Любовь перевернет страницу

Зрение потеряло свою остроту. Ничего не видя перед собой, я сосредоточился на подрагивающем голосе моей жены.

– Давай просто поговорим?

– Не могу. Мой вылет – через десять минут. Посадка уже заканчивается.

– Вера, постой! – крикнул я.

Над залитой солнцем рекой вспорхнули птицы. Шелест намокших перьев слился с негромким колыханием ветра в деревьях на другом берегу. Я почесал сморщенный лоб. В телефоне послышались короткие всхлипывания.

– Я должна идти. Поговорим, когда вернусь.

– Постой, Вера… – в запыленном отчаянием облаке слов, я искал главные. – Мы больше не любим друг друга?

– Не знаю… Я правда не знаю.

Показалось, что весь кислород куда-то исчез. Я открыл рот, чтобы взять побольше воздуха, но не мог решиться даже на короткий вдох.

– У меня сильные чувства к Герману. Я сама поняла это только вчера. Помнишь, я просила тебя помириться? Я сказала, что мне дорог твой мир, но ты не слышал меня. Если бы мы тогда просто поговорили.

– Я не знал, что сказать…

– Ну а Герман вот знал!

Голос Веры наэлектризовался. Она громко сглотнула.

– Пожалуйста, не улетай, – сказал я. – Мы же – самые близкие друг другу люди. Мы сможем все это разрешить!

– Не могу, Ян. Правда не могу.

Вера плакала, плакал и я. Слезы, громко вырывающиеся из самой глубины души, стекали по нашим лицам на разных концах провода в своем собственном ритме. Я вслушивался в звуки, влетавшие в горячее от телефона ухо, и с каждым новым слезным звуком Веры сильнее прижимал кулак к груди. Мир вокруг перестал замечать иные признаки жизни – все сосредоточилось на одном слуховом восприятии.

– Давай просто встретимся, – сказал я тихо, – давай просто поговорим вдвоем, словно никого больше не существует. Мы же – семья. Просто дай нам шанс.

– Прости, Ян, мне нужно идти.

– Не улетай, Вера. Не бросай нас сейчас…

– Я не могу. Я должна уехать и подумать обо всем.

– А как же я?.. Как же мы?

– Я не брошу тебя, не переживай. Пока ты не начнешь зарабатывать на своем писательстве, я буду помогать тебе. Я что-нибудь придумаю. Но сейчас, я должна идти.

Она запиналась, спотыкалась на каждом начатом слоге.

До меня не сразу дошел смысл ее последних слов. Я окончательно перестал понимать, что на самом деле происходило со мной в те минуты. Голова окунулась в горячий пар, и теперь уж и звуки размывались: то приглушенно позвякивали, то прерывисто вибрировали на кончиках ушей.

Я продолжал молить Веру не уезжать. Я говорил о том, что смогу помочь ей во всем разобраться, что любовь и влюбленность – ведь разные чувства. Я уже не мог контролировать слова, и им пришлось самим связываться в простые предложения, разделяющиеся моими хриплыми рыданиями. Но Вера все только повторяла: «Прости, Ян».

Она повесила трубку, я остался стоять посреди несущегося своим чередом лета, которого когда-то так волнующе ждал.

Домой я поехал тем же маршрутом, на метро. Вокруг все было по-прежнему. Люди спешили по эскалаторам, кто – вверх, кто – вниз, громко и монотонно объявлялись названия станций, ритмично постукивало железо. Я облокотился на дверь вагона и осмотрелся: да, все было как обычно. Я тоже внешне ничем не выделялся среди других людей – просто человек, движущийся в темпе скорого подземного поезда. Но чем спокойнее я стоял, тем острее чувствовалась граница между тем, что было внешне, и что – внутри.

Меня сносило с ног мощное цунами. Не жалея ничего на своем пути, оно разрушало здания, возведенные поочередно за двадцать семь лет моей жизни, покрывало водой намеченные на моем будущем дороги, окончательно убедив меня в том, насколько хрупок и беспомощен иногда человек.

Я всмотрелся в лица стоящих и сидящих рядом – спокойные, сдержанные, и мне подумалось, что спокойствие и сдержанность, возможно, были лишь маской – каждый из них мог переживать внутри себя свое собственное стихийное бедствие. Совсем как я тогда. Я не мог молчать, но и кричать не было сил. Мне было тяжело дышать, но легкие как исправный заведенный механизм наполнялись воздухом и выталкивали его из себя. Мой организм перешел в режим чрезвычайной ситуации и как-то работал сам собой. Как-то, а я лишь тонул в собственном крушении, терзающем меня от боли, которая ощущалась буквально каждой клеткой тела. Раз в минуту или две широкий кулак изнутри ударял в ребра. Гортань сдавливали холодные спазмы. Еще удар, думал я – и наступит конец, но я продолжал жить.

Вернувшись домой, я бессильно плюхнулся на кровать. Часы уже отбили шесть вечера. Я не ел, не пил с самого утра. Но это не волновало меня. С тех пор как я утром

перешагнул порог своей квартиры, меня перестали волновать эти привычные действия, я словно бы позабыл, каково это – быть нормальным разумным человеком. Так я пролежал до двух часов ночи. Глаза щипало, а мышцы лица сводило судорогой.

Приподнявшись, я достал из кармана телефон, позвонил Вере. Гудки равнодушно коснулись уха.

– Еще не спишь? – спросила моя жена негромко.

Я не успел ответить ни слова и снова заплакал. «Ну откуда, откуда у взрослого мужчины может быть столько слез?» – звенело в голове.

– Не плачь, Ян. Я тоже ничего не понимаю. Но я скоро буду дома, и мы с тобой сможем обо всем поговорить.

Услышав это, я приподнялся на локтях:

– Скажи, ты вернешься? Нет… Мы сможем все вернуть?

– Ну конечно, я вернусь! Билеты у меня уже куплены. Просто дождись меня.

Постарайся отвлечься, поспать.

– Вера, почему ты не сказала мне раньше? Почему не сказала, что чувствуешь, что что-то не так?

Она помедлила с ответом:

– Сама не знаю. Все просто обрушилось на меня вдруг. Наверное, что-то случилось между нами в начале этой зимы. Кажется, я сама запуталась…

– Знаешь, сегодня я ехал домой и думал: как люди возвращаются к нормальной жизни после пережитого цунами?

– О чем ты?

– Знаешь, иногда смотришь на человека и думаешь, что понимаешь о нем почти все.

Но ведь неясным остается самое главное из того, что надо бы знать о другом – то, что на самом деле происходит внутри него. А ведь он зачастую и сам не может объяснить себе происходящее в собственной душе.

Я облизнул губы и встал с кровати.

– Но после цунами обязательно приходят те, кто всеми силами восстанавливает место катастрофы, кто лечит раненых, кто записывает имена пропавших… Я бы хотел, чтобы мы снова стали спасателями друг для друга.

– Я тоже, – сказала Вера шепотом.

Эти два коротких слова придали мне сил, и я почувствовал ровный пол под ногами.