Как жить с французом?

Каково же было мое удивление, когда на журнальном столике, который заменял тут обеденный, появилось нечто похожее на шедевр Хуана Миро – чёрный фон тарелки, зелёный акцент гуакамоле, тёмно-красные мазки сушёных помидоров, розочки лососевой пасты, башенки круглых гренок и поверх всей композиции – вензель из веточек петрушки. Мне оставалось только ахать, потому что потревожить эту картину вилкой мог лишь бездушный варвар.

– Это закуска, – объявил Гийом, довольный произведенным эффектом.

Я выпучила глаза:

– А что, будет еще основное блюдо?!

– И даже десерт, – кивнул он.

Главным блюдом оказалось мясо по-французски под шапкой из лука, сметаны и сыра. С каждым кусочком Гийом казался всё привлекательней, всё роднее. А когда на столе появились «иль флоттант», или «плавучие острова» (легкое безе в соусе из английского крема с добавлением кофе), я уже готова была выдохнуть «Я люблю тебя».

– Дорогая, подойди на минутку, – нежно позвал он из кухни.

Я с готовностью поспешила сделать два с половиной шага, разделяющие кухню и гостиную. Вот прямо сейчас и скажу.

– Хотел объяснить тебе, как сортировать мусор, потому что заметил, что у вас в стране это не принято. Смотри, вот это, – он двумя пальцами достал из мусорного ведра стаканчик из-под йогурта и потряс им у меня перед носом, – пластик, он может быть переработан. Значит, кидаем его вот в этот пакет. В первом пакете – неперерабатываемые отходы, во втором – годные на вторсырье, в углу – банки-бутылки и всё другое стеклянное. А это, – он приподнял за хвостик почерневшую банановую кожуру, – кидаем в специальный мешочек и сразу его завязываем, чтобы мухи не налетели. Сейчас уже темно, а завтра спустимся во двор, и я покажу тебе, что в какой контейнер выбрасывать, ладно?

Я кивнула, проглотив вертевшиеся на языке три слова. Те самые, которые он ждал услышать уже несколько месяцев.

***

Нет, не запахом круассанов и не переливами аккордеона… Та-дах! Та-дах! Та-дта-та-даааах! – так началось моё первое парижское утро. Кому пришло в голову поставить контейнер для стеклотары внутри двора-колодца? Кому вздумалось выбрасывать туда пустые бутылки в восемь утра?! Определенно тому, кто даже поверхностно не знаком с законами акустики: грохот разбивающегося стекла (выброшенная в контейнер бутылка пролетает до дна около метра) уносится к небу, запертый с четырёх сторон каменными стенами, и с каждым этажом эхо усиливает его.

Гийом ушел на работу десять минут назад. Не представляю, чего ему это стоило, учитывая, что до трёх ночи мы не спали сами и мешали спать соседям слева, сверху и снизу. Я намеревалась проснуться только в половине одиннадцатого. Но соседи, видимо, решили отомстить за вчерашнее: они скрипели половицами сверху, стучали кастрюлями снизу, гремели бутылками со двора и хлопали дверьми в подъезде. Масштабы их мстительности наводили на мысль, что, возможно, в доме просто очень плохая звукоизоляция. Ещё бы, здесь квартиры закрываются одинарной деревянной дверью, а на полу лежит древний рассохшийся паркет, громко стонущий от каждого шага.

Утренняя дрёма была безжалостно изгнана, а ведь на часах не было ещё и восьми-тридцати. Я потянулась под одеялом, высунула ногу, чтобы нащупать тапки… и быстро засунула её обратно. За пределами одеяла установился ледниковый период. Испуганные мурашки бегали от затылка к пяткам и обратно, а я думала, что в мире нет совершенства. Вот Париж, отпуск, утро в постели ну давайте считать любимого человека… И холодно, как будто я попала в неотапливаемый сибирский город!

Закутавшись в дырявый халат, я осторожно выглянула из комнаты и прислушалась. Не хотелось бы столкнуться с Готье, будучи в таком неприбранном виде. Он славный парень, дружелюбный и ненапрягающий, из тех, с кем можно годами жить бок о бок и ни разу не поссориться. Вчера он деликатно запоздал к ужину, дав нам время побыть вдвоем. И ночью мы не услышали ни одного раздраженного стука в стену. У него самого девушка из Будапешта, он как никто знает, что такое редкие встречи после долгих разлук. В общем, он хороший человек. Именно поэтому, учитывая крохотные размеры жилплощади, не хотелось бы желать ему доброго утра с нечищеными зубами.

Похоже, в квартире никого. В два шага я оказалась в ванной, в царстве принадлежностей для бритья. Правда, на ассортимент гелей для душа тоже нельзя было пожаловаться: на железной полочке, подвешенной к оконному шпингалету, стояли рядком флаконы с запахом пачулей, экзотических фруктов, цветков хлопка и зеленого чая. Обитатели этой квартиры следят за собой и всегда прекрасно пахнут. И кожа их долго будет оставаться упругой и подтянутой, как в рекламе антицеллюлитных средств, ведь принимать душ при такой температуре – всё равно что каждое утро проходить сеанс криотерапии[8 - Криотерапия – лечение холодом]. Напор воды был слаб, как дамское рукопожатие, к тому же прогрелась она только к пятой минуте мурашечного стояния в поддоне. От побитого кафеля исходил могильный холод. В кухне томно вздыхала газовая колонка.

