Оценить:
 Рейтинг: 0

Не то место, не то время

Год написания книги
2020
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 14 >>
На страницу:
3 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Однако мудрствовать мне не пришлось. Едва я оглядела бар в поисках занятия, как звякнул колокольчик над дверью и зашла, вернее, вошла как каравелла в гавань, она – Тамара Аркадьевна Коган.

Сухонькая старушка семидесяти лет, всегда одетая с иголочки в костюмы классического кроя из первоклассной шести и блузы из натурального шелка. Ее некогда темные волосы полностью посеребрены временем и убраны в идеальный пучок или «улитку» (в случае праздника). В прохладное время года или, напротив, в жару ее голову украшает неизменная шляпка (один из шкафов ее гардеробной от потолка до пола заставлен коробками со шляпами, тщательно подобранными под наряды и «подходящие случаи»). Левая рука слегка полусогнута, небольшая лакированная сумочка в стиле тридцатых годов на локте. Правой рукой она опирается на трость ручной работы. После гололеда двухлетней давности она стала ее вечной спутницей. Но и трость под стать своей хозяйке. Мастер-кудесник вырезал ее из дерева, украсив причудливым орнаментом по всей длине, заковав в сталь набалдашник. А по корпусу набалдашника выгравировал диковинную мозаику, в которой сведущий мог прочесть цитаты на древнеперсидском.

Когда Тамара входила в помещение, время в нем неизменно замедляло ход. Она приковывала к себе внимание людей ровным счетом ничего для этого не делая. Но с ее появлением, ровно как и с уходом, стрелки часов и чувства людей начинали работать как-то иначе.

Вот и сейчас, звонко отбивая такт невысокими каблуками она пересекла зал. Без всякой спешки и с присущей аккуратностью сняла пальто с воротником из меха чернобурки, определила его на вешалку, не забыв разгладить складки. Подхватила сумочку и, опираясь на трость, проследовала к барной стойке. Трое неподготовленных к такому зрелищу посетителей, наблюдали за ней как под гипнозом.

Стойка была слишком высока для нее, как и барный стул. Но она не придала этому никакого значения. Поставила сумку на стойку, рядом положила толстую папку. Обычную канцелярскую папку для хранения бумаг. Прислонила трость к соседнему стулу и легко запрыгнула на понравившийся.

Я наблюдала за ней с замиранием сердца, готовясь ко всему и сразу и точно зная, что не смогу угадать. Тамара же, не обращая на меня внимания, бережно сняла перчатки из тонкой кожи, пальчик за пальчиком, и положила их на сумку. Только после этого, сложив ладошку на ладошку, на манер английской королевы, она обратила на меня взгляд своих ярко-васильковых глаз и спросила немного хриплым от столь любимых ею крепких сигарет голосом:

– Что за идиот придумал название? «Флибустьер»! Х-м-м… Здесь такая скука, что любой порядочный пират давно бы удавился.

Едва сдерживая улыбку, я парировала:

– Все пираты вымерли еще во времена твоей молодости. Ты свела с ума последнего.

– Таков удел мужчин – сходить с ума по женщинам.

– И много их таких? С ума сводящих?

– Одна на столетие, – без тени сомнения пояснила Тамара. – Мой век уже миновал. Пришло твое время.

Позабыв про свои ноутбуки, все трое мужчин, исподтишка наблюдали за нами будто околдованные. Но не могли разобрать и слова, так как Тамара не любила любопытных и в общественных местах предпочитала говорить по-арабски.

Я улыбнулась и спросила:

– Хочешь кофе? И «Чизкейк»? Так вкусно, как здесь, его нигде не готовят.

Тамара прищурилась и спросила:

– Подлизываешся?

– Самую малость, – еще шире улыбнулась я. Она хмыкнула и в глазах ее показались смешинки.

– Что ж, тогда не смею отказаться.

Говоря, что «Чизкейк» здесь вкусен как нигде, я не лукавила нисколько. Он и сырники составляли славу заведениям Инессы. А повар Люся являлась самым оберегаемым сотрудником. Инесса панически боялась, что конкуренты, как и она в свое время, переманят ее к себе вместе с клиентами-сладкоежками.

Когда первый кусочек коснулся ее губ, Тамара зажмурилась от удовольствия. Сладкое она любила и толк в нем знала, оттого ее «божественно» дорогого стоило.

– Хорошо, -отодвинув в сторону опустевшее блюдце и сосредоточившись на второй чашке крепкого кофе, сказала Тамара. – Я подобрела и вновь к тебе расположена. А теперь, скажи, доколе я все буду узнавать последней?

– Не все знания стоят того, чтобы тратить на них твое время.

– Все, что касается тебя – стоит.

Ее голос был привычно спокоен, но строгий взгляд и тревога, которую она не смогла скрыть, не позволили отшутиться. Я взяла ее руку в свою. Идеальный маникюр, старинные кольца из серебра, привезенные из разных уголков Востока. Во всем мире только у нее такие горячие добрые руки.

И я сказала тихо, бережно держа ее ладонь в своей:

– Я не могу каждый раз рыдать на твоем диване. Давно пора взрослеть.

