Признание в любви

– Радуги. Улыбнись, и она блеснёт под тучей твоих чёрных локонов. День должен начинаться встречей с хорошим человеком.

Ко мне пристраивается симпатичная девушка Иветта, похоже, что ждала такого человека. Она не из нашего отделения, милое создание, приятное личико, более чем симпатичная. Мои, да и не только, не обходят её вниманием.

– Хочу с тобой. Когда одна, то кофе плохой, а тебе заваривают – на удивление.

– Галя нас угощает, чтобы ты обратила внимание на меня.

– Я обратила, а ты не замечаешь.

– Ошибаешься – не надышусь. От тебя весной пахнет… Сколько их было у меня…

– Да уж, поговаривают.

– Весна – в тебе: весной упиваются. Осень – мне: осенью вспоминают.

– Не оговаривай себя.

– Лучше признаться в этом самому, чем услышать от другого.

Вечер по ленинградской привычке тоже отдался дождю. Хорошо, что погода не сказывается на рюмочных и на театрах, всё равно идут и туда, и туда; но о театре потом. Расставил их в таком порядке не по значению (это я о себе), а по частоте посещения. Не уверен, правда, можно ли сказать «посетил питейное заведение»? Тогда в памяти всплывёт: «И вновь я посетил». Впрочем, оба места располагают к размышлениям. К сожалению, у многих наоборот. Таков мой новый друг, тёзка: «посетив», он обычно перебирает и его мнение становится единственно правильным.

На работе я задержался, впрочем, не первый раз. Ребята уже допивают. У стойки двое мужчин институтского вида обсуждают, сколько взять сегодня. Тёзка их просит:

– Пропустите академика… – И добавляет, щёлкая пальцем по горлу: – …по этому делу.

Они уважительно отодвигаются, но один сомневается:

– Внешний вид не соответствует высокому званию.

– У него стаж с семи лет.

Тёзка не успел растрезвонить и вынуждает меня рассказать.

Новый год в военном училище. Дома стоит ёлка, такую мог принести настоящий Дед Мороз. Я впервые увидел ёлочные шишки. Большие-большие, держатся крепко – не оторвать. Потом сказали, что это подарок лесничества, верхушка большой ели.

Ребятня носится. Друзья родителей, офицеры, произносят тосты. Я им надоел, канючу у стола:

– Нале-ейте мне, я тоже хочу.

– Дайте же ему. Глотнёт, поперхнётся и никогда больше к рюмке не потянется.

В конце концов маму уговорили. Налили мне полрюмки. Я радостно схватил, выпил и… побежал к мальчишкам.

Мама рассказывала, что все обомлели. Она закричала и понеслась за мной. Я – от неё (в пятнашки играть). Еле поймала, затискала: «Что с тобой?» А я смеялся.

Через какое-то время уснул под ёлкой. Ничего со мной не было.

– А следующий раз? – Приятелям не заткнуть рот, хотят знать всё.

– Четвёртый класс. Первые экзамены. Мы, четыре друга, собрали мелочь, купили в ларьке бутылку красного, тогда всем продавали, и распили в лесу на травке под солнышком. Пили из горлышка, стаканов не было – откуда у нас? Зато было веселье и смех, часа на два.

– А потом? Интересно же.

– Об этом можно до утра. Ещё один случай, и всё, не просите: противодействие развивает что? Находчивость. Десятый класс, выпускной вечер. Учителя шмонали, нашли запасы – отобрали. Как быть? Самый смелый выходит на улицу «проветриться». На входе его обыскивают, находят бутылку. Чуть совсем не выгнали с вечера. Все поникли. Тогда я выбираю пиджак пошире и выхожу. Возвращаюсь, перед учителем поднимаю руки – проверяйте. Он хлопает по груди, по бокам, по спине, не пропускает и брюки. Пусто. Ребята совсем расстроились. Заходим в класс. Я вытягиваю руки – не понимают. Из рукавов пиджака достаю по бутылке!

Меняю тему, продолжаю удивлять приятелей:

– Среди гаишников есть обходительные люди.

Тёзка, разумеется, первый:

– Не выдумывай!

– Еду вчера после изрядно выпитого, вы знаете, закоулками, прячусь. Уже практически ночь, а они, заразы, дежурят. Сразу за поворотом стоит наряд и несколько остановленных машин, развернуться негде. Один тормозит меня, подходит. Приоткрываю окно, сую ему документы, быстро закрываю. Идёт в свет фар, проверяет номер, возвращается. Надеюсь, что обошлось. Но он манит рукой: выходи. Я сижу, будто не понимаю. Стучит в стекло: «Выйдите, пожалуйста». Вежливый такой. Мотаю головой: не-а. Он снова: «Я вас прошу, выйдите, пожалуйста». Открываю дверь, держусь за неё руками, ставлю одну ногу, выпрямляюсь. Такого удивлённого возмущения я не слышал: «Вы же на ногах не стоите!» – «А вы считаете, что я должен ездить стоя?» Смех гаишника слышу тоже первый раз. Возвращает права: «Тебе куда?» Называю адрес. «Доедешь?» – «Видели же, как я аккуратно». – «На мост Александра Невского не суйся. Удачи».

Прощаюсь со своими и с рюмочной.

– Что случилось?

– Сын приезжает, будет поступать в «Бонч».

– У тебя же дочка.

– Да, но не моя, её отец в Академгородке работает. А сын – мой, от первой жены.

– Это вторая?

– Не ставь на счётчик.

Каждое утро на работе один вопрос: какие успехи у сына?

– Внешний вид – отлично, – показываю я фотографию.

– Это же молодой Хемингуэй, не различить.

– Об этом сына и спрашивают: «Бабушка в Испании не воевала?»

Остальное лучше не обсуждать. Учитель я плохой, ученик мой ещё хуже. Может, стоило попробовать литературный институт? Он много читал, и язык подвешен. Нанял профессионального репетитора.

Вечером не остаюсь играть в шахматы:

– У меня партия дома, там цейтнот.

Экзамены прошли как раунды в боксе, только без синяков. Ставить их ему уже поздно. Володька устроился на работу, пожил недолго у нас и перебрался в общежитие, мотивируя тем, что оно рядом с заводом. Это так, но мотив в другом – не привык к нравоучениям.

– За две недели не выучить то, на что отводилось два года. Почему теперь не занимаешься?

– Голова другим занята.