Т-34 и другие рассказы о войне

– Прослушкой.

Василий Васильевич поморщился: ему не хотелось с кем бы то ни было обсуждать работу, хоть и являвшуюся уже секретом Полишинеля, но все же составляющую государственную тайну. Однако, и препятствовать следствию не входило в его планы. Недолго подумав, он решил, что лучше уж пуститься в откровения со старым проверенным Шейниным, чем с кем-то другим.

– О чем ты?

– Только не говори, что ты не слушаешь наркома авиации в такие-то дни…

– Слушаем, конечно, но особо ничего не слышим.

– Может, глаз замылился? Или ухо? Не хочешь дать мне послушать последнюю неделю в квартире наркома? Авось, услышу чего, что может быть и тебе, и мне полезно.

– Ну, изволь, только сам понимаешь – с тебя подписка о неразглашении…

– Как скажешь, – улыбнулся Шейнин.

После соблюдения небольшой бюрократической формальности Чернышев проводил следователя в подвал здания на Житной, где и базировалась лаборатория аудиозаписи. Бросив пару слов сотрудникам, он раскланялся и оставил Шейнина в глухой маленькой темной комнате, окруженным магнитными пленками в два столбика. Это были записи из квартиры наркома авиации за последнюю неделю. Следователь надел наушники, уселся возле магнитофона и стал слушать.

На это у него ушел день. Обычные бытовые разговоры, ничего не значащие слова, легкая критика Сталина за неправильное командование на фронтах, пьянка с маршалом Тимошенко. В общем, мало толку для выполнения той задачи, что была поставлена перед Львом Романовичем. За исключением одного.

Где-то за три дня до убийства к сыну Шахурина пришли товарищи по элитной 175 школе, где учились дети всей советской партийной верхушки. Среди них была и Уманская, с которой тот состоял в романтических отношениях. Они заперлись в кабинете наркома и долго о чем-то договорили, но речь была такая глухая и неразборчивая, что разобрать практически ничего не удалось. То ли прослушка была еще эмбриональной по своей сложности по причине отсутствия грамотных специалистов, то ли кто-то сознательно изолировал микрофон, но разобрать следователю удалось только два слова «теневое правительство». Это насторожило Шейнина, и он попросил вырезать соответствующий кусок ленты, а сам отправился домой, чтобы как следует обдумать услышанное. Хотя, по большому счету, обдумывать было нечего…

27 мая 1943 года, квартира наркома авиации А. И. Шахурина

В назначенный час все собрались в кабинете наркома Шахурина, которого, по счастью, не было дома. Домработницу услали за продуктами, а сами разместились за длинным столом, представлявшим рабочее место Алексея Ивановича на дому.

– Итак, заседание президиума «Четвертого рейха» предлагаю считать открытым, – зайдя в комнату, с порога начал сын наркома авиации Володя Шахурин. Проходя вдоль кабинета к отцовскому креслу за рабочим столом, он мимоходом накрыл плотной тряпкой стоящий у входной двери телефон.

– Это зачем? – спросил Джулиус Хаммер, племянник знаменитого американского промышленника и друга Ленина, Арманда Хаммера, давно уже проживающий в СССР по инициативе дяди, разделявшего социалистические воззрения здешних вождей.

– Прослушка. Закрытые лаборатории НКВД стали потихоньку осваивать старые немецкие технологии, которые в рейхе вовсю практиковали еще до войны. Пока размещают подслушивающие устройства микроскопического формата в мембранах телефонов – чтобы те работали по принципу микрофона, громкоговорителя. Пока можно просто блокировать переговорное устройство – думаю, что до последних новинок лабораторий рейха наши ослы еще не скоро додумаются…

– А ты знаешь и кого слушают? – робко спросил сын Реденса, свояка Сталина, с которым тот расправился еще перед войной.

– Во-первых, не ты, а вы, группенфюрер. Привыкайте к субординации и к порядку. А во-вторых, знаю. Почти всех из ближнего круга. Так что рекомендую впредь при проведении собраний проявлять известную степень осторожности.

Наконец он прошествовал во главу стола и окинул присутствующих взглядом. Все встали и вскинули руки в гитлеровском приветствии.

– Хайль Гитлер! – ответил Шахурин. – Прошу садиться. Итак, на повестке дня вопрос о последствиях Сталинградской битвы. Что имеете сказать по этому поводу, группенфюрер? – он снова посмотрел на Реденса. Тот встал и отчеканил:

– Всюду распространяется мнение о том, что сражение под Сталинградом имеет решающее значение и произвело перелом в ходе войны. Остались защищенными волжские и кавказские рубежи, получили иммунитет бакинские месторождения нефти. Турция отказалась от вторжения в СССР, Япония не начала планируемый Сибирский поход, Румыния, Италия, Венгрия стали искать возможности для выхода из войны и заключения сепаратного мира с Великобританией и США…[7 - Курт Типельскирх. История второй мировой войны». Москва. АСТ 2001. с 365]

– …которые, несмотря на это, второй фронт открывать не спешат, а? – парировал Шахурин.

– Да, рейхсфюрер, но…

– А почему не спешат?

– Я полагаю, что выжидают время, – парень тарабанил как по писаному. – Германия еще достаточно сильна, и потому даже объединение с ее вчерашними союзниками не дает США и Великобритании гарантий победы. Кроме того, США вообще не находятся на нашем континенте и потому защищены от раскройки политической карты мира. Они будут думать до последнего – и не будут исключать союз с Гитлером как с капиталистом. Им важно получить территории Японии в Тихом океане. Кому Гитлер решит отдать предпочтение на финальном этапе войны – Японии или США – вот вопрос. От этого и зависит их решение.

– Все верно, группенфюрер. А что может РККА без второго фронта?

– Практически мало. Сталинград порядком измотал наши войска морально и физически, а вермахт готовит прорыв в районе Курска. Если там произойдет стратегическое наступление в тыл Советского Союза, то исход войны можно считать решенным, – изначально сомневавшийся Реденс говорил такими четкими и выверенными формулировками, что постепенно начал убеждать себя и всех присутствующих.

– Откуда такие суждения? – тихо спросил Серго Берия.

– К нам приходил на днях Молотов дядя Слава. Вот я за ним и записал. И мне его слова представляются очень даже правдивыми…

– Все так и есть. Вероятность прорыва в тыл – очень высокая. А это значит, что не сегодня – завтра войска вермахта будут у стен Кремля, – довольно говорил Шахурин. – Москва – это не Крым, не Украина и не Краснодар. Это сердце России. Партизанское движение будет тут еще очень сильно некоторое время. От настроений в Москве во многом зависит успех завоевания всей России. Потому построить тут всех в ряд и по команде направить в концлагерь не выйдет. Да и задача так не стоит. Не так ли, рейхсмаршал? – Шахурин перевел взгляд на сына Берия. Кто, как не он, мог знать о донесениях разведки из штаба вермахта? Тот согласно кивнул. Хозяин продолжил:

– А как стоит задача? Сформировать здесь правительство. Со Сталиным никто разговаривать не будет, он дискредитировал себя. А с кем будут? Не с улицы же людей набирать? Правильно, с нами. С детьми ближнего круга. И руки чистые, и авторитет родителей имеется, и знание жизни, и главное – молодость. Желание работать и менять жизнь народа, который уже 20 лет за нос водят. И мы к этому должны быть готовы. Мы должны представить ему наш нынешний состав в качестве «теневого правительства» СССР.