Голые среди волков

Оставив Пиппига, он ушел в канцелярию.

Пиппиг грустно посмотрел на дверь. Ему было ясно: Гефель трусил! В Пиппиге поднялась волна негодования и презрения. «Ладно, если он трусит и не желает рисковать, я сам позабочусь о безопасности малыша. Его надо убрать из склада, причем – немедленно. Если спрятать мальчонку в другом месте, Гефель уже не будет за него отвечать». Пиппиг озабоченно засопел.

Куда же деть ребенка? Сейчас он еще не знал, но это нисколько не меняло его решения. «Надо посоветоваться с Кропинским, что-нибудь придумаем!»

Нелегко было Гефелю так круто обойтись со славным Пиппигом, и он знал, что тот о нем думает.

Одно слово – и Пиппиг все понял бы. Но этого слова нельзя было произнести.

Позже пришел Кремер. Он отошел с Гефелем в угол склада.

– Этап уходит во второй половине дня.

– У меня уже есть список, – кивнул Гефель.

– Ну и как? – спросил Кремер.

Гефель смотрел мимо Кремера в окно.

– Что «ну как»? – спросил он и пожал плечами. – Ребенок, конечно, уедет.

Почувствовав в голосе Гефеля горечь, Кремер дружески сказал:

– Я ведь не изверг, Андре, но ты должен понять…

– А я, по-твоему, не понимаю? – Голос Гефеля теперь звучал почти враждебно.

Кремеру не хотелось спорить, однако он должен был проявить твердость, как бы это ни было мучительно для него самого. Поэтому он молча кивнул, протянул Гефелю руку и сказал примирительно:

– Я не стану больше с этим возиться, так и знай! Теперь все в твоих руках.

Он ушел.

Гефель мрачно смотрел ему вслед. «Теперь все в твоих руках!» Устало направился он в дальний угол склада. Мальчик сидел на шинели и забавлялся «цветной картинкой» – старой игральной картой, которую принес ему Кропинский.

Тот примостился здесь же на корточках. Увидев Гефеля, он с благодарностью взглянул на него. Гефель сдвинул шапку на затылок и провел рукой по лбу.

Ребенок уже привык к нему и улыбнулся. Но Гефель был необычно серьезен. Мельком взглянув поверх головки мальчика, он заговорил с Кропинским тоном, который ему самому показался чуждым:

– Ты отнесешь ребенка поляку.

Кропинский, казалось, не понял его, и Гефель резко добавил:

– Поляк сегодня уйдет с этапом.

Кропинский медленно поднялся.

– С этапом?

Гефель уже не мог совладать с охватившим его раздражением, ему хотелось как можно скорее поставить точку на этом деле.

– Что тут особенного? – накинулся он на Кропинского.

Кропинский машинально закивал головой. В этапе действительно не было ничего особенного. Но почему Гефель говорил с такой злобой?

– Куда этап? – спросил Кропинский.

Лицо Гефеля еще больше помрачнело, и он грубо ответил:

– Тебе какое дело? Делай, как сказано.

Глаза Кропинского широко раскрылись. Берген-Бельзен! С его губ уже готово было слететь слово протеста, но он промолчал и только смотрел с растерянной, безнадежной улыбкой в нахмуренное лицо Гефеля. А тот, боясь поддаться слабости, прикрикнул:

– Унеси ребенка, пока не пришел Цвайлинг, и…

Кропинский опустился на корточки, осторожно забрал у малыша «картинку», сложил ее вдвое и взял ребенка на руки. Когда он уже собрался идти, Гефель погладил мягкие волосики ребенка.

Лицо Кропинского просияло надеждой, он одобрительно закивал Гефелю, и в его голосе прозвучала мольба.

– Хорошо посмотри малютка! – нежно произнес он. – Такие красивые глазки, и малый носик, и малые ушки, и малые ручки… Все такое малое…

У Гефеля стеснило грудь. Как бы прощаясь, он нежно погладил ребенка по голове, медленно опустил руку, словно завешивая покровом лицо мальчика, и сказал протяжно:

– Да, да, маленький еврейский ребенок из Польши…

Кропинский оживился.

– Что значит ребенок из Польши? – сказал он, качая головой. – Дети есть на весь свет. Надо любить дети и защищать.

Измученный Гефель выругался:

– Черт побери! Да не могу я иначе! Кремер сказал мне… он требует, чтобы ребенка…

У Кропинского заблестели глаза, он решительно перебил Гефеля:

– Ты не слушай Кремер. Кремер крутой человек. Ты смотри на Красная армия. Идет все ближе, ближе, и американцы тоже. Что потом будет? Еще две недели, и фашисты все вон, и мы свободны… и малютка.

Гефель до боли стиснул зубы. Он уставился перед собой бессмысленным взглядом. Очнувшись наконец, он махнул рукой, словно отбрасывая все сомнения.

– Я передумал, – совершенно другим голосом сказал он. – Сейчас нельзя нести ребенка к поляку. Что он будет с ним делать? Когда отправляют этап, там черт знает что творится. Подожди часов до двух.

Кропинский облегченно вздохнул.

Тем временем Кремер отправился в лазарет. В одном из помещений его ждали шестнадцать человек, отобранные в команду. Они еще не знали, зачем их вызвали. Это должен был сообщить им Кремер. Он поспешно вошел в комнату и начал без обиняков:

– Товарищи, с нынешнего дня вы числитесь в санитарной команде.

Санитары с любопытством обступили его. Он знал их всех. Они были молодые, смелые, надежные товарищи и в лагере находились давно.