– Вас уже повысили.
Который в гражданском смеётся – похоже, старше по чину, понимает бесполезность разговора. Младший вытирает пятно платком, сворачивает его и убирает в карман – улика. Молча уходят. И мы молчим. Стыдно, перед собой. В сторонке дожидается Сергей, карманы солидно оттопыриваются. Похлопал по бутылкам:
– Как знал, что будет причина выпить.
Долгожданный вечер. Сергей, собиравшийся в Ленинград больше года, наконец-то сидит у меня в кабинете. «Сидит» – не то слово: он стоит у стола и, наслаждаясь приятным запахом, режет сыр, которого в Новосибирске не купишь. У него длинные пальцы пианиста: когда держит понравившуюся девушку за талию, то играет ими вальс Мендельсона. Здесь проще: выбирает кусочек поменьше, водит у носа, не торопясь разжёвывает и демонстративно причмокивает. У меня наготове бутылка отличного (не по Райкину – отличного от других), настоящего французского коньяка, как водится – уже неполная (не удержались с ребятами, чтобы не попробовать).
Стук в дверь (так принято), заходит Ирина.
– Извините, если помешала.
– Отложенное удовольствие больше. – Сергей в своём репертуаре, не может не обратить на себя внимание.
Хорошее дополнение к вихру на макушке, на всякий случай он его и приглаживает. Не зря в старину у молодых девушек (да и постарше) были альбомы, в которые им писали посвящения. «Писателям» они были благодарны. Брошенные слова, как семена, где-то взойдут.
– Читаю вечером лекцию, – поясняет Ира.
– Хочешь, чтобы послушал?
– Машинное время не меняют!
– Договорюсь.
– Спасибо.
Обычный диалог, с дополнением: моя попытка пошутить и её необязательное, подчёркнутое «спасибо».
Ира прикрывает за собой дверь. Сергей с завистью (привычка такая) отмечает:
– Красивая. Давно у тебя?
– Год, наверное, не помню точно.
– Х-ха! Раньше помнил. Когда ездил выступать на конференциях, к тебе девушки прилетали, за дополнительной информацией.
– Не поверишь, мыслей таких нет.
– Конечно, не верю.
– В том-то и дело – у нас любовь.
Он меня останавливает, удовлетворённо кивает и подаёт рюмку:
– Всё начинается со встречи, часто случайной, – за неё.
Мы чокаемся, берём в рот по маленькому глоточку, перекатываем драгоценную жидкость, наслаждаемся. Получаем то самое удовольствие, но главное – от встречи. Делаем ещё по глотку.
– Хорошо-то как.
– Жаль, что не всё хорошее полезно.
Допиваем, его реакция не заставляет себя ждать:
– Шикарный коньяк.
– Специально для тебя привёз, из Венгрии, на совещании был по нашей тематике.
– А ещё жалуешься – не интересно тут.
– Это как северное сияние: красиво, но без толку. И не каждый видит.
Сергей вертит за ножку пустую рюмку, добиваясь положения, при котором её незатейливый орнамент под лампой начинает отсвечивать разными цветами.
– Выпьем за то, чтобы видели.
Я наливаю и возвращаюсь к его неверию:
– Любовь у нас к театру!
– При чём тут театр?
– У Станиславского: «Театр есть искусство отражать», в том числе и того, кто рядом. Эмоциями человек раскрывается, как цветок под солнцем. Я Иру и разглядел – такая цельная натура.
– Натуру без тебя вижу. Почему ближе-то не познакомился?
– Завести интрижку? Вряд ли получится. Кто я такой, чтобы на меня обращать внимание?
– Не прибедняйся, выглядишь на все сто.
– Когда это я ограничивался ста граммами? А «выглядеть» – от глагола «выглядывать». Я прятался?
– Поэтому тебя в органы и вызывали.
Я не графская развалина (хотя бабушка рассказывала про какие-то корни), достаточно спортивен, что видно; характер, может быть, и не нордический, но в «порочащих связях замечен не был». Девушки обращали внимание, не без этого, – не так чтобы сразу вешались на шею, но завести отношения были не прочь. Я принимал это, хотя и не особенно. Не очень-то нравилось просто служить той самой вешалкой и время от времени перебирать гардероб – не пора ли его поменять. Мне этого недостаточно. Хотя какой мужчина откажется от чего-нибудь прекрасного, пусть и недолговечного. С другой стороны, ещё вопрос: у нас были девушки или, наоборот, мы у них?
– А если получится, – заканчиваю я, – испорчу ей жизнь. Ради чего – моей прихоти? Ира высокого полёта. С ней интересно разговаривать, а обращаться хочется на «вы».
– Ладно, а что с «дополнительной информацией»? – задаёт он животрепещущий для него вопрос.
– Есть такая, правильнее – такие. Но это не трогает, как хотелось бы.
– Зачем тебе подвиги? Дома нелады? Жена по-прежнему считает, что во всём права? Не собираешься, случайно, уходить, как в Академгородке сделал?
– Там через несколько дней она себя пересилила, пришла ко мне, и я вернулся. Здесь мы ближе не стали.
– Я на тебе коньяк заработал.
– Поделись.