Аудитор

– А когда понял?

– В какой-то момент понял. Боль стала невыносимой, мне даже показалось, что с такой болью я жить не смогу, хотел, чтобы она прекратилась любой ценой, даже ценой моей смерти. Мне сделали пару уколов, но ничего не помогло, там у меня внутри что-то рвалось, в глазах стало темнеть. Я ещё различал смутные мелькающие лица, но они стали расплываться. Жуткое ощущение нехватки воздуха и страшной тяжести, боль не проходила…

– А помнишь свою последнюю мысль? Или я не должна спрашивать?

– Ну почему не должна. Я отвечу. Я чётко понял, что мне конец, я ухожу и не вернусь, никого не увижу, меня не будет… а вы останетесь, и это несправедливо.

– Тебя это мучило – мы остаемся, а тебя не будет?

– Да, что-то такое. В последний миг, я понял, что не хочу умирать, а умираю… это ужасно.

– Пап, а Сашка тоже умер, от туберкулеза. Не смогли ему помочь.

– Да, я знаю.

Вот она дура – конечно, он обо всех умерших знает. Тоже новость для него.

Отец замолчал. То ли считал, что всё рассказал, то ли ему было трудно говорить о миге своей смерти.

– А потом? Как ты там очнулся? Какое это «там»? Я хочу знать. Что значит быть мёртвым?

– Понимаешь, я не хочу ничего от тебя скрывать, даже понимаю твой интерес, но, поверь, тебе трудно будет понять мои рассказы. Давай не сегодня, а? У меня на сегодня другие планы. Я буду к экзамену на права готовиться. Мне Федя обещал помочь. Я сдам, не волнуйся.

Чёрт! Как можно так быстро перейти от таинства смерти к какому-то дурацкому экзамену?

– Пап, тебе сейчас интереснее про такие глупости думать?

– Ир, пойми, мне выпал редкий шанс снова жить. Я живу! Понимаешь? Экзамен – это жизнь. Не трогай меня, пожалуйста, дай мне наслаждаться жизнью. Тебе трудно понять, что жить, просто жить – это наслаждение.

Внезапно Ирине стало стыдно за свои мучительные для него вопросы. Желая удовлетворить своё любопытство, она заставляла отца страдать. И всё-таки и ей и ему предстояло через это пройти. Она выслушает его, чего бы им это ни стоило. Ира услышала, как внизу с характерным звуком открылась дверца гаража. Федя с папой о чём-то оживлённо разговаривали, потом крикнули ей, что на обратном пути заедут в магазин, чтобы она им сказала, чего купить. Ира принялась думать о воскресном обеде.

Жизнь странным образом входила в свою привычную колею. Все привыкали друг к другу. Прошло около двух месяцев. Папа с удовольствием пользовался компьютером – смотрел новости, ютуб. Политические новости обсуждал только с Федей, зато, когда находил музыку своей юности на ютубе, звал её, желая с кем-то разделить удовольствие и надеясь, что у них общие вкусы. Технические новшества ему очень нравились, но не поражали воображения. Да, большой телевизор, удобная посудомоечная машина. Не более. Такая вот сдержанная оценка. Больше всего отца заинтересовал мобильник, работающий как компьютер! Ирина предложила и ему тоже купить такой телефон, он папа отказался, грустно сказав, что ему все равно никто не будет звонить, не стоит тратить деньги. Проблем с деньгами он, кстати, не создавал, сказав, что деньги ему не нужны, поскольку в одиночку он практически никуда не выходит, только попросил Ирину съездить с ним в магазин и прикупить кое-какие вещи.

В магазине отец провёл довольно много времени: выбирал, примерял. Ириных советов насчёт своего гардероба не спрашивал. У кассы только спросил, не слишком ли много он потратил денег. Купили долларов на двести, но цену доллара папа себе не представлял. Хотя вскоре у них с Ириной состоялся по этому поводу разговор. Папа хотел знать, кто сколько зарабатывает. Ира сказала, что ребята – весьма состоятельные люди, вот, мол, у них какие большие дома, приличные машины, в отпуск ездят. Но отец хотел знать реальные суммы. Подробностей Ира и сама не знала, принялась объяснять про налоги и выплаты банку за дом и машины. В этом вопросе отец проявил неожиданно въедливое внимание: сколько остаётся после выплат? куда вкладывают? получается ли откладывать? что такое пенсионный фонд? Ира даже удивилась такому специальному интересу: «Да, ладно, пап, что ты всё про деньги? Это так важно?» «Да, это очень важно», – ответил он. Их с Федей материальным достатком он, похоже, остался не удовлетворён, и Ире пришлось оправдываться:

– Пап, мы сюда уже слишком поздно приехали, чтобы по-настоящему расцвести, к тому же с моей гуманитарной профессией…

– Не в тебе дело.

– В каком смысле?

– В том смысле, что Федя не смог как следует заработать, я так и знал.

– Что ты знал? Как тебе не стыдно! Ты и понятия не имеешь, что значит быть здесь врачом.

– Мне должно быть стыдно? Мне? Уж я сумел бы заработать, чтобы ни от кого не зависеть.

