Чай был очень горячим, он буквально обжигал, но я любила халву, поэтому не могла отказаться от угощения. И потом, я была очень голодна.
Мама ласково погладила меня по голове, а мне очень хотелось, чтобы она обняла меня и приложила к своей груди, в которой билось материнское сердце. В тот день я впервые осознала место женщины и то, что мне придётся бороться за своё право быть свободной в этом жестоком мире.
Зато потом меня ждала настоящая радость – море радости.
Я до сих пор люблю бродить по восточным рынкам. Ты, словно, попадаешь в некую загадочную страну, где вот-вот откуда-нибудь вылезет джинн и, улыбнувшись, скажет тебе:
– Загадай своё желание, о, луноликая красавица, и я – старый джинн, обязательно его исполню.
Джиннов, конечно же, не было, хотя Карина рассказывала мне, будто она действительно видела джинна на рынке в Бухаре.
– И какой же он был? – спросила я.
– Точно такой же, каким описывается в «Тысяча и одной ночи», – говорила Карина.
Тогда она просто таким образом хотела привлечь к себе внимание, но по своей душевной простоте я верила ей.
Верила, потому что мне хотелось верить, ведь у меня было столько желаний, а джинны почему-то не возникали передо мной, чтобы исполнить их.
– И ты загадала желание? – спросила я.
Карина кивнула и почему-то смутилась.
– И каково же было твоё желание? – не унималась я.
– А ты никому не расскажешь?
– Нет.
Карина огляделась по сторонам, чтобы никто не мог слышать нас, затем она прошептала мне на ухо:
– Чтобы Салим посмотрел на меня, когда я буду проходить мимо.
Я знала, что Салим был сыном одного из приближённых к халифу – визиря Ибрагима Каади. Мне он не нравился из-за своего высокомерия.
Часто я видела его сквозь прорези в парандже на празднествах на дворцовой площади или в то время, когда он вместе со слугами проезжал на конях по улицам Бухары или во время шествий.
В таких случаях полагалось низко кланяться, таким образом выражая своё почтение халифу и приближённым халифа.
Джиннов я представляла себе в большой чалме и бухарском халате из красивой разноцветной парчи, перепоясанных широкими поясами.
В тот день мы с Лейлой и Сулеймой переходили от одного прилавка к другому, выбирая сладости и украшения, а джинны так и не возникали перед нами.
Было очень жарко, а под паранджой этот жар казался почти невыносимым, и я пожалела о том, что я – не маленький ребёнок, потому что девочки до десяти лет паранджу не носят.
Перед моими глазами всё пестрело и рябило, как в калейдоскопе.
Я не люблю носить паранджу, потому что считаю, что это унижает женщину, делает её заложницей собственного страха быть непринятой в обществе.
Лейла выбрала себе бусы, я же обратила внимание на браслеты тонкой работы. Они были сделаны из чистого золота с нежными рисунками. Затем я подошла к лавке, где торговали инжиром и купила несколько свежих плодов.
Корзинка Суленймы с каждым разом всё тяжелела, ведь мы складывали в неё свои покупки и приобретения.
Разумеется, скоро в ней появилась халва и шербет с орехами, свежая айва и груши.
Лейла подошла к лавке с шалями.
– Выбирайте. Это – очень красивые шали. Они привезены в Бухару из самого Багдада, – сказал торговец, нахваливая свой товар.
– Багдад – это ведь так далеко, – произнесла я.
Торговец – мужчина средних лет закивал мне:
– Да. Это далеко. Но нигде вы не найдёте такой красоты.
И он развернул перед нами несколько шалей. Я выбрала голубую, а Лейла – розовую.
Когда мы вернулись домой с корзиной, полной покупок, Секхет уже накрывала стол к обеду, и пахло пловом.
Мама позвала меня и сказала:
– Приходил господин Ибрагим Кадди – визирь халифа.
– Сам визирь? Но зачем?
Я видела, как она улыбнулась:
– Скоро вернётся отец, и ты будешь помолвлена с его сыном Салимом.
Эта новость совсем не обрадовала меня.
– Что может связывать сына такого видного чиновника с дочерью торговца?
– Ты забываешь, дорогая, что твой дед Кемаль Джелиль кроме занятием торговлей был когда-то советником самого халифа Бухары.
– Дедушка умер несколько лет назад, – возразила я.
– Но связи остались. Ты, я вижу, чем-то недовольна, – произнесла моя мать с упрёком в голосе.
– Мне не нравится Салим. Он очень высокомерен.
– Как ты можешь так говорить, Марджина! Такое уважаемое семейство почтило нас своим вниманием. Ты обручишься с ним! И с завтрашнего дня ты сядешь за вышивание своего свадебного покрывала!
Мама увидела моё удручённое лицо, и, уже смягчившись, добавила:
– Ты понравилась Салиму.
– Где он мог видеть меня? – спросила я.