Валентин

– Так я планировала съесть что-то легкое, – продолжает препираться Анабель.

– В два часа ночи? Серьезно же ты намерена похудеть, – невозмутимо и безжалостно бросает наш любимый бьюти-блогер.

Я устала от их спора, а потому, взяв каждую за руку, решаю их примирить. Будто дети малые, ей-богу.

– Все-все, не спорьте. Уверена, там есть полезные блинчики из гречневой муки и всякие безглютеновые штучки, которые так любит Анабель.

Перед блинной нет очереди, и пока Анабель мучает уставшего продавца вопросами о глютене и количестве калорий, мы с Эммой терпеливо ждем.

– Мне кажется или от слова «глютен» у него начинается нервный тик? – полушепотом спрашивает она.

И это действительно так, он смотрит на Анабель как на раздражающего ребенка, который ничего не смыслит в еде. Морщины у него на лбу становятся все глубже и глубже, а брови ползут вверх и доходят до самой линии роста волос… стоит отметить, что голова у него лысая!

– Конечно, он сидит и думает: «Я француз, я на девяносто процентов состою из глютена! Круассан, багет и креп! – шучу я. – О чем говорит эта ненормальная?»

Эмма тихо посмеивается и добавляет гнусавым голосом:

– «А оставшиеся десять процентов – это вино!» – Ее указательный палец тычет в темное беззвездное небо, а на лице такая беззаботная улыбка, что хочется даже сфотографировать. Есть уютные, комфортные люди, и Эмма для меня именно такая.

– Ох уж эти клише, – покачивая головой, говорю я.

– Но они весьма правдивые. – Эмма поигрывает бровями и тут же добавляет: – Кроме единственного! Беретов.

Глядя на то, как на балконе первого этажа, забыв обо всем на свете, целуется парочка, я цокаю языком и отвожу взгляд.

– Это пока мода не вернулась. Но береты уже подкрадываются к нам! – сообщаю я, а у самой от увиденного счастья становится немного тоскливо на душе. Хочется почувствовать теплые губы и спрятаться в этом мгновении от всего мира.

Эмма тем временем наигранно накручивает локон на палец и, не замечая перемены в моем настроении, продолжает:

– О-ля-ля, наконец мы станем настоящими француженками!

Она так смешно кривляется, что я не выдерживаю и смеюсь в голос. Как же мне нужен был такой вечер! В компании родных людей, с которыми пребываешь на одной волне, когда можно шутить и говорить все, что вздумается. И когда одиночество и тоска отпускают.

– Мадемуазель! – неожиданно гремит мужчина в крепри, и Анабель съеживается под его грозным взглядом. – Я не знаю калорийность каждого блюда. И нет, это не входит в мои обязанности.

Мы с Эммой переглядываемся и еле сдерживаем рвущийся наружу смех. Анабель, потупив глаза, наконец заказывает:

– Креп из гречневой муки с семгой, будьте добры. – Она смущенно улыбается своей обворожительной улыбкой. Но мужчина на это не клюет.

– Следующий, – рявкает он, явно молясь про себя, чтобы новая клиентка не подсчитывала калории. Мы буквально подлетаем к стойке.

– Два крепа «Четыре сыра», будьте добры, – быстро бросает Эмма, и его плечи расслабляется, а с губ срывается вздох облегчения. Анабель доведет до седьмого каления кого угодно. Талант!

– Мне нельзя пить больше двух коктейлей, – вдруг шепчет мне на ухо лучшая подруга. – В голове появилось навязчивое желание позвонить твоему брату и попросить его приехать.

Это настолько неожиданно, что мне приходится прикусить губу и изо всех сил сохранять невозмутимый вид. Тот факт, что я тоже выпила гораздо больше двух коктейлей, не помогает от слова «вообще».

– Не смей смеяться, – отчитывает меня Эмма.

Я направляю все свое внимание на мужчину, который жарит нам огромный блин и посыпает его сыром. На стойке лежит несколько визиток, на которых рекламным шрифтом из нулевых написано:

«Бретонские крепы, почувствуй вкус настоящей Франции!»

– И не смей делать вид, что приготовление блинчиков столь залипательное занятие! – пыхтит моя лучшая подруга.

– Я? Даже и не думала. – Вот только мне никак не удается скрыть глупую улыбку. Миссия «Оставаться невозмутимой» с треском провалена.

Эмма пихает меня в бок.

– Только не смей рассказывать об этом своему братцу, – предупреждает она и воинственно тычет меня пальцем в грудь.

– О чем именно? – хлопая глазами, переспрашиваю я. – О твоем навязчивом желании заняться с ним сексом?

Подруга в шоке смотрит на меня и громко шикает, с подозрением поглядывая на Анабель. Последняя с довольным видом сидит на лавочке и уплетает за обе щеки свой огромный гречневый блин.

– Анабель нас не слушает. Ее не интересует ничего, кроме крепа, – беззаботно отмахиваюсь я. – В любом случае Поль абсолютно точно чувствует то же самое. Так что звони, я возьму астролога на себя, и мы в одно мгновение исчезнем из твоего жилища.

Лиловая челка Эммы попадает ей на глаза, и она сдувает ее с лица.

– Я не хочу заниматься сексом с твоим братом! – сквозь зубы шипит она. – Как тебе такое могло прийти в голову?

Складываю руки на груди и постукиваю пальцами. Весь мой вид говорит: «Расскажи об этом кому-нибудь другому».

– А зачем тогда звать его в два часа ночи? – елейным голоском интересуюсь я.

– Ну, знаешь ли… – Ее щеки покрываются румянцем, а зеленые глаза смотрят куда угодно, только не на меня. – Почему сразу секс? Куда пропала, черт возьми, романтика?

Я приподнимаю бровь:

– Романтика?

– Да, именно! Романтика! – возмущается она. – Что, если мне хочется погулять с ним по ночному городу?

– Держась за руки? – саркастично уточняю я, чем злю Эмму еще больше.

Подруга стреляет в меня взглядом:

– Именно, Полин. Держась за руки! Ловя смущенные взгляды друг друга и разделяя неловкий смех. И быть может, на одном из мостов мы остановимся и будем смотреть, как огни города переливаются в водах Сены и… – Она запинается, голос стихает до едва уловимого шепота. – И он возьмет мое лицо в свои ладони, наклонится и поцелует меня. – Эмма опускает взгляд. – Знаешь, как бывает в книгах, – заканчивает она с грустной ноткой в голосе.

До чего же она романтична, ей бы самой писать такие книги! У меня даже сердце екнуло от такой картинки.

– Думаешь, так бывает в реальной жизни? – тихо спрашивает Эмма.

Я точно не тот человек, которому стоит задавать подобные вопросы. Ведь я отвечу категорично: «Нет». Любви, что описана в книгах, не существует в реальной жизни. В реальности мужчины нарушают свои обещания и вообще далеки от той идеальной картинки, которая изображена в романах. Но, глядя в глаза лучшей подруги, я не решаюсь своей резкостью разрушить ее воздушный замок. Могу, но мне не хочется этого делать. То ли алкоголь пробудил во мне романтическую сторону, которая обычно дремлет где-то глубоко, то ли вера в Поля… Сколько лет он тайно в нее влюблен? Пять точно. Возможно, ради нее он и станет тем самым идеальным книжным героем?

– Если хочешь позвонить ему, то почему не звонишь? – шепчу я вместо ответа.

– Потому что знаю, каково это – потерять лучшего друга, – отзывается она. – История повторяется…