– Откуда ты знаешь, что смог бы? Ни черта бы ты не смог. Английский у тебя нулевой, ты вообще весь в прошлом. Сейчас всё по-другому. Современные технологии тебе недоступны. Как ты можешь обвинять Федю?

– Да что ты понимаешь! Моим наработкам сносу нет. Что вообще ты знаешь о моём, о нашем уровне? Я бы нашёл работу, и был бы не на последних ролях. Когда Федя приехал, ему пятидесяти не было. Технологии, технологии… я компьютером уже не хуже твоего пользуюсь. В моей отрасли дело не в компьютере, а том, как у тебя голова работает. А у меня работает, а бы пробился.

– Вот вечно ты – «я, я». Хорошо говорить «пробился бы», если это нельзя проверить. Спорить я с тобой не буду, всё равно тебя не переубедишь. Оставим этот разговор.

– Да я и не собираюсь с тобой спорить. Себе дороже.

Отец был ею не доволен, Федей тоже, и, как обычно в таких случаях, обиженно замолчал, всем своим видом показывая ей своё моральное и интеллектуальное превосходство. Она оказывалась дурочкой, ничего не понимающей бабой – но ей простительно, он её очень любит, хотя некоторые вещи ей недоступны, и это нормально.

Ира с гордостью рассказала отцу историю Олега: приехал один в Америку в шестнадцать лет, учился, был беден, сам принимал серьёзные решения, пробился. Она думала, что папа выкажет к Олегу хоть какое-то уважение, но этого не случилось.

– Да, да, нормальный мужчина, я тоже таким был.

– Пап, ты, как всегда, опять про себя. При чём тут ты?

– При том, что мужчина должен рассчитывать на себя, не ждать ничьей помощи.

– Ой, не надо. Ты приехал в Москву, у тебя там сёстры старшие жили.

– Жили, а Олег твой тоже не на улицу приехал, а в дом, где его кормили.

– Неужели, ничьи, кроме своих, поступки не вызывают у тебя уважения?

– Да, ладно, он – молодец! Ты этого хотела услышать? Прямо идеальный человек!

– Нет, он не идеальный, я такого не говорила. С ребёнком не любит помогать. Капризный, иногда истерит.

– А почему это он должен помогать с ребёнком? Он, что, мало работает? С ребёнком. Это – Маринины заботы. Она же не работает. Всё у них в семье правильно. У каждого свои в жизни обязанности.

Ну, нашла кому пожаловаться. Забыла, что папаша и сам несильно маме помогал. По вечерам часто не шёл после работы домой, ему было там неинтересно. В отпуск ездил один и командировки, судя по всему, любил. Они его выбивали из повседневности и давали возможность побыть одному. К тому же папе вообще было сложно принять её сторону – если она говорила «белое», ему хотелось сказать «чёрное».

Про Лёню ему неожиданно понравилось, что он инженер, и отец его инженер. Папа этого не говорил, но Ира знала, что, с папиной точки зрения, единственная правильная профессия – это инженер, или учёный, физик, математик, на худой конец, химик, а вот гуманитарные учёные – это вообще нечто такое необязательное, для женщин – ещё ладно, сойдёт, а для нормального мужика не лезет ни в какие ворота. О Лилиной профессии психолога он и понятия не имел. Ира взялась было ему объяснять, приводить примеры, но, хотя он ничего и не сказал, она видела, что для него это муть. «Пап, а помнишь ты рассказывал о своём друге Славке Красикове, который повесился? Вот помог бы ему психолог, а так – видишь, чем кончилось!» – Ире казалось, что приведённый ею пример из папиной жизни окажется самым подходящим, но отец только грустно сказал: «Какой психолог! Это я виноват, я должен был ему помочь, а я не помог…» Когда он узнал, что Марина – певица, закончила консерваторию, он внезапно оживился, говорил, про гены, про врожденную музыкальность, что его это не удивляет и даже, под конец тирады, что консерваторские девушки – это то, что надо. При чем тут девушки? Ира не стала углубляться в эту тему.

Отец серьёзно занялся экзаменом на права. Федя привёз ему книжечку правил уличного движения по-русски и узнал, что в Грешеме есть принимающие тест на вождение русские офицеры. Папа читал правила, всё понимал, и Федя помогал ему открыть примерные вопросы в электронном виде. Читать вопрос и потом четыре ответа, из которых только один был правильным, и нажать на него мышкой – это было для отца совершенно новым и поначалу раздражало, пока он не почувствовал себя готовым. «Вождение-то я сдам, это не проблема», – повторял он. В ближайшую пятницу они договорились ехать в Грешем. Отец только этим экзаменом и жил, обещал обратно везти их домой сам. Ира немного за него волновалась, не хотела, чтобы он нервничал или страдал от неудачи, но, тем не менее, была за него рада – раз он сам этого хочет, пусть сдаёт, почему бы и нет. Когда в четверг в постели, в момент, когда она уже готова была уснуть, ясная и логичная мысль, внезапно пришедшая ей в голову, полностью лишила её сна: с чего это они решили, что отец сможет получить права? Это невозможно чисто юридически. И как это ей сразу подобное не пришло в голову? Ладно он не американец, пусть даже просто гость из России, всё равно смог бы получить права, но нужно же показать хоть какой-нибудь документ, удостоверяющий личность – например, русский паспорт. На основании чего ему выдадут права? Он не существует, его нет. И бумаг у него нет, и взять их неоткуда. Ира встала и решительно подошла к отцовской двери. А вдруг он спит? Ради этого будить? Ладно, не стоит. Ира легла обратно в постель, но заснуть ей долго не удавалось, настроение было безвозвратно испорчено. Ругала она только себя: виновата, расслабилась до такой степени, что ей стало казаться, что отец живт с ними и это нормально. Да какая тут нормальность! Никому же об отце они не сказали – ни родственникам, ни друзьям. Не стоило морочить людям голову. А тут на права вздумали сдавать. Совсем обалдели!

