– Да, я знал. Что тут удивительного? Всё моё детство, до шестнадцати лет, пока я не уехал в Москву, прошло в этой традиции.
– Ты что, до шестнадцати лет ходил в синагогу?
– Нет, мы уже не ходили, нельзя было, но какая разница.
– Даже если так, я была уверена, что ты всё забыл.
– Я тоже думал, что забыл, но, видишь, не забыл. Вспомнилось. Я сам удивился.
– Тебе это сейчас надо? Зачем?
– Ой, не знаю. Не спрашивай меня. Мне там у них было хорошо, я ощущал себя среди своих. Когда-нибудь ещё пойду.
– Что значит – когда-нибудь? В следующую субботу не пойдёшь?
– Не знаю. У меня здесь нет никаких обязательств. Не хочу даже загадывать насчёт следующей субботы.
Лето проходило в домашней суете, занятиях с внуками. Однажды они всем домом переехали к Марине и остались с Наташей. Марина, Олег и Женя уехали на Гавайи. Ира показала отцу фотографии гостиницы, и от всех этих уютных маленьких бунгало, лазурных бассейнов с торчащими посередине барными стойками и шезлонгов под пальмами отец совершенно обалдел. Он, всю свою жизнь вкалывавший без всякой возможности так отдохнуть, был страшно рад за свою семью. Тёплое море, отличные рестораны, свежий бриз, благоустроенные пляжи – вот это да! Пусть он такого никогда не видел, зато увидели внуки. «А сколько стоит путёвка? Работа хоть что-нибудь ему оплачивает?» – интересовался Мелихов.
– Пап, при чём тут работа? Здесь люди сами за всё платят».
Ира отвечала с лёгким раздражением. Хорошо, что эти действительно совковые вопросы никто, кроме неё, не слышит.
– Пап, а если я тебе скажу, сколько Олег заплатил? И что? Ты же всё равно толком не понимаешь, какие у нас тут деньги и что можно на них купить. Он заплатил четрые тысячи долларов за 10 дней. Ну, много это или мало? Ты же не знаешь.
Ирине почему-то разговор о деньгах был неприятен.
– Почему это я не понимаю? Это много, но Олег достаточно зарабатывает, чтобы так отдыхать. Что тут непонятного?» – ну да, папаня был прав. «А что вы с Федей не там не отдыхаете?» – понятно, что он не мог об этом не спросить.
– Для нас, папа, это очень большая сумма. Мы никуда не ездим», – неприятно, но пришлось отвечать, к этому он всё и вёл.
– А дети вам не предлагают? – Мелихов настаивал.
– Пап, а ты бы взял у детей?» – Ирина начинала заводиться.
– Нет, не взял бы. Я просто спрашиваю».
Да, он просто спрашивал, чтобы сделать ей неприятно. Конечно, он не взял бы, да ему было и не нужно, и тут была большая разница. И ей от детей ничего пока не нужно.
– Пап, почему ты не можешь просто порадоваться, что ребята отдыхают? Почему тебе всё время хочется сделать их в чём-то виноватыми?
Зря она так. Знала же, что отец радуется. Про деньги ему тоже интересно, он же никогда на облаке не жил, понимал, что для мужчины крайне важно зарабатывать. Не только чтобы обеспечивать своей семье достойную жизнь, но и чтобы просто чувствовать себя мужчиной. Консервативная точка зрения, но отец и был консерватором, все эти новомодные штучки насчет «какая разница кто работает – мама, например, работает, а папа сидит с детьми» показались бы ему не просто глупостью, а мерзкой дикостью.
Наташенька отца умиляла, он ею любовался, но особенно не помогал. Ухаживать за таким маленьким ребёнком было делом «не мужским», а как думала про себя Ирина – «не барским». Маринин дом доставлял ему удовольствие: красивый, широкий балкон, прекрасный вид из окна, голубая утренняя дымка над городом и багряное солнце, садящееся за гору. Он смотрел большую телевизионную панель и играл по вечерам на рояле. Большой телевизор поначалу доставил отцу огромное удовольствие, но потом он привык и больше небывалой технологией не восхищался. Ирину вообще поражала отцовская способность приспосабливаться к новой жизни. Она бы, наверное, на его месте продолжала ахать и охоть, а папа всё принимал как должное.
