40 ножевых

– Так, понятно все. – Коля Ткачук моментально переместился поближе к Чеботкову, встал над ним, заблокировав все возможные пути передвижения. – Где твое шмотье, в котором ты с Шевкоплясом подрался?

– Там… – Сергей ткнул в сторону спальни, где на полу валялась куча грязного белья.

– Так, работаем по полной программе, – резюмировала Ника.

Экспресс-тест показал, что на кухонном косяке действительно была кровь. Следы вещества бурого цвета, похожие на кровь, были обнаружены и на клетчатой рубашке Чеботкова. Обыск в машине, правда, особого результата не принес, но ввиду сложившейся следственной ситуации Ника решила на всякий случай изъять все резиновые коврики из автомобиля и снять автомобильные чехлы из салона. Такая же судьба постигла и все обнаруженные в доме ножи. Упаковав все изъятое в картонные коробки и большие мешки для мусора и снабдив пакеты бирками с пояснительными надписями, Ника закончила обыск. Теперь ей предстояло вместе с Чеботковым поехать в отдел полиции и, похоже, задержать Чеботкова.

В отделе полиции Ника нашла место поукромнее и, спрятавшись за пальмой, стоящей в коридоре, позвонила Денису Денисовичу, чтобы доложить о результатах обыска.

– Думаю, что Чеботкова надо задерживать, – сказала она в заключение.

– Да, похоже, что есть все основания. Да, давайте его задержим, Ника Станиславовна, а там по результатам допросов решим, что дальше с ним делать. Обвинение пока не торопитесь предъявлять.

Поговорив с руководством, Ника вернулась в кабинет оперов, где на стуле сидел глубоко опечаленный Чеботков, а Коля Ткачук стоял над ним и убедительно призывал его покаяться в убийстве Алексея Шевкопляса.

– Да не убивал я его! – Чеботков был уже на грани истерики. – Как вам это доказать?!

– Сейчас подъедет дежурный адвокат, мы составим протокол задержания, и я допрошу вас в качестве подозреваемого.

– Как подозреваемого? Я же ничего не делал! Вы чего на меня дело шьете?! – Чеботков стал повышать голос и начал размахивать руками, но его быстро осадил Коля, прихватив его за плечо. Несмотря на свой субтильный вид и ангельскую внешность, хватка у Ткачука была железная, и его прикосновение подействовало на бородатого великана отрезвляюще.

– Что мне делать? Как мне быть? Я его не убивал! – снова завел свою шарманку подозреваемый.

– Сейчас приедет ваш адвокат, у вас есть право на конфиденциальный разговор с ним перед началом первого допроса. Посоветуетесь с ним, что вам делать и как защищаться, – спокойно объяснила ему Ника порядок дальнейших действий.

У нее почему-то, несмотря на наличие весьма существенных улик, было стойкое предчувствие, что Чеботков не виноват в смерти своего друга. Слишком уж он был беспечен для убийцы. И если он действительно мог не заметить кровавый мазок на косяке, то уж от испачканной рубашки он точно должен был избавиться. А она спокойно лежала в куче грязного белья, будто дожидалась их прихода. «Странно, очень странно», – подумала Ника Речиц.

Тут дверь в кабинет оперов распахнулась и пред светлые очи присутствующих явился дежурный адвокат Бродской коллегии адвокатов Эдуард Эдуардович Толстобров. Толстобров был очень легок на подъем, любил дежурить сам и частенько подменял своих возрастных коллег. Из-за постоянных рабочих выездов он обыкновенно имел вид заспанный и немного помятый, чем сильно отличался от холеных адвокатов по соглашению.

– Всем привет! – кивнул он Коле и Нике. – Адвоката вызывали? Что тут у нас случилось?

– Случилась сто пятая. Это Чеботков Сергей Сергеевич, я сейчас буду его задерживать.

– Убили-то кого? – Толстобров уже рухнул на стоящий в кабинете у оперов диван, извлек из портфеля пачку ордеров и начал заполнять самый верхний из них.

– Друга Сергея Сергеевича, фермера, – ввела защитника в курс дела Ника.

– Вину признаете? – продолжил беседу Толстобров.

– Нет, я никого не убивал, товарищ адвокат!

– Ранее не привлекались?

– Нет, никогда. Да что же это такое? Меня что, и правда сейчас в тюрьму посадят? – снова занервничал Чеботков.

– Сейчас следователь даст нам время поговорить наедине, я все объясню, – ответил ему Толстобров.

Ника и Коля Ткачук вышли из кабинета, оставив Толстоброва с его подзащитным.

– Что думаешь? – спросил Ткачук у Ники.

– Знаешь, ничего, – пожала плечами следователь Речиц. – Мне кажется, что он не такой дурак, чтобы, убив друга, хранить столько времени в доме окровавленные вещи. Что-то тут не то.

– Но ты его задерживать-то будешь? – заволновался Коля.

– Буду, – ответила Ника. – Съездите к нему в ИВС, поговорите, может, и поколется. Может, и правда думал, что на него не выйдут. Меня еще знаешь какой вопрос сильно интересует? Где же автомобиль нашего фермера?

В родной отдел Ника вернулась уже под вечер, уставшая до предела. После беседы с адвокатом Чеботков от дачи показаний отказался, сославшись на статью пятьдесят первую Конституции, и так в гордом молчании в сопровождении конвоя уехал в изолятор временного содержания.