Утром она сразу объявила отцу и Феде о невозможности их плана. Никаких прав и выхода из этой ситуации у них нет. Федя сразу понял и удивлялся, как же он сам об этом сразу не подумал. Отец же так расстроился, что, отказавшись завтракать, сразу поднялся к себе в комнату и закрыл дверь. Ира его понимала. Вот если бы она сразу ему объяснила, что ни на какие права пойти сдавать у него не получится, тогда другое дело. А сейчас он как дурак надеялся, учил правила, предвкушал, как сам будет ездить, как он выражался – по делам… Отец всегда с большим трудом переживал разочарования. Бедный! А всё из-за неё. Да все хороши, знали же, что дедушка собирается на экзамен, подтрунивали над ним, но план одобряли, даже уважали деда, считали, что он поступает правильно. Из-за неё папа сидел голодный в комнате! Не в силах этого вынести, Ира тихонько постучала к нему в дверь:

– Пап, да ладно тебе. Выходи, надо позавтракать. Хочешь, мы все вместе на море съездим? Ты там ещё не был. Полтора часа езды, но это ничего. Погуляем по пляжу. Хочешь?

Отец ответил из-за двери, что сейчас спустится. Ира пошла вниз подогревать кофе. На кухне он ей сказал, что не стоит так расстраиваться из-за прав, что, в сущности, это пустяки, нельзя так нельзя. На море он ехать не захотел, сказав, что ему не столько интересны красоты Орегона, сколько он бы хотел просто проводить время со всеми, а где – не так важно. Тут Ира отца понимала. Ей тоже было всё равно: что море, что лес, лишь бы рядом были свои, родные люди.

– А давай, Ир, начнём с тобой понемногу ваши видео просматривать. Вот что мне интересно. Давай-ка, покажи мне.

У отца появилась цель, и его настроение заметно поднялось. Они провели перед телевизором часа два, и он утомился. Старые «последние звонки» его не особенно заинтересовали – учителей, которым было посвящено выступление, папа не знал, школьники играли слишком по-детски, к тому же ему было трудно долго сосредотачиваться на сюжете каждого номера. Зато его увлекли спектакли, особенно Миша в «Королевском бутерброде». Слайд-шоу он посмотрел даже два раза, спрашивая, кто сделал такие хорошие снимки. Потом послушал, как Марина поёт. Её оперное классическое сопрано ему понравилось, но Ирине показалось, что он просто восхищается торжественной обстановкой сцены, длинным концертным красным платьем, исполнением классики – надо же, их Маринка так поёт! Поверить, что папе действительно нравится Гендель, Ирина не могла. И оказалась права. Найдя где-то в кладовке старый кассетник, они дала послушать отцу старые, уже слегка затёртые записи Марининых романсов. И тут папа пришёл в восторг: вот это да, какая молодец, он тоже в юности так умел, Маринка вся в него! Ирина спрашивала про детей: как тебе дети? «Да, да, все молодцы», – отвечал папа рассеянно, но Ира видела, что по-настоящему понравился ему только Миша, да его внучка Маринка. Последний спектакль – «Кошкин дом». Ира им гордилась, но тут опять Маринка-кошка всех затмила, впрочем, «Куриное танго» ему тоже пришлось по душе, и он улыбался. Когда отец узнал, что сейчас они начнут записыать на видео песни, надо только придумать какие, он с энтузиазмом сказал, что будет помогать. Отлично, Ира была рада, что отец поучаствует в их деятельности, хотя какой от него будет реальный прок, пока не знала.

Май прошёл в непрерывных праздниках. Дни рождения Лёни и Олега, застолья. Впрочем, Лёнин день рождения обещал стать проблемой. Папа о таких вещах задумываться не хотел, но Ирина и остальные заранее напряглись. Как представить папу Лёниным родителям? Так прямо и сказать – познакомьтесь, это мой отец Леонид Александрович? Всем же известно, что его давно нет в живых. Нет, неприемлемо. Сам же Лёня был сторонником правды:

– Давайте всё моим родителям объясним как есть, всё равно же придется.

– Ладно, Лёнь, вот ты этим и займись, введи их в курс дела, только заранее, а не на самом празднике, – соглашалась Ирина.