В злом

– Если будешь, давай быстрей.

– Не, не буду, – решила Рита. – Ты на кухню? Спроси у Тайки.

– Не буду, она вечно телится по полгода. Я лучше волосы посушу. Есть фен?

– Точно, извини. Вон, в том шкафчике.

– Спасибки.

Галя опять скрылась в ванной. Рита побрела одеваться. Прителепалась Тая и стала возиться рядом. Рита опрокинулась спиной на кровать и поднесла к глазам смартфон. Было четыре пятнадцать утра. Рита скопировала сообщение, присланное организатором, в новую эсэмэску, дождалась, когда часы показали «4:20», нажала конвертик и тут же отправила тот же текст по другому номеру. Она посмотрела на подруг: они тоже отправляли эсэмэски своим подопечным.

– Звонить? – спросила Рита.

– А как договаривались? – напомнила Галя.

– Что напишу.

Галя показала мимикой: так какие, мол, могут быть вопросы?

– Ну, не знаю, – с сомнением проговорила Рита.

– Придут, не парься.

Рита задумалась:

– Странно всё это.

– Так, давай не тормозить, пошли, нам шкондылять полчаса.

– Я такси вызову.

– Ммажорка, – с уважением прокомментировала Тая.

– Пока оно приедет, мы опоздать можем, – возразила Галя. – Нельзя, чтобы дети раньше нас пришли.

На странице приложения значилось: «Водитель Замир. Ожидайте прибытия через 23 минуты».

– Двадцать три минуты, – упавшим голосом прочитала Рита. – Ладно, айда жопы морозить.

Девчонки обулись, надели куртки (Рита выбрала свою особенную с перешитым передним карманом) и вышли из квартиры. Рита повернула ключ и сунула в карман. Проверила, на месте ли телефон. Заметила, что на экране высветились два ответных сообщения: «Иду» и «Я вышел».

Было свежо, но сухо. Абсолютная тишина городской окраины умиротворяла и пугала одновременно. Подруги тоже вели себя встревоженно и осторожно. По дороге почти не разговаривали, озираясь и держась в тени. Рита представляла, как в свою очередь разбуженные и взбаламученные ею школьники пробирались по спящим домам к выходу и уходили в ночь. В эсэмэсках организаторы советовали им с шумом захлопнуть двери, чтобы перепуганные родители проснулись и начали их искать, ничего не понимая. До этого в закладах им были переданы новые сим-карты, так что дети оставались на связи со своими кураторами, не опасаясь лишних звонков. Покинув дома, школьники одиноко брели по тёмным улицам на встречу с друзьями по переписке, доверяя жизни неизвестно кому, пытаясь тем самым как-то повлиять на не устраивающую их действительность.

– Похоже, первые, – сказала Галя, вглядываясь во тьму, – сядем на остановочной.

– У всех на виду? – перепугалась Тая. – Как на витрине!

– Трое – уже толпа. Не прицепятся. А вот мелким, зато, так проще будет.

Они пошли. От лавочки в стеклянном коробе остановки осталась лишь одна длинная жердь. Девчонки сели на неё, прижавшись друг к дружке. Долго ждать не пришлось, послышались шаги, сопение, и кто-то неподалёку громко высморкался. У Риты на телефоне загорелось сообщение: "Я пришёл". Она поспешила к нему под фонарь:

– Давид? Привет. Всё нормально? Как ты?

– Здравствуйте. Да, всё норм.

В течении нескольких минут подтянулись остальные ребята. Обошлось без эксцессов, все выбрались из домов, не вызвав подозрений или погони.

До заброшки пришлось ещё идти минут двадцать. Школьники молчали. Галя сказала пару слов про китов, какой это страшный диагноз для планеты, когда столь красивые и крупные звери в отчаянии выбрасываются на берег. Типа, у них не осталось инструментов воздействия. Какими бы киты ни были большими и умными, единственным средством достучаться до жадных взрослых людей остался акционизм, трагичное концептуальное искусство, когда сам художник становится частью проекта. Пусть печального, но зато громкого, мимо которого уже никому не удастся проскочить.

Возле заброшки их встретила Юля, помощница Хабировой.

– А тётя Ася где? – спросила Галя у неё.

Юля показала глазами на заброшку. Хабирова стояла на балконе на третьем этаже с фотоаппаратом и разговаривала по телефону. В пять утра. Рита сказала своим:

– Это Юля, наш куратор. Она скажет, что делать.

Школьники кивнули. Рита оставила их и пошла к чернеющему входу, перед которым кто-то разобрал бетонную лестницу, взобралась по торчащим арматуринам в подъезд и определила, где лестничный пролёт. На выщербленных ступеньках, поднимаясь на третий, она включила видеосъемку на своём смартфоне и сунула его в специальный нагрудный карман куртки. Линза камеры оставалась едва прикрытой свисающим клапаном кармана, так что телефон оставался почти не заметен. Рита пересекла засыпанную стеклянными осколками комнату, вышла на балкон и облокотилась на тонкое ограждение рядом с Хабировой.

Внизу, на асфальте бывшей парковки, жирной белой линией был нарисован многометровый силуэт кита, слегка светящийся в отблесках фонарей.

– Ого, – оценила Рита. – Вы нарисовали?

Хабирова быстро взглянула на неё и подняла фотоаппарат, прицеливаясь.

– Нет, – ответила она. – У Юли подопечная в художке учится.

Юля тем временем согнала школьников в центр «кита». Хабирова рукой показала им, куда подвинуться. Когда место определили, Юля положила всех спиной прямо на асфальт. Те слушались. Тёмная клякса лежащих вповалку детей расплылась по серому фону.

Рита ухмыльнулась:

– Кровоточащее сердце?

Хабирова щёлкала затвором.

– Навроде того.

Рита заметила:

– Асфальт синеватый.

Хабирова парировала:

– Ничего страшного, контур же белый.

– Может, залить асфальт кое-где белилами?

– И так сойдёт, – отмахнулась Хабирова, но вдруг выплеснула: – Долбаный Оке Ан со своими «синими китами», всю концепцию нам заруинил, гад! Хотя, пусть. В ноябре снежок выпадет, будем ногами китов вытаптывать – никто не ошибётся с цветом.