А следователю Речиц предстояло разгадать ребус: причастен ли бородач к убийству своего закадычного друга или нет. Причем определиться ей предстояло очень быстро, так как если выходить в суд с ходатайством об аресте Чеботкова, делать это нужно завтра. А с учетом предпраздничных хлопот, приближающихся новогодних каникул и общего легкомысленного настроения Ника понимала, что ответственное решение ей предстоит принимать практически в одиночестве.

Отдел уже сиял огнями. Комната отдыха, в которой следователи обычно обедали и в случае необходимости спали на диванчике, преобразилась: в ней стояла небольшая елочка, на шкафах были развешаны гирлянды, а кухонный стол был уставлен праздничными яствами. За столом уже сидели принаряженные сотрудники следственного отдела, двое прокурорских и следователь-криминалист Топорков.

– Ну, что там у тебя, Ника, по «темному» убийству? – поинтересовался Топорков, закусывая водку салатом оливье.

– Да задержала друга нашего трупа из Глухарево. Дома кровь, на одежде есть кровь. Говорит, подрались накануне в ходе ссоры, но он его не убивал, – задумчиво протянула Ника, уже сменившая рабочий наряд на праздничный. Сейчас она всеми силами пыталась с той же легкостью стряхнуть с себя рабочее настроение, отвлечься от проблем и с чистой совестью начать праздновать наступление Нового года.

– И чего тебе не нравится? – удивился Топорков. – Доказательств куча.

– Не знаю… – нахмурилась Ника. – Такое чувство странное, будто что-то не то в этом деле, пока не могу понять, что именно.

– Ладно, хрен с ними со всеми, потом обсудим. На, выпей! – Топорков налил Нике шампанского, и она наконец-то присоединилась к застолью.

На следующее утро Нику разбудил будильник. У Бориса Борисовича была милая привычка устраивать предновогодний корпоратив не в последний рабочий день в году, а накануне. По этой причине после бессонной пьяной ночи сотрудникам отдела надо было с горем пополам проснуться и приползти на работу.

Ника прослушала трели будильника с ненавистью. Приподняла голову, посмотрела на спящего рядом Погорельцева. Последнее, что она помнила из вчерашнего вечера, это то, как она с бутылкой шампанского в руках рухнула на переднее пассажирское сиденье автомобиля Сергея и крикнула ему:

– Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой!

Как они добрались до ее квартиры, Ника уже не помнила.

Пошатываясь, она добрела до ванной комнаты. Там она разглядела в зеркале остатки своего праздничного макияжа, размазанного по опухшей физиономии, ужаснулась, включила в душе очень горячую воду и начала приводить себя в порядок.

Через полчаса из ванной комнаты вышла уже почти обычная Ника Речиц – строгая и собранная. Натянув на себя привычные джинсы и свитер, Ника поцеловала в щеку спящего Погорельцева и, слегка пошатываясь, отправилась в отдел.

В последний рабочий день года она была особо рада тому, что жила недалеко от работы, так как с похмелья ехать куда-то на машине было невозможно. Окончательно взбодрившись на свежем морозном воздухе, Ника зашла в отдел в хорошем настроении и с желанием окончательно разобраться в уходящем году, что же ей делать с Сергеем Чеботковым: понять, простить и отпустить или же привлечь его к уголовной ответственности за убийство Алексея Шевкопляса.

Первым делом Ника решила обсудить насущную проблему с непьющим Денисом Денисовичем, так как, судя по ее воспоминаниям, остальные сотрудники отдела вчера были примерно так же веселы и разудалы, как и она сама. ДД уже был на рабочем месте, заваривал зеленый чай.

Ника зашла к нему в кабинет, поздоровалась, плюхнулась на свое любимое место – приставной стул у стола ДД, и начала делиться своими сомнениями.

– Не похож он на маргинала, который так зверски зарезал друга, не поленился избавиться от трупа и забыл, что надо куда-то деть окровавленную одежду, – пожимала плечами Ника. – Кроме того, когда мы пришли к нему с обыском, он был явно недоволен, но не напуган. Он вообще не волновался, пока мы не начали вопросы про кровь на косяке задавать. Не знаю, что с ним делать. Вот все основания есть выходить в суд с ходатайством об его аресте, а душа к этому решению не лежит.

– Значит, надо как-то еще закрепиться по доказательствам для того, чтобы самой определиться, – задумчиво сказал ДД. – Я припоминаю, что нашего убийцу видел бомж, тот, который у вас еще по другому делу свидетелем проходит. Проведите опознание. Если еще и бомж его опознает, у вас будет хорошая совокупность доказательств на него. Надо еще искать автомобиль и деньги. Мотив преступления с большой степенью вероятности корыстный. Узнайте, что у этого Чеботкова с материальным положением. Может, он в деньгах нуждался, а тут такой случай подвернулся.

– Я про опознание уже думала, – покачала головой Ника.

– Попробуйте сегодня организовать, позвоните операм, пусть притащат этого бомжа Петю. Если он опознает нашего жулика, будем суд напрягать под Новый год с арестом, если нет, то я согласен с вами, что не надо торопиться. Подождем экспертиз, может, что-то стрельнет.