, она училась на портную, вспомнила это дело и стала принимать заказы. Шила целыми днями, у нее ручная машинка была «Зингер». И она на этой машинке, машинка была наша кормилица, мама всех обшивала.

Председатель сельсовета – надо ехать ей на конференцию, она принесла ткань красивую, в цветах, и мама ей за ночь сварганила ей шикарное платье. Сшила, примерила – а председательница такая здоровенная баба, кровь с молоком – одела, ох, красавица какая получилась! Она принесла ей пуд муки – не деньгами, а мукой, 16 килограмм примерно, пудик муки.

Все-таки мы как-то этим делом поддерживались. Картошка была у бабушки. Еще и жили, по-моему, этим летом с нами бабушкины внуки, дети Степана Федоровича. Она их больше жалела, чем нас, потому что у нас отец был живой, а Степан Федорович на войне пропал без вести.

И вот она набирает в подполе картошку, какую грустную песню напевает, переходит на плач. «Ой, мои сиротки, мои милые», – их двое было, Тамара и Анатолий. А мама их, тетя Зина, в Рязани работала. И вот, плакала она, что потерялся ее сын.

А тут раз – и он объявился! Это уже было, наверное, в сорок третьем году. Объявился живой, а бабушке сообщили, что считать его погибшим. Дядя Степа, оказывается, был в партизанах. Их окружили где-то в районе Вязьмы. Вот они из этого котла разбежались кто куда, много побили, а остальные разбежались по лесам. И они в лес убежали, встретились там с партизанами и тоже стали партизанами, куда деваться-то? Это же в тылу врага. Произошло это еще до битвы под Москвой. На фронте дядю Степу контузило, стал плохо слышать и немножко прихрамывать. В армию его уже не брали.

Приехал он, мы довольные, все радостные, устроили праздник: он водки купил бутылку, курицу зарубили, и курицу, закуску приготовили: огурцы, лук, картошка, помидоры. Дядя Степа партийный был, у него даже какие-то награды были – партизан не награждали особенно, потому что не поймешь, с кем они воевали.

Как старый анекдот, выходит в деревню партизан из лесу и спрашивает:

– Бабка, а какие у вас в деревне, немцы или красные? – еще Красная Армия была.

А она говорит:

– Милок, да у нас война-то уж три года, как кончилась.

А он:

– Да что же мы до сих пор поезда-то под откос пущаем, когда уже и война кончилась?

Вот так они там воевали, поэтому партизан не награждали особенно, которые не были в крупных отрядах. Неизвестно, как они там, в тылу врага. Сражались, проявляли героизм, но к окруженцам власти относились подозрительно, устраивали проверку.

Дядя Степа прошел эту проверку и ему доверяли. Назначили его председателем сельсовета в соседний район, и он должен был уезжать со своей семьей в другую деревню.

Перед отъездом в подполе с бабкой делили картошку, сколько кому оставить, спорили и потом ругались. Вот бабушка иногда из подпола выскакивала, как чертик из табакерки с криком:

– Ой, ой, убивает меня, убивает!

– Что такое?

– Как же, он все забирает и мне ничего не оставляет.

В результате разделились они мирно, тихо, и дядя Степа с семьей уехал в другую деревню, а мы остались здесь дальше коротать.

Это лето прошло. Осенью колхоз на трудодни дал зерна, бабушка овец остригла. Шерсть в огромных мешках стояла, и рожь в мешках, рожь и просо за русской печкой.

Школе тоже был выделен участок земли, мы вместе с учителями его засеяли просом, скосил колхоз, потом мы его обмолотили, обрушили, и получилось пшено. В школе пшенную кашу варили и давали на большой перемене детям.

Осенью из колхозного огорода привезли целую телегу капусты. В колхозном огороде сторож был на вышке, но нас это не останавливало. Мы по-пластунски между грядками проползем, огурцов, помидорчиков нарвем – и к речке. Этот огород рядом с речкой, потому что старушки вручную поливали все, на коромыслах воду носили из речки – так и жили, работали, не хуже лошадей.

Привезли из колхоза воз соломы, сложили около дома. Колхоз дал по количеству трудодней, и даже Юра получил на трудодни кое-что. Он уже был как настоящий колхозник.

После первого урожая устраивали праздник. Проходил он очень весело с песнями и плясками под гармошку. Юра после такого праздника пришел очень веселый. Я говорю:

– А чего ты такой веселый-то? – а он, оказывается, на обеде водки хлебнул.

– Я же теперь колхозник.

Вот, думаю, какой. Ну смотри, хоть ты и колхозник, но от мамы получишь. Ему было тогда тринадцать лет.

