О книгоедстве

А кроме того, массовое искусство вообще порою специально низводят до полностью трафаретно праздничного уровня.

И делается это данным образом, прежде всего, как раз оттого, что именно посредством этого и можно будет достичь цели самого же искусственно облегченного восприятия всей этой нашей подчас все еще и впрямь донельзя непростой и нелегкой жизни.

Причем ее ныне столь беспрестанно стараются весьма так подсластить и весьма тщательно приукрасить.

И это при том, что народная песня, как правило, грустная, а вовсе не восторженно слащавая…

39

Причем духовный прогресс в этом вопросе во всем до чего и впрямь последовательно следует за безотказно и беспросветно низкопробным техническим развитием.

Вот чего пишет обо всем этом Иван Ефремов в его романе «Лезвие Бритвы».

«Создать, проявить, собрать красоту человека такую, чтоб она была реальной, живой, – это большой подвиг, тяжело. Проще дать общую форму, в ней подчеркнуть, выпятить какие-то отдельные черты, отражающие тему, ну, гнев, порыв, усилие. Скульпторы идут на намеренное искажение тех или иных пропорций, чтобы тело приобрело выражение, а не красоту.

А изображение прекрасного тела требует огромного вкуса, понимания, опыта и прежде всего мастерства. Оно практически недоступно ремесленничеству, и в этом главная причина его мнимой устарелости».

А ведь нет ни малейшего признака всяческой устарелости в наиболее главном сегодняшнем устремлении духовно развитых людей России и ближнего зарубежья взять да весьма деятельно переложить…

То есть всенепременно явно приноровиться, дабы пристроить все большие общественные заботы на чьи-либо чужие покатые плечи.

Во многом это вполне сродни ремесленничеству в крайне важной области сущего переосмысления самых различных аспектов бытия, и именно оно и пришло на смену всякого разного рода сомнениям, раз теперича, они нам оказались совсем не к лицу…

40

И вот, в некоем новом виде и возрождается стародавнее язычество, поскольку новая «кровохаркающе светлая нигилистическая мысль» неизменно формирует в человеке все то наиболее главное, чего в нем давно уже не было, а именно истую веру во всесильных идолов, и они точно теперь окажутся непременно живыми, а вовсе не деревянными.

И надо бы буквально так сразу отметить, что это именно те, кому немилосердно пламенно достались все бразды правления, и принялись создавать (при помощи чужих рук и таланта) весьма наглядные образы идеалистического толка ради того, чтобы полностью ведь стала очевидна вся благодатная суть их величайшего краснознаменного царствования.

А именно поэтому вся вящая монументальность и впрямь ведь востребованная от искусства этими обожествленными во плоти людьми-идолами… она-то и послужила сразу «трем богам». Во-первых, будучи таковой, она неизменно подчеркивает обещанное многолетие данной власти, пришедшей на долгие века.

Ну, а во-вторых, подтверждает ее жизнеспособность и великую мощь. А в-третьих, она еще и вызывает во всех ее подданных истинный трепет и умиленное восхищение.

41

И так уж оно и было с тех еще самых древних времен, однако привилегированная каста тогда ведь явно была довольно мала и даже, пожалуй, сравнительно незначительна.

Безмерно расширяющийся бюрократический аппарат есть самая что ни на есть неизменная часть всякого обыденного быта царства светлых и радостных обещаний совершенно иной, нежели чем она была когда-либо ранее, общественной жизни.

Однако речь тут идет не только о государстве навсегда так разорвавших донельзя сковывавшие их путы рабства пролетариев…

Конечно же, огромная бюрократическая машина была самым неизменным свойством буквально-то любой расползавшейся по швам, от края до края изъеденной коррупцией империи.

И это разве что всегда лишь предвещало ее весьма прискорбный близкий конец, а вовсе не начало того нового, никем ранее и не изведанного высокоидейного существования в далее попросту совершенно уж бесконфликтном мире.