Маринины коты оставляли его, впрочем, равнодушным. Он считал их назойливыми и когда они пытались прыгать ему на колени, кричал: «Ир, забери их». Они вместе ездили в магазин, и папа иногда выбирал что-нибудь по своему вкусу, например свежую пушистую халу, которую Ира никогда не покупала для себя.
К ним привозили Настю с Мишей. Настя с дедом общалась постольку-поскольку, а Миша брал с собой шахматы, и они подолгу сидели над доской. Ира и забыла, что отец когда-то умел играть, хотя это и было, видимо, ещё до её рождения. Из альбома она запомнила фотографию: ряд шахматных досок, за одной из них – молодой Мелихов, очевидно, это был так называемый сеанс одновременной игры. На антресолях у них валялись связки шахматных учебников. Отец изучал предмет глубоко, но как и с кем он потом играл? Об этом у Иры воспоминаний не было. С дворовыми дружками он не играл. Какая уж там игра, они собирались вместе, чтобы поддать. Может, в домах отдыха? Кто его знает, как он в отпуске развлекался. На родительском шкафу лежала доска, которую папа использовал для её обучения, но дальше запоминания, как ходят фигуры, дело не пошло. Маленькая школьница-дочь показалась Мелихову тупой, и он быстро потерял интерес к занятиям. То же самое произошло потом и с музыкой. Терпением папа, увы, не отличался, хотя вряд ли себя за это корил. Не он был виноват, что не вышло, а тот, кого он пытался научить. А с Мишей он сидел. Надо же! С Мишей ему повезло. Тот уже многое знал и умел. Оба были очень увлечены. То и дело Ира слышала папин нетерпеливый голос: «Уберите Наташу. Вы не видите, что она нам мешает?» А потом Мише, уже назидательно:
– Следи на пешкой! Хочешь, чтобы я её до последней линии довёл и в ферзя превратил? Последний раз тебе напоминаю. Прозеваешь значит прозеваешь. Смотри за моими ходами, не расслабляйся: моя пешка на проходе, а ты её не взял. Простых правил не понимаешь? Раззява. Это же азы.
Миша серьезно смотрел на доску и, против своего обыкновения, помалкивал, не стремясь оставить последнее слово за собой, каким бы глупым оно ни было, даже на «раззяву» не реагировал. Он вообще вёл себя с Мелиховым не так, как с остальными – был более сдержан и корректен. Это было заметно, и Ира понимала почему. Отец не располагал к наглости и нахальству, у него прямо на лбу было написано: «со мной хамить нельзя! Почему? Потому! Нельзя – и всё!» Даже маленький Миша это чувствовал. Он привык выигрывать и считал себя талантливым и умным. А как иначе? У папы он выигрывал, у других мальчишек тоже, а вот Мелихову постоянно проигрывал. Даже когда он уже торжествующе и возбуждённо кричал:
– Мат тебе, дед!
– Рано пташечка запела… – говорил Мелихов нарочито спокойно, ты мне мат поставить не можешь.
– А вот и могу, сейчас увидишь! Вот ты и проиграл. Сдавайся!
– Не глупи. Твои слон и конь против моего короля. На доске недостаточно фигур, ты не видишь? Плохо.
– А если я так пойду…
– Миш, перестань, тут ничья. Ты сегодня молодец. Ладно, давай нашу партию разберём. Мы же все ходы записали.
– Я сейчас не хочу.
– Неважно, что ты не хочешь. Я сказал, будем разбирать. Ты меня слышишь?
Ирина слушала весь их разговор и гадала, каким будет развитие событий. Уйдёт Миша или нет? Наверное, всё-таки уйдет. Да, ушёл. Пошёл к девочкам, принялся играть с Наташей, шахматы ему явно надоели. Парню всего восемь лет. Ан нет:
– Куда это ты собрался? Я тебя отпускал? Ну-ка, иди сюда!
– Нет, дед, потом.
– Я сказал, иди сюда. Ты меня не понял?
– А если я не приду?
– Твоё дело. Но если ты сейчас не станешь разбирать партию, можешь больше на меня не рассчитывать, и ты знаешь, что я не шучу.
Тон Мелихова стал сухим и непреклонным. Конечно, он не шутил и вопрос был принципиальным. Не хватало только уступить восьмилетнему ребёнку. Не на того напали.
– А папа меня не заставляет.
– Ладно, играй с папой. Мне-то что! Партия сложилась определённым образом. Мы все ходы записали. Зачем, по-твоему? Если партию не разобрать, ты не научишься на своих ошибках. Если ты не хочешь или не умеешь разбирать все ходы, то как шахматист ты говно.
Надо же, так и сказал Мише – говно. Может, зря? Мальчишка обидится. К удивлению Ирины, Миша хоть и нехотя, со скучной гримасой на лице, но всё-таки вернулся за стол в столовой. Мелихов победил. Больше никаких нравоучений, папаня весь такой деловой:
– Ты сегодня хорошо контролировал центр, мне было не так легко найти хорошие поля для моих фигур. Хотя, видишь? Ты не смог задействовать в игре все свои фигуры. У тебя сначала ладья и конь в первой горизонтали застряли. Что же более активную атаку не развил, делал бесполезные ходы, никуда тебя не ведущие? Потом всё разменял и оставил для эндшпиля всего две фигуры, и это не сработало. Видишь?
Миша внимательно смотрел на доску, куда они снова вернули все фигуры, постепенно двигая их по клеткам, повторяя только что сыгранные позиции.
– Посмотри, в конце дебюта у нас на полях E4, E5, D4, D5, а рядом задействованы зоны C и F. Ты хорошо начал, твоим плюсом было преимущество рокировки с твоей стороны, и ты его использовал.
Ирина перестала прислушиваться. Какая-то абракадабра. Неужели Миша с Мелиховым друг друга понимают? Всё-таки дружба отца с правнуком была для Иры совершенно объяснима. Серьёзные, умные мужики понимают друг друга, и их взаимопонимание неудивительно. При этом разница в возрасте странным образом не имеет значения. И ещё Ире пришло в голову, что зов крови все-таки существует. Миша воспринимался Мелиховым родным человеком. Кто его знает, может, он себя маленького в нём узнавал. И Миша тоже играл в шахматы именно с дедом, а не с посторонним дядькой. Отец держал его на двух крепких крючках: шахматы и пианино. Миша относился к людям ровно, но скорее равнодушно, а дед ему именно нравился, он был «его» человеком.
Лёня с Олегом изредка выбирались играть в теннис. «Леонид, вы же говорили, что раньше играли. Поедемте с нами!» – Лёня с неизменным энтузиазмом настаивал, а Олег молчал, ему этот престарелый Леонид был на корте совершенно ни к чему. Он недоумённо смотрел на Лёню, и на его лице прямо читалось: «Что на тебя нашло? Нам что, плохо с тобой вдвоем играть? Зачем ты его зовёшь? На черта он нам сдался?» – но Лёня хотел быть светским и радушным. Папа пару раз с ними съездил. У них с Лёней вообще наметились более естественные и простые отношения, чем с Олегом. Оба хранили нейтралитет, то есть воздерживались от резких замечаний в адрес друг друга, но почти совсем не общались. Папа вернулся возбуждённый, но очень устал: набегался. Ругал себя, что сейчас плохо натренирован, парни играют прилично, но он в их возрасте играл лучше. Они пытаются выиграть мяч с чужой подачи. Двигаются зачем-то назад… даже подачи иногда запарывают. Это уж ни в какие ворота.