Лето пролетело, как один день – не успели мы насладиться теплом, тут опять завьюжило, снег выпал в ноябре. У нас в селе Казанской Божьей Матери престол раньше был, и как-то люди это все отмечали. Ну кому надо было эту церковь ломать? Я не знаю, некуда даже пойти, там клуба-то не было никакого, какой там клуб!

Вот, собирались на вечорки к какому-нибудь, вдове какой-нибудь одной, она пускала молодежь, и они там сидели, развлекались как могли. Игры такие простые: бутылочку крутят, бутылочка на кого покажет, того, кто крутит, девушка должна поцеловать. Или в карты играли, вот и вся культура.

Иногда, очень редко, в школу привозили кино. Картины были хорошие, увлекательные. Вначале фильмы неозвученные, немые, а потом появилось звуковое кино. Например, «Александр Невский» или «Чапаев». Потом еще был фильм «Волшебное зерно». В фильме добрые люди вырастили большое плодовое дерево, а вредители хотели его погубить.

А Чапаева мы смотрели, если могли каждый день. Однако привозили кино редко, привезет механик передвижку, крутит, по-моему, ручку и показывает: то герои фильма бегают, то вдруг остановятся, лента порвалась на самом интересном месте.

И вот, закрутило, завьюжило, и опять наступила эта длинная зима. В избе вторые рамы вставили, между рамами вату на нее положили, разбитые елочные игрушки, чтобы украсить как-то, смотреть-то на них всю зиму. Зима для тех, у кого были коньки или лыжи была тоже веселым временем года. Но у меня не было ни коньков, ни лыж.

Приезжал отец с войны в отпуск, привез трофейный пистолет. Ребята об этом знали и думали его у нас выманить, поэтому давали свои лыжи, а иногда коньки покататься. Они думали, что отец оставил пистолет в доме, и просили его найти и им отдать. Особенно один из них подлизывался и лыжи давал покататься. Пользовался этим мой брат Юра. И вот, ребята уезжают из деревни, в овраге катаются, возвращаются румяные, веселые, а я сижу дома. Окно все замерзло, я дырочку такую сделаю во льду и смотрю, что там за окном делается.

Правда, были развлечения и для меня. Сейчас для катания пластмассовые ледянки продают, а раньше – берет бабушка решето старое, навозом с коровяком намажет, потом водой польет и сделает из решета, типа ледянки. Такую ледянку надо на улице держать, чтобы не растаяла. Берешь эту ледянку и идешь на горку, а там уже раскатали дорожку и полили водой – садишься в свое решето, крутишься, вокруг своей оси крутится, и ты летишь – ды-ды-ды-ды-ды – сверху вниз, и до этих огородов, а то даже дальше, до самой речки. Очень хорошее было развлечение.

А вот на лыжах-то кататься не удавалось, и решили сделать себе лыжи, мы с братом нашли две доски, как-то их обстругали – у нас рубанка, по-моему, не было, – потом пытались загнуть. Вначале распаривали в чугуне с кипятком и пытались загнуть носы. Вот, если дадут два-три раза на этих лыжах покататься, то и хорошо.

А зимой в избе как обычно, холодище, крыша хреновая, дров нет. А напротив был брошенный дом. Хозяин Вася Красненький, такой был, старик ушел к сыну, а дом здесь оставил без присмотра. Ну, мы забор разломали на дрова, весь двор, конечно, разломали, надо же чем-то печку топить.

Пришел Вася Красненький к нам и говорит:

– Вот, у меня скоро весь мой дом разберут, не хотите в него переехать жить?

Мама говорит:

– Ну ладно, мы переедем к тебе жить, потому что дом твой более сухой и нам будет лучше.

К зиме мы переехали в его дом.

В школе мне премию дали как хорошему ученику, наградили меня валенками. Валенки – но они не очень хорошо были сваляны, но для меня и такие валенки радость. В начале зимы я в этих валенках пошел гулять.

Деревенские ребята постарше делали самопалы. Железную трубку возьмут, пропилят щель, другой конец загнут. Около щели колечко из гвоздя сделают, вставляют в нее спичку. Эту трубку крепко прикручивают проволокой к деревянному прикладу. Набивают такой ствол серой от спичек, рубленными гвоздями, сверху закрывают пыжом. И потом коробком чикнут по спичке, которая вставлена в колечко, спичка загорается, загорается внутри ствола сера, и получается выстрел, такое оружие. Поджиг назывался.

Я к этим ребятам подошел, а они мне говорят:

– Вот, мы сделали поджиг, наверное он очень плохо стреляет. Как бы нам испытать его? Ну-ка, давай, ты свои валенки поставь, такие толстые, а он их не прошибет.

И вот, поставили валенки, а я говорю:

– А я что, босиком стоять буду?

Они: