Моя летняя ночь

– Ты хоть знаешь, сколько стоит ребенка вырастить? Одни пеленки чего стоят, памперсы, смеси разные, лекарства. Я уже молчу про садики и школы.

Окси поправляет свою светлую, недавно обновленную химической завивкой, шевелюру, разливая кипяток в кружки.

– Я справлюсь. И родители помогут. Я все им объясню.

А что мне унывать? Не выгонят же они меня из дома? Я не просто так залетела. Я залетела, потому что хотела этого. Мне это нужно.

– Все лучше, чем без ребенка остаться. Вот у тебя двое бегают, и ты счастлива.

Оксана родила в восемнадцать. И ничего, живет вот уже три года с мужем и двумя малышками. Оленькой трех лет и Мишенькой, которому сегодня как раз полгода исполнилось.

– Так у меня Валерка есть, – она заботливо кладет на мое блюдечко большой кусок торта, покрытого арахисом. – Он зарабатывает, пока я в декрете сижу. А тебя кто кормить будет? Ты еще даже медучилище не закончила. А вот как ты его заканчивать собралась? С пузой будешь на сессии ходить?

– Оксана, не надо готовить меня к худшему, – прошу я, не желая сбивать позитивный настрой.

– И Леха твой козел, каких мало. Притащился со своей Москвы, ребенка тебе зарядил и свалил. Наверняка его там баба ждет. А тут он развлечься решил, с симпатичной провинциалкой. Ну как тебя угораздило то?

– Ты же знаешь, что я сама хотела!

Начинаю раздражаться от исходящего от подруги негатива. Почему все нужно воспринимать именно так? Тем, у кого дети есть никогда не понять страдания людей, лишенных этого счастья.

– Ну ладно, знаю я, – соглашается подруга, усаживаясь, наконец, за стол. – Но на алименты ты все равно подай. Он наверняка зарабатывает неплохо. Деньги лишними не бывают.

– Ни в коем случае. Он не знает ничего. И не узнает, – отрезаю я. – Это мой ребенок.

Я не рассказываю ей, что Леша звал меня с собой. Я не отношусь серьезно к его предложению. Он просто вину свою почувствовал, вот и решил меня к себе пригласить. А узнает, что я беременна, пошлет меня куда подальше. Я просто не буду приезжать на дачу, когда он будет там. Это не сложно. Он приезжает раз в несколько лет. И вообще, лучше совсем туда ездить не буду, чтобы никто ничего не смог заподозрить.

Родителям рассказываю только на пятом месяце, когда скрывать живот уже не получается. Папа расстроен, но не ругается. Мама всплакнула, но поддержала меня. Сестра Сонечка ждет, когда ребенок начнет шевелиться. Я умалчиваю о том, что ребенок не один. На втором месяце меня ошарашили новостью о двойняшках. В тот день я немного расстроилась, двоих тяжело будет одной растить. Но потом заела грусть тортиком и сообразила, что двое лучше, чем один. Вот бы еще разнополые ребята родились, сразу девочка и мальчик, и будет мне счастье.

Большую часть стипендии откладываю, мне пригодится на будущее. Предстоит немало растрат. Родители тоже начали откладывать деньги. Подумывают продать дачу, но я решительно против этой затеи. Мы обязательно справимся. Когда есть поддержка, все становится проще.

Леша иногда звонит, бередя мне душу. Неизвестно, откуда у него мой номер, мы не обменивались контактами. Но трубку беру, а то заподозрит что-нибудь неладное. Мне приятно думать, что парень по мне скучает. Только вот гормоны зашкаливают, и пару раз я разревелась в трубку, так что пришлось скинуть вызов. Он перезванивал, но я не стала брать, потому как ревела взахлеб.

Папа порывается ехать в Москву и серьезно поговорить с этим «кутилой». Опасаюсь, он вполне может это сделать, так что слезно отговариваю родителя. Леша не виноват. Он не готов к этому. У него, наверняка, есть девушка, с которой он создаст семью, когда будет готов.

Ну вот, снова реву, а ведь обещала обойтись без слез. Ох уж эти гормоны.

А еще баба Марина позвонила. Просит приехать поставить ей укол и капельницу. Спину прихватило. Показываться ей нежелательно. Но и отказать в помощи сердце щемит.

Так что одеваю теплую тунику, скрывающую живот и еду к старушке.

У них трехкомнатная квартира в новостройке, недалеко от центра города. Я уже бывала там пару раз, так что дорога мне знакома.

Бабушка Леши встречает меня двигаясь медленно, но с улыбкой. Мы с ней друг другу нравимся. Процедуры длятся недолго, так что через полчаса я уже надеваю зимние сапоги и натягиваю шубку, которая еле сходится на животе.

– Анечка, это Лешин?

Останавливаюсь в раскрытых дверях, сжимая с силой дверную ручку.

– Нет, баба Марина. Это не его, – кладу руку на живот, пытаясь защитить своих малышей.

– Врешь, – старушка видит меня насквозь, и я опускаю голову, – Лешин. Так я и знала. Вот же мелкий гаденыш!

Баба Марина вскидывает руки, и мотает головой.

