Безымянные могилы. Исповедь диверсанта. Италия

– Проклятье, просто сделай это, Миша! Потом все объясню.

Спустя два часа мужчины вернулись в автомобиль и направились к шоссе М25.

– Что-нибудь бросилось тебе в глаза?

– Мэнни, я право не знаю, что и сказать. Я до сих пор не могу взять в толк, чего ты от меня хочешь.

– А ведь когда-то, ты был одним из тех, кто учил меня диверсионным работам.

– Не совсем так. Я учил тебя приемам оказания психологического давления на противника.

– Вот именно, Миша. До тебя еще не дошло, что у меня на уме?

Хмурое лицо Розенблюма в миг прояснилось.

– Подавление воли и психический дисбаланс! Бог мой! Как же я сразу не догадался? Штази!

– Наконец-то…

– Давай вернемся? Я еще раз все осмотрю.

– Нет необходимости. Довольно того, что я увидел.

– Почему ты сразу не поделился своими подозрениями?

– Потому-что в такие моменты решающее значение имеет непредвзятое мышление. Знай ты заранее, смотрел бы на вещи субъективно.

– Ты не перестаешь удивлять меня, сынок, – с нежностью в голосе произнес Розенблюм.

– У меня были хорошие учителя.

– Не утруждайся. Твоя лесть застревает у меня в ушах. На этот раз я оказался совершенно бесполезен.

– Посмотрим каким буду я в твои года. Если, конечно, доживу до них.

– Заткнись, парень! Лучше расскажи мне, что обнаружил.

– В гостиной картина перекошена, а телевизионный кабель вытащен из разъема и валяется рядом с телевизором. В спальне аккуратно подпилена ножка кровати, на простыни рассыпано нечто похожее на соль, а будильник заведен на девять. Мыло лежит на бортике ванной, а в мыльнице вода. В уборной не смыта моча. Дверца холодильника в кухне и вовсе была приоткрыта.

– Господи! Как ты подмечаешь подобные детали?

– Справедливости ради, я и сам довольно щепетилен в быту, поэтому было не так уж и трудно. Разумно предположить, что многое могло ускользнуть и от моего внимания.

– Достаточно того, что ты мне озвучил. Все это, мягко говоря, очень не похоже на Джошуа.

– Особенно писать в унитаз после смерти, не правда ли?

Михаил Розенблюм оторвал взгляд от дороги и изумленными глазами посмотрел на Эммануэля.

– Так значит, они были там…

– Верно, прошлой ночью. Они не знают, что он умер. И это дает нам преимущество. Теперь остается понять, как его использовать.

– Если они не знают, следовательно, мы можем заключить, что они не причастны к его смерти. Мэнни, ты все еще настаиваешь на том, что Джошуа не покончил с собой?

Поняв по лицу друга, что не дождется ответа на этот вопрос, Розенблюм быстро сменил тему.

– Как же мы их проморгали? Ведь прошлой ночью за домом уже следили.

– Немцы явно занимаются этим не первый месяц и должны знать окрестности и прилегающую территорию, как свои пять пальцев. Но ребятам своим все равно устрой нагоняй.

– Можешь не сомневаться, они свое получат сполна.

Глава 3

– Мэнни, ты меня нервируешь своим молчанием. Не мог бы ты раздумывать вслух?

Михаил Розенблюм хлопотал на кухне, готовя обед для себя и своего гостя. Выудив из холодильника упаковку с бифштексами, он вскрыл её и плюхнул красное с белыми прожилками мясо на разделочную доску. Не услышав ответа на свой вопрос, он отложил в сторону блестевший полированной поверхностью нож, обернулся и взял бокал с белым вином.

– Мэнни, – снова позвал он.

Невидящий взгляд Эммануэля Стириса рассеянно переместился на голос, а затем на мясо позади его владельца.

– Говядина? – безучастным тоном спросил он, всё ещё пребывая глубоко в собственных мыслях.

– А как же иначе? Не все из нас придерживаются столь прогрессивных взглядов, как ты. Некоторые побаиваются кары господней.

– Думаешь богу мало того, что мы пережили здесь и он возьмется за наши души после смерти?

– Не богохульствуй, Мэнни! – с досадой произнес Михаил Розенблюм. – В конце концов, что нам еще остается? Да и осторожность не бывает излишней.

– Осторожность, – задумчиво вторил Эммануэль Стирис.

Сделав солидный глоток шотландского, он отставил стакан и закурив сигарету, повернулся на вращающемся табурете к своему собеседнику. Взгляд его снова стал цепким и сосредоточенным.

– Миша, Чолер когда-нибудь делился с тобой своей личной жизнью?

– Нет.

Удовлетворенный тем, что на него наконец обратили внимание, Михаил Розенблюм принялся нарезать мясо тонкими ломтями и отбивать кухонным молотком.

– Он не был женат, не имел детей и никогда не говорил с тобой о женщинах? А ведь ты был его ближайшим другом, не так ли?

– Обычно он отшучивался, когда разговор заходил на эту тему или отвечал уклончиво. Но ведь в этом нет ничего странного, учитывая факты его состояния здоровья.

– Факты, которые ты узнал не далее, чем сегодня утром. А прежде тебе не приходило в голову поинтересоваться отчего твой друг столь скрытен?

– Не все так раскрепощены, как ты, Мэнни.