– На моей памяти ты рыдала лишь дважды, – не терпящим возражений голосом, сказала она. – Первый, когда умерла твоя мать. Второй – после похорон твоего отца.

Был еще и третий. Но тогдашние мои страдания Тамара посчитала детской неразумностью, ибо слезы из-за мужчины именно ими и являлись. По ее мнению, мужчины слез не заслуживали в принципе. И только столь юное создание как я, могло себе позволить такую слабость. Сегодня я была с ней согласна и признательна за то, что об этой «слабости» она не вспоминает.

– Сути не меняет. Не ты ли учила, что кораблем своей судьбы я должна управлять сама.

– Конечно! – не допуская даже мысли об ином, воскликнула она. – Но и выбрасывать за борт свою команду я не учила.

– Я не выбрасывала…

– Нет?

– Нет. Хотела уберечь от ненужных переживаний. Все уже налаживается, переживать особо не о чем.

– Ты поэтому бегаешь с грязными тарелками? С твоим-то образованием?! Таким мозгам, знаешь ли, найдется применение получше… Уж лучше б замуж сходила и то пользы больше. И опыт все же.

Тамара была замужем четыре раза. Каждый ее муж – воплощение героя приключенческого романа. И каждый был оставлен ради нового «опыта». При том, с каждым она умудрялась поддерживать неплохие отношения даже после бурного разрыва. О моем замужестве она подумывала давно и, подозреваю, начала подыскивать кандидатов. По какой-то причине, она всегда считала, что однажды в люблюсь в мужчину, которому любая буря по плечу, а демон и архангел за панибрата. Бурей она мне не желала и надеялась, что тихая сытая жизнь в мирной гавани разучит меня мечтать о морях, что принесли ей так много боли и… счастья.

– Не переживай, – попробовала утешить ее я. – Это временно.

– Нет ничего более постоянного, чем временное.

– Не тот случай.

Почувствовав, о чем она заговорит сейчас, я инстинктивно отшатнулась. Но Тамара накрепко сжала мою ладонь, не давая улизнуть. Смотря на меня с грустью и надеждой, заговорила вкрадчиво:

– Так быть не должно. Ты и сама знаешь. Твои родители не позволили бы подобному случиться! Я обещала твоему отцу, что позабочусь…, а ты живешь как беспризорник, по углам мыкаешься…

Я не любила вспоминать родителей. Меня не утешали счастливые воспоминания. Как не греет память об огне замерзшего под толщею снега. Напротив, прошлое ранило, делало невыносимее настоящее. И я прятала его в закромах собственной души, бессмысленно пытаясь запереть навсегда. Дело это зряшное, но и мне упрямства не занимать.

Родители были вместе большую часть сознательной жизни. Как посадили их вместе за парту в первом классе, так и шли по жизни плечом к плечу. Мое отношение к их идиллии менялось по мере собственного взросления и знакомства с реалиями и терньями жизни. Когда-то я считала, что их любовь – норма жизни. Встретились, полюбили, появилась я. И так до самой старости, рука в руке. Помнится, я одно время очень удивлялась, что мою руку никто не держит, что уже десятый класс, а нет такого же смешного мальчишки, как у мамы, чтобы тащил мой портфель и бережно укрывал мои плечи школьным пиджаком.

Во времена подросткового бунта, я винила их в трусости. Дескать, вцепились в друг друга мертвой хваткой, потому что кишка тонка по сторонам посмотреть. Сидят в своем мирке, не видят красоты вселенной, чарующих горизонтов. Покрылись пылью, застыли в быте.

Как все было на самом деле я осознала, лишь когда не стало отца. Они не воспринимали свои чувства как нечто великое или рутинное. Никогда. Они не смотрели по сторонам и не искали новизны не из страха, а потому, что никогда не ощущали в этом потребности. Им друг друга хватало с головой. Всегда. Они срослись плавниками еще тогда, в далеком детстве и так и остались единым целым до последних дней.

Но самое страшное, что умереть в один день – это оказалось не про них. Однажды мама не проснулась. Ничто не предвещало беды. Она простилась с нами, пожелав спокойной ночи. А на утро он понял, что его жена, все также привычно сжимающая его ладонь, уже не принадлежит этому миру.

И все последующие годы без нее – сплошная агония. Бесконечная безжалостная боль. Остаток отведенного ему времени отец пытался барахтаться, но не чувствовал самое дыхание жизни. Для него она закончилась в то утро, когда она ушла.

Он был борцом по характеру. И старался идти дальше. Ради меня. Из упрямства. Потому что в движении проще не думать, не чувствовать.

Несколько лет без нее он провел в бесконечных поездках, уйдя в работу с головой. Он писал мне трогательные письма, дарил отличные подарки, часто звонил и всегда искренне интересовался моими делами. Но дни, что мы провели вместе можно было пересчитать по пальцам. И каждый раз, оставаясь с ним, я видела, что рядом со мной ему тяжелее. Потому что он видит ее во мне. Потому что рядом со мной он особенно сильно чувствует, как дорого было то, что он потерял.

Оказалось, нет. Лишь стало хуже. Отец испробовал разные способы, чтобы забыться. Работа оказалась самым действенным. Но алкоголь и чужих женщин он тоже пригубил.
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 14 >>
На страницу:
3 из 14