– Баб Марина, вы не волнуйтесь. Мне от Леши ничего не нужно. Не переживайте, – улыбаюсь, не хочу, чтобы старушка нервничала.

Но тут из зала в коридор выходит дед Вася, и по его лицу я понимаю, что он все слышал.

– Я притащу его сюда за уши! – кричит старичок, ища что-то глазами.

– Не надо! – кричу я, потому что дед Вася уже берет мобильный телефон и я точно знаю, кому он собирается звонить. – Пожалуйста, не говорите ему ничего. Прошу… он ничего не знает! У него своя жизнь, а у меня своя.

И я выбегаю из квартиры, стараясь держать голову ровно, чтобы слезы не пролились из глаз.

Ну и пусть. Старички позвонят ему. Что он сделает? Сдалась я ему со своими детьми. Я сама практически затащила его в свою кровать. Он не виноват в том, что я решила сделать его отцом.

***

Вечер проводим с Коршуном в кафе, из смотрового окна которого виден берег моря. Последнее время зачастили сюда. А что еще делать в Крыму? Нас, наконец-то стали выпускать из части по вечерам. Даже в штатской одежде. Кормят прилично. И выпить можно. Не злоупотребляем, но пара бокалов светлого разливного – это святое. Миха счастливо болтает со своей Ритой, а как только заканчивает разговор, возвращает на лицо страдальческое выражение. Он все еще чувствует вину перед женой за первую брачную ночь и за то, что в первые месяцы после родов не может быть рядом. Страдания Коршуна передаются и мне, ведь моя рука тоже тянется к мобильнику в надежде, что Анюта ответит. Но я подавляю это желание.

Она не ответила на три моих последних звонка и несколько сообщений. Хочет дать понять, что между нами ничего нет? В общем, она права. Между нами, и правда, ничего нет. Русалка украсила неделю моего пребывания в гостях у стариков и на этом все. Но вот проблема – она никак не выходит из моей головы. Ни эта неделя, ни девушка с которой я провел ее. Я был бы рад сейчас услышать ее голос. Или хотя бы на фотку посмотреть. Но девушка удалила профиль из социальной сети, что странно. Что заставило ее сделать это?

Зато Золотарева названивает каждый день. Сменил бы номер, но не могу, во всех служебных контактах указан этот. Поставил Машу в черный список, так что ее звонки меня не особо достают. Заблокировал ее во всех чатах. Я не хочу ее больше. Она опошлила все, что я к ней испытывал. Я не думаю больше о ней. В моих мыслях совершенно другая девушка. Как же хочется прикоснуться к ее тонкой коже. Черт!

– Думаешь, она меня простит?

Вопрос друга застает меня врасплох.

– За что?

– Ты знаешь! За то, что сделал, за то, что сейчас она одна!

Генеральский сын выпячивает голубые глаза. Да, я знаю. Ему не удалось справиться со своей экспрессией, отчего Рита пострадала. Никогда не мог понять, как можно так поступить с девушкой. Но… такие уж у меня друзья.

Большие губы Мишеля кривятся от неудовлетворенности. Не могу себе представить, как ему хотелось бы сейчас быть рядом с женой и их маленьким птенцом. Вчера вечером он болтал без умолку о том, как закроется с мелким в комнате и не пустит туда никого, пока сам ни навидается. Даже показывал на примере подушки, как научился укачивать грудничков. Укачивал, пока сам не уснул. Мы с парнями чуть от смеха не умерли, потому как кудрявый еще и песни пел, а это вообще не его. В общем, нарисовали на подушке детское лицо и сунули ему под мышку. Коршун все утро с ней общался, уговаривал поесть. Беспокоит он меня, не свихнулся бы.

– Я думал, вы уже помирились. По-моему, она уже отошла.

Стараюсь успокоить друга, но сам себе не верю. Я на месте Риты бежал бы от этого человека. Но женщины странные существа. Вот взять хотя бы Тину. Она смирно сидит в доме Романова и выполняет все его команды, как дрессированный пес, как не жалко говорить об этом. И это при том, что Юран озверел в конец, когда вывез ее в лес. Насколько лояльна жена Коршуна, я не знаю. Я мало с ней общался. Да и Коршун не такой, как Романов. Юран умеет управлять людьми, это в нем заложено природой. Он может вселять страх в людей, если хочет этого. Даже мне, натренированному со всех сторон бойцу элитного спецподразделения иногда хочется сжаться под его взглядом. Особенно, когда друг разъярен внутри, а внешние проявления эмоций напрочь отсутствуют. Коршун же не умеет управлять эмоциями. Вообще. Никак!

– У нее швы улеглись уже?

Мишаня был не слишком аккуратен в первую брачную ночь, и у Риты началось кровотечение. Я сдавал дня нее кровь, у нас одна группа. И хоть травма не дала о себе знать при родах, я могу предположить, что ее организм еще не до конца восстановился.

Друг кивает в ответ на вопрос. Вижу, как по его лицу пробегает боль от содеянного. Видимо, не смотря на прошедшее время, он еще не справился с тем, что натворил.

– Она пока с отцом. Тот специально вышел в отставку, чтобы быть рядом. У меня уже все тело зудит, в голове только они. Не могу тут сидеть. Никогда так не хотел свалить со службы.