42

Почти для любой империи мелкие ее обыватели не более чем пешки на шахматной доске необъятно широкой общественной жизни.

Новоиспеченный диктаторский режим (в нынешнем его современном виде), он-то все эти качества только лишь весьма же значительнее укрупняет, а вовсе не создает нечто новое, доселе и невиданное во всей-то вообще когда-либо имевшей место общечеловеческой истории.

А также плодит он совсем ничего не производящих (кроме той еще сущей тупой болтовни) бездельников, причем в том самом прямом и более чем безыдейном смысле!

Так что явно зазря к тому более чем недвусмысленно призывал Антон Палыч Чехов, чтобы все разом, значит, дружно взялись за физический труд…

Нет от этих горестно слащавых воззваний остались одни отчетливо пустозвонные благие намерения, но для сколь многих тогда они сколь так безвременно окончились колонией строгого режима на вширь и впрямь необъятной территории шестой части суши.

43

Диктаторский режим, сам себя объявивший всенародным под знаменем кроваво красного вероучения, плодит властвующих буквально над всяческой серой массой тупых словоохотливых дармоедов.

Причем именно так самым же естественным для него образом, то есть безо всяких мнимых извращений и отклонений от всего того, что еще изначально было ему самым что ни на есть теоретическим путем завещано великим демагогом Карлом Марксом.

То есть, в самой своей сущности всего того, что было еще изначально всецело вот более чем полноценно заложено в фундамент цветасто книжного существования всей той громогласно разрушительной да и банально лживой теории.

Ее безмерно радостное принятие на ура неизменно проистекало от одного того и впрямь ведь исключительно щедро растравленного светлыми идеями воображения.

Причем это именно то самое нелепое следование его в само небо указующему персту и вызвало сущее буйство нелепых эмоций да еще как раз-таки именно у тех господ интеллектуалов, что были вовсе не в меру возвышены всем тем донельзя же ярко искрящимся духом своим.

И это именно они весь этот мир буквально разом так захотели воинственно переиначить, и главное только-то исключительно к чему-либо наилучшему совсем ведь без крови, пота и слез.

44

Им-то самим явно уж еще показалось, что все ведь на деле исключительно просто, достаточно будет разве что сбросить с себя тяжеленные вериги беспросветно темного прошлого существования, и все ведь вскоре придет к нам само.

Ну, а в подлинном мире житейских реалий этого нет да и быть его, кстати, совершенно так вовсе нисколько не может!

Собственно говоря, сама эта их логика совсем ведь не более чем попросту сколь так наглядное порождение праздного и умиленного безделья в делах самого конкретного обдумывания всех тех весьма немаловажных и сложных вопросов всего того более чем обыденного, житейского бытия.

И, кстати, вот еще что: расположено оно гораздо уж далее всяческой дали от всех тех доподлинно настоящих потоков всяческого здравомыслящего общественного сознания.

Поскольку это именно в угаре интеллигентских дискуссий о самых различных аспектах всевозможных перемен к чему-либо и вправду несусветно лучшему сама собой разом исчезла всяческая хоть сколько-то стоящая того ретроспектива грядущей, куда только и вправду более праведной общественной жизни…

45

Все эти богоспасительные беседы носили тогда тот еще без тени сомнения самый злосчастный характер, так сказать, бескрайне умиленных светских надежд, а не до чего строго и до конца вполне выверенных логических построений.

Вот он тому до чего наглядный пример из самого окончания романа Достоевского «Бесы»:

«Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия.

Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней – это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j’aimais toujours*. Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности… и сами будут проситься войти в свиней».

    (*Пусть Россия все та же прежняя).

Интересно вот только, где это, собственно, видано…

Уж из действительно явного тут разве что то одно: нет никаких в том сомнений, что великий писатель попросту ведь без тени сомнения придался идеалистическим размышлениям, весьма и весьма бескрайне так исключительно ведь далеким от всего этого нашего истинно повседневного существования.