Богиня

чем есть что попало,

лучше быть одному,

чем быть с кем попало».

(Омар Хайам).

…..Когда наш дом был в полном трауре, а мы с Лейлой скорбели о потере родителей, прижавшись друг к другу и целыми днями рыдая, раздался стук.

Я велела Секхет открыть дверь, ибо душа моя уже не боялась ничего, что могло бы произойти дальше.

Мне уже было всё равно, потому что мама лежала в своей комнате, и мы ждали посещения муллы.

Но это был вовсе не мулла, а приехавший из Самарканда дядя Исмаил. Я знала, что отец не поддерживал отношений со своими родственниками из Самарканда. Я предполагала, что это произошло потому, что они завидовали ему из-за того, что дедушка Кемаль доверил ведение всех торговых дел отцу, а не двум другим своим сыновьям.

Обычно родственники навещают своих родственников, однако ни я, ни Лейла не видели их ни на 14 августа – начало Рамадана, ни на 4 июля – Ночь вознесения пророка Мухаммеда к Аллаху, ни на другие религиозные праздники, тогда как в других семьях это было обычным явлением.

Я знала это по рассказам девочек, которые посещали уроки Мадины-апы.

Они хвастались своими подарками, которые родственники привозили им отовсюду: обычно это была дорогая парча, или турецкая халва, или ещё какие-нибудь восточные сладости.

Я завидовала им, потому что мне тоже всегда хотелось, чтобы наши родственники приезжали к нам и дарили изысканные подарки; мне хотелось самой путешествовать, навещая своих родственников в разных городах.

На этот раз это был дядя Исмаил и тётя Амиран, которых я видела впервые.

Я предполагала, что они узнали о нашем горе из письма дяди Махмуда, ибо других источников просто не существовало.

Дядя Исмаил оказался худым человеком с острым взглядом его чёрных глаз, которые сразу же оценили окружающую его обстановку в том смысле, что многое из того, что он видел, непременно достанется ему. Я говорю «многое», а не всё, потому что в Самарканде жил ещё второй брат отца – дядюшка Рашид со своей женой – тётей Малликой, которых мы также никогда не видели раньше.

Тётушка Амиран была довольно полной женщиной уже немолодой и чем-то напоминавшей мне мою наставницу в изучении Корана Мадину-апу.

– Бедные сиротки, – сказала она таким голосом, в котором было много неискренности.

Затем тётя Амиран бросила беглый взгляд на дом.

– О, да вы неплохо здесь жили, – вдруг сказала она, – совсем неплохо. Интересно, сколько будет стоить всё это имущество?

Я не могла понять, почему она так говорила, ведь тогда я была убита горем вместе с моей младшей сестрой Лейлой, чьи глаза вот уже почти неделю не просыхали от слёз.

– Тётя Амиран, но ведь мама умерла, – лишь смогла произнести я в своём отчаянии, – разве вы хотите продать наш дом?

Она пожала плечами:

– Я уже отправила за муллой, скоро он будет здесь. Что касается продажи этого дома и всего имущества, которое вообще-то по праву принадлежало не только вашему отцу, но и его братьям, то будет разумным продать его.

– А как же мы?

– Конечно же, я не брошу вас, – ответила тётя Амиран, скорчив жалостливую гримасу, – вы поедите со мной в Самарканд и будете жить в нашем доме.

– А что мы там будем делать? – спросила Лейла, впервые за всё время подав голос.

Её голова всё это время лежала на моём плече. В руках она сжимала платочек, который периодически прикладывала к своим ресницам. Тётя Амиран подошла к Лейле и взяла её за острый подбородок, чтобы внимательно посмотреть в её чёрные глаза.

– Вы будете работать.

– Работать?

Личико Лейлы выразило неподдельное удивление.

– Ну, да. Ведь вы же хотите вырасти, стать хорошими хозяйками и выйти замуж?

Я видела, как моя младшая сестра закивала.

– Да, тётя Амиран, хотим.

– Прекрасно. И к тому же, вы недаром будете есть мой хлеб. Итак, а теперь потихоньку собирайтесь, дорогие мои.

– А Секхет и Сулейма поедут с нами? – спросила я.

– Хорошо, пусть едут. Лишние слуги в доме никогда не помешают, хотя с ними всегда много хлопот.

….Мулла сделал соответствующие обряды, обратившись к пророку Мухаммеду. Я видела, как он был занят своим делом, что-то бормоча; я видела также бледное мамино лицо с синими кругами под глазами.

Она умерла от горя, которое было слишком большим для её хрупкого сердца.

После похорон я поднялась в свою комнату, чтобы собрать вещи. Когда я убедилась, что вокруг меня никого не было, то открыла свою шкатулку с разными безделушками. Я взяла большой алмаз, подаренный мне отцом накануне своей поездки в Китай. У него были холодные грани и гладкая поверхность.

Я спрятала свой алмаз во внутренний карман своей нижней юбки, где, как мне казалось, самое надёжное место, чтобы его там никто не нашёл и не обнаружил. В этот момент послышался зов тёти Амиран:

– Марджина! Марджина! – послышался голос тёти.

– Слушаюсь, тётушка. Сейчас иду.

– Помоги собраться Лейле. Исмаил уже собрал экипаж и ждёт нас.

– Хорошо, тётушка Амиран! – ответила я, наспех упаковывая свои узлы с вещами и пожитками.

Когда я и Лейла покинули дом, экипаж дяди Исмаила стоял уже возле самого нашего крыльца. Он был до верху наполнен нашими вещами и пожитками. Сверху прямо на узлы сели Секхет и Сулейма, а также тётя Амиран между ними.

Вдруг я заметила, как мимо нас прошла странная процессия, состоявшая из двух здоровенных рабов-парней, нёсших на своих сильных плечах паланкин.

В паланкине сидела, скорее всего, женщина, я поняла это по изысканному убранству и украшений на паланкине.

Я внимательно вгляделась в паланкин, пытаясь рассмотреть ту, которая сидела внутри.

Но я могла видеть её изящную руку, украшенную драгоценными браслетами с камнями. Я заметила, как тётя Амиран с укоризной посмотрела на меня.

– Марджина, – услышала я голос тёти, – не пристало порядочной девушке из уважаемого семейства смотреть на такое. Отвернись!