Багровый дождь

– Зачем ты мне это рассказываешь? Я всего лишь разбойник. Я не рыцарь, и даже не гвардеец. Я убийца, Кион. Всегда им был. Им я родился, им и умру.

– Тогда умри с пользой, Кайл.

– Что это значит?

– У меня есть просьба. Выполнишь ее, и ты станешь тем, кем захочешь.

– А если нет? Что тогда?

– Тогда ты так и останешься жалким разбойником, который даже меч держать толком не умеет.

– Что?! Да ты хоть представляешь, сколько я тренировался?!

– Видимо мало, если я так легко тебя наказал. Да что там я… Даже те трое кабанов с топориками. Видишь? Я не первый, я и не последний. В твоей жизни больше нет смысла, поэтому я к тебе и обратился.

– Что ты хочешь от меня?

Он подошел ближе, поняв, что я согласен помогать ему. Хоть у меня и не было на то причин, но он прав. Смысл моего существования исчез, оставив лишь шрамы в моей и без того потрепанной душе.

– Я хочу, чтобы ты убил одного человека, Кайл.

– Кого?

– Себя.

Глава 4. Там ничего нет

Пути картины неисповедимы —
Она заставит плакать даже знать.
Как сделать так, чтоб стать неуязвимым?
Увы ответ нам не дано узнать.

И как ни говори и ни пиши,
Судьбы людей в руках, собой спасенных…
А вор, укрыв лицо в тени души,
Идет, чтоб стать судьбою потрясенным.
_________________________________________________________
Евгений Тольятти для романа Данила Баженова «БАГРОВЫЙ ДОЖДЬ»

1. «Редрик»

«В это время, на краю севера, жил еще один человек, потерявший всякий смысл. Редрик, так его звали, в отличие от Кайла, был не разбойником. Редрик Докерс старший. Каждый второй человек в королевстве знал эту фамилию. Один из трех сыновей главнокомандующего королевской армии и смотрителя Стоуна, мало кому так везет в жизни. Однако титул, богатство и многие другие блага, не делали его счастливым. Все далеко не так».

…

– А-а-а-а!!! Драный пес!!!

Взмах клинка прервал его. Потеряв голову, враг рухнул на сырую от дождя землю.

Шум войны постепенно утихал. Звон стали громом катался вдоль берега, оглушая живых и убаюкивая мертвых.

Я пробивался вперед, не задумываясь куда ударить, где поставить блок. Просто крушил всех, кто стоял у меня на пути, не различая никого. На войне нет друзей. Есть лишь мешки с кровью и костями, которые безнадежно падают на рыхлую землю, даже не поняв, кто вонзил в них меч.

С моего лица не сходил звериный оскал. Я чувствовал вкус крови и земли во рту. Чувствовал каждый крик на поле боя, будто сам его издавал. Чувствовал все, кроме боли.

Проткнув очередного варвара, я освободил меч от тела, пнув ему в грудь. Следом лишил жизни еще пятерых, без жалости, без каких-либо чувств, хладнокровно прервал их историю.

– Устал, кусок дерьма? – запыхавшись, проговорил мне кто-то.

Я обхватил меч двумя руками, уклонился от, казалось, точного удара секирой и рубанул по животу, словно топором по бревну. Поменяв положение рук, я вытащил клинок и, блокировав удар несущегося с целью отомстить бородатого мужика в разбитых стальных доспехах, проткнул его, оставив меч в подарок. Я стоял в куче трупов, по горло в крови, все так же сжимая зубы, судорожно оглядываясь, надеясь найти еще одного варвара. У меня это вышло.

– Я убью тебя! – кричал он, надвигаясь словно волна.

Не успел. Не успел ударить. Я оказался быстрее. Выхватил с пояса топор, увернулся, ударил и вот уже наслаждаюсь последними вздохами врага, еле держа себя на ногах. Усталый, запыхавшийся, потерявший последние силы, опустивший руки, гвардеец.

– Светает… – прошептал я, подняв голову.

В левом плече торчала сломанная стрела, пробившая наплечник. Я скинул с себя мятый нагрудник, и поплелся в сторону лагеря, надеясь увидеть там хоть одного выжившего знакомого. Перешагивая горы трупов, я поднялся с берега на скалы и, пройдя по знакомым тропам, дошел до почти пустого лагеря.

Выжившие гвардейцы тащили на руках лишившихся конечностей товарищей. Четкие удары военного кузнеца, приглушенные крики из рваных от стрел палаток, растворяющиеся в разговорах воинов стоны. Все это уже вошло в порядок вещей.

Я вздохнул полной грудью, и не спеша направился к лекарю, который судорожно метался от человека к человеку, разрываясь, пытаясь помочь. Но мое внимание привлекло чавканье из рядом стоящей палатки, что принадлежала, если не ошибаюсь, повару.

Я аккуратно открыл шторы и улыбнулся.

– Вкусно? – спросил я, испугав маленькую девочку.

На вид ей было лет восемь: худое тело, рваная, слегка большая одежда, измазанное в грязи лицо, длинные, кудрявые волосы. Она явно пробралась сюда, пока шла битва, в надежде найти еды. Что ж, у нее это вышло.

Услышав мой голос, она тут же забилась в угол и, схватив со стола вилку, направила ее на меня дрожащими от страха руками.

– Я что, такой страшный? – спросил я, разводя руками и осматривая себя.

Конечно, нет, подумаешь, что весь в крови, порезах, ссадинах… Еще и со стрелой в плече… Я не страшный, глупость какая.

– Эй, не бойся, кушай, – сказал я, протянув ей яблоко, которое она выронила.

Девочка не доверчиво посмотрела на меня, и резко выхватив его из рук, снова начала чавкать. Эта милая и смешная картина, заставила меня вновь улыбнуться. Я сел рядом с ней, облокотившись о ножки стола и выдохнув с облегчением, закрыл глаза.

Вдруг она остановилась и, переведя дыхание, заговорила со мной нежным, детским голоском.

– Тебе больно?

– М-м-м? – промычал я, посмотрев на нее с удивлением.

– У тебя стрела торчит, не притворяйся, что не больно.

– Я не притворяюсь, с чего вдруг? Просто терплю.