Машины морали, машины любви

Нэнси вежливо коснулась рукава Мо: «Мо, макаруны, – означали её жесты. – Макаруны!».

Ал ответил без тени юмора в голосе, при этом повернувшись лицом к Паоло, забавно прищурил глаз:

– Разве родители могли знать, каким мужчиной станет мальчик, который любил ломать игрушки?

Виктор широко улыбнулся и, взмахивая руками, произнёс:

– Ах! Именно я был таким мальчиком!

– Совершенно верно, – подтвердила Мо, протягивая макарун для Нэнси.

– Но как можно оценить красоту идеи, если вы не знаете её? – не унимался Виктор.

– Да, да, – подтвердила Мо.

– Очевидно, речь идёт об имплицитном знании вне вербального выражения, – сказал голос напротив Виктора.

Источником неряшливого на вкус детского, но уверенного голоса был Паоло.

– Вы в этом что-то понимаете, Паоло? – спросил Виктор.

Паоло ничего не ответил, а лишь бросил взгляд в сторону Ала.

– Правда, – ответил Ал Виктору, – понимание и красота связаны.

Ал сделал театральную паузу:

– Даже больше, эти слова означают одно и тоже. Если ты способен чувствовать красоту, значит понимаешь её. Но в то же время мало кто способен словами объяснить рассвет или закат, звёздное небо, узоры листьев и паутины, звуков мелодии.

– О! Я с вами совершенно согласен! – просиял Виктор, – Но я бы сказал, что никто не способен объяснить красоту!

– Неправда. Листья, деревья, паутина, кровеносные сосуды – всё это фракталы, – перебил детский голос Паоло.

Ал улыбнулся:

– Объяснить можно, но чувство красоты возникает раньше объяснения.

Гости оживились. Было заметно, что их внимание включилось в работу, и если до сих пор большей части компании было всё равно, то сейчас каждое ухо приготовилось. Паоло следил за Алом, Рене за Паоло, Мо за Виктором, Рейчел за Нэнси, а Нэнси за макарунами. На Майкла никто не обращал внимания, кроме Ала.

Виктор нагнетал темп:

– Но как возможно видеть идею? Вы умеете читать мысли?

– Нет, не умею, – ответил Ал.

– Что же имеется ввиду? – пёстро улыбался Виктор.

Ал выдержал паузу, во время которой подбирал слова:

– Есть такая пословица: рыбак рыбака.

Виктор искренне развёл руками:

– И что это значит?

На лице Паоло лишь промелькнула тень скрытой улыбки:

– Разве не ясно, это значит, что он и есть идея, – тихо сказал Паоло.

За столом воцарилась тишина, которую прервал уверенный голос Рейчел:

– Мемра, Маамар, Логос, Слово – творческое начало Бога. Вы бы знали это, если бы увлекались историей, – она удовлетворённо осмотрела Ала, который молча кивнул ей. – Если упростить, всё это можно назвать идеей. Значит, если Бог существует, то в первую очередь он должен быть не столько человеком, сколько идеей. Разве это не было бы самым логичным?

– Верно, – серьёзным тоном произнёс Ал. Майкл сидел в оцепенении.

– Какое удивительное совпадение! – Рейчел пристально посмотрела в глаза Майклу. Майкл молчал, в то время как Виктор собирался с силами, чтобы сложить воедино копьё слов:

– Выходит, вы и есть Бог? – спросил он, подразумевая абсурдность этого вопроса, всматриваясь в окружающих, желая обнаружить поддержку.

Ал ответил ровным тоном:

– Мемра, Логос, – эти слова мне ближе, – он посмотрел на Майкла. – Слово «Бог» в человеческом языке меньше всего вызывает понимание. Оно сродни крику, обсценной лексике без смысла. Сильная эмоция и при этом эмоция на мой взгляд пошлая и даже грязная.

– Даже так?! – с неподдельным удивлением звучал голос Виктора.

– В это сложно поверить, – сказала Мо.

– Слово «Бог» – означает создатель всего сущего, – добавил Виктор.

– Совершенно верно, – подтвердила Мо.

– И это ужасно пошлая мысль: создатель всего, словно всё могло не существовать, а Бог – мог.

Виктор не унимался:

– Но вы же видите красоту в идеях, значит, не все идеи прекрасны?

Ал отрицательно покачал головой:

– Не все мысли – идеи. Некоторые похожи на идеи, кажутся идеями, но не есть идеи.

Рейчел отодвинула чашку и включилась в разговор:

– Кажется, я понимаю. Вы не создавали вселенную из ничего, вы её выдумали.

– Точнее, открыл, – поправил Ал.

– Наподобие того, как люди открывают идеи?