Бабайка

К дивану подошли два человека. Были они плечисты, высоки, одеты в фиолетовые цвета, но кожа их отливала красным.

– Можете говорить, – кивнул председатель.

И тут я узнал их. Это были те самые копьеносцы, что нападали на сударыню черепаху.

– Он сильнее, чем кажется, – сказал один из них.

Черепаха кивнула вроде как сама себе.

– И он готов ответить за того, с кем шёл, – сказал второй.

И они замолчали. Все смотрели на них, а они и не думали говорить ещё что-нибудь. Стояли себе с видом невозмутимым, словно их происходящее вообще не касалось.

– Это что… всё? – спросил наконец председатель.

– А что ещё? – ответил вопросом на вопрос первый краснокожий.

– Разве этого мало? – добавил второй.

– Да, – сказал Лю, – это немало. Это очень даже немало.

– Разве что… – начал было первый и замолчал.

– Что? – тут же цепко спросил председатель. – Что именно?

Первый посмотрел на второго, тот еле заметно покачал головой отрицающе. Первый, не отводя взгляда от товарища своего, прищурил напряжённо глаза, словно усилие какое-то делал. Второй пожал плечами.

– Может, мы и ошибаемся, – сказал первый неуверенно. – Может, нам просто показалось.

Председатель нетерпеливо дёрнул головой.

– Он может убить.

Второй досадливо повёл плечами, но ничего не сказал.

– Хорошо, – сказал председатель. – Ещё что-нибудь?

– Нет, – сказал второй быстро и твёрдо.

Председатель развёл руками.

– Ну, на нет и суда нет, – сказал он. – Следующий!

– Следующего придётся немного подождать, – сказал Лю.

– А что такое? – поинтересовался председатель.

– Он вспоминает, – пояснил Лю.

– Вспоминает? Ах да… – председатель почесал в замешательстве переносицу. – Перерыв! – объявил он после недолгого раздумья и направился к стойке. Выпить кофе, надо полагать.

Подошла официантка, забрала пустую и поставила передо мной полную чашку и вазочку с печеньем. Что значит – вспоминает, думал я, прихлёбывая помаленьку чай и таская из вазочки вкусное печенье.

«Мне было пять лет», – сказал Санька. Мы сидели у него дома – играли в солдатиков. «К нам в гости какой-то дядька пришёл. Чё-то они там с отцом разговаривали, и дядька говорит – дурак ты, Володя. А я ему говорю: дядя, вы зачем папу дураком называете? А он смеётся и говорит – потому что папка твой дурак. А отец молчит, на меня смотрит и улыбается. Ну я этому дядьке сказал: дядя, наклонитесь, пожалуйста. Он наклонился, и я ему как кулаком по носу дам».

И мы стали играть дальше.

А потом дядя Володя с тётей Томой развелись, потому что дядя Володя попивал.

– Добрый день!

В дверях стоял мой безымянный проводник по оранжевому миру и широко улыбался. Был он весь такой празднично оранжевый в этой фиолетовой кофейне, приятно посмотреть на него было, и я тоже невольно заулыбался в ответ.

– Добрый-добрый, – улыбаясь, отвечал ему бармен, и все вокруг смотрели на оранжевого человека и тоже улыбались.

– Если бы вы знали, как приятно вспомнить своё имя, – говорил он, усаживаясь на диван. – Вам не понять, как это приятно. Привет, дружище, – хлопнул он меня по плечу.

– Здравствуй, – сказал я.

Значит, всё-таки есть у него имя.

– Мы слушаем вас, – сказал председатель. Он, пожалуй, был единственный, кто не улыбался.

– Он мне понравился, – заявил мой оранжевый товарищ, принял из рук официантки чашку с кофе и сделал глоточек. – Не жалей сахару, дорогая, – сказал он официантке.

– Сейчас я принесу сахарницу, – сказала та, улыбнувшись смущённо.

– И бисквитов!

– Что еще вы добавите к сказанному вами? – порушил обозначившийся флирт председатель.

– Ничего, – легко сказал оранжевый.

– Как это ничего? – председатель по-моему даже растерялся слегка.

– А что тут можно добавить? – улыбнулся оранжевый. – Он сделает из своего сына хорошего человека, будьте покойны. Я в людях разбираюсь. Вы мне лучше вот что скажите… – теперь он смотрел на бармена.

– Нет-нет-нет, – покачал тот головой, улыбаясь. – Не мной назначено, не мне отменять.

– Но поговорить-то с ними можно?

– Поговорить поговорю.

– Хорошо, – всё так же легко сказал оранжевый. – Я с вашего позволения погуляю. У меня ведь всего-то до вечера времени осталось.

И ушёл.

Допил свой кофе и ушёл.