Я поставила на конфорку эмалированную кастрюльку с водой для чая (чай во Франции почти не пьют, чайников, соответственно, не держат) и полезла в холодильник. Вчера Готье – вот же идеальный мужчина! – забил целую полку всевозможными сырами. Сладкие, солёные, плотные, дырчатые, свежие, заплесневелые, круглые, прямоугольные, белые, жёлтые, оранжевые, красные, зелёные, черные, гладкие, морщинистые, обсыпанные тмином или сухими травами! Все мои вкусовые рецепторы трепетали в предвкушении. Я разложила сыры на маленьком столике и, громко чавкая, чтобы заглушить голос рассудка, призывающий не налегать спросонья на жирное и солёное, принялась пробовать по кусочку от каждого…

За дегустацией я отсмотрела всю сериальную программу для домохозяек: в эти наивные часы, зарезервированные для приготовления обеда и игр с детьми, по центральным каналам вовсю показывали голое тело, страстные поцелуи и неприкрытый секс. Французские телефильмы не стесняются этих тем и образов. Потому-то французы так многообещающи в преддверие сентиментальной жизни: они растут с мыслью, что секс есть важная часть ежедневного распорядка. Я не имею ничего против этой установки, но поскольку до ближайшего сеанса секса оставалось ещё минимум восемь часов, мне не хотелось провокаций. Я нашла канал ARTE, аналог нашей «Культуры» – там начинался красивый фильм-сказка с молодой Катрин Денёв и Жаном Марэ. То, что надо для целомудренного утра, решила я и благостно откинулась на подушки с ломтем оссо-ирати.

Это был детский музыкальный фильм про Ослиную Шкуру.

Первые пять минут я думала: какая несправедливость, что из-за разногласий с капиталистическим Западом советские дети были лишены таких сказочно сделанных сказок. Режиссёру-постановщику можно было смело давать премию «Сезар», художнику по костюмам и оператору – вручать золотые пальмовые ветви, а Катрин Денёв заочно – корону «Мисс Франции». Во всем этом неописуемо красивом мире была только одна несуразность: придворный осел какал рубинами. Нет, это замечательно, что рубинами, но сам процесс… Эстетики ради сценарист мог бы придумать иной способ синтезирования драгоценных камней в ослином организме. Почему бы ослу, например, не вытряхивать их из ушей или не выбивать копытцем? Возможно, тогда бы фильм прошел кордоны строгой советской цензуры, и его прокатная география расширилась бы в разы.

Но с каждой следующей минутой я укреплялась в мысли, что сказка эта чисто французского пользования. Во всех других странах её показывали бы на закодированных каналах. Итак, королева умерла. Король был так опечален, что прогнал с глаз долой принцессу, которая была слишком похожа на почившую мать и тем самым разрывала ему сердце. Через несколько лет он случайно увидел девушку поющей в саду, поразился ее созревшей красоте и сходству с покойной женой и… решил на ней жениться. На своей дочери. Чтобы подавить слабое сопротивление отвыкшей от отцовской ласки принцессы, он использовал тяжелую манипулятивную артиллерию из разряда «Разве ты не любишь своего отца, не почитаешь его и не хочешь сделать его счастливым?». Героиня Денёв покорно кивала, мол, люблю, почитаю, хочу. Я в ужасе наблюдала за этой сценой инцестуального растления, успокаивая себя тем, что старик-король выжил из ума, дочь это прекрасно понимает, но боится потерять право наследования и постарается деликатно урезонить его психопатическое либидо.

Принцесса бежит за советом к фее-крёстной, которая в песенно-танцевальной форме разъясняет ей, что молодым девушкам не пристало выходить замуж за своих стареющих отцов. Чудесный опереточный номер, хотя, на мой взгляд, в сюжете избыточный – принцесса наверняка и сама в курсе прописных истин. Поскольку король – самодур, и песенно-танцевальные аргументы на него, скорее всего, не возымеют действия, фея предлагает девушке попросить у отца в качестве свадебного подарка платье цвета луны. Эта женщина мудра, подумала я. В своем лесу ей наверняка частенько приходится сталкиваться с неуравновешенными типами – она знает, как с ними обходиться без риска для здоровья.

Бровки Катрин Денёв расслабленно разъезжаются обратно на свои места, на губах снова появляется беззаботная улыбка – план кажется ей гениальным. Она, талантливо играя смущение, сообщает о своей воле отцу. И в указанный срок получает платье. «Что же делать?» – думает она и снова бежит к фее-крёстной. Та предлагает план Б, потрясающий своей оригинальностью, – попросить теперь платье цвета солнца. Отец скрежещет зубами, но соглашается и на этот каприз. Принцесса поражена красотой полученного наряда и идет к крёстной уже без прежней прыти. «Он подарил мне платье, оно очень красивое. И вообще, он такой добрый, я так его люблю, почему я не должна выходить за него замуж?» – спрашивает она.

И только тут до меня дошел весь ужас ситуации: оказывается, до этого момента принцессе было совсем не очевидно, почему придется дать отказ отцу-растлителю. Просто она была в смятении из-за его внезапной сентиментальной атаки после долгих лет, что он беспричинно гнал её от себя.

Но фея-крёстная непреклонна. Она придумывает жестокий, но безотказный план – попросить у короля шкуру осла, экскременты которого обеспечивают государственную казну. На это король точно не пойдёт, а если вдруг пойдёт, тогда выхода нет – придётся бежать из королевства.

Я закусила губу. Все дети в этот момент уже совершенно точно рыдают крокодильими слезами. Пускай уж лучше девушка согласится на кровосмесительный брак.

Принцессе тоже жалко осла. Ведь сколько она себя помнит, он какал рубинами и страшно её забавлял. Да и замуж за отца она выйти совсем не против. Но крестная сказала: «Не положено». Девушка таки просит у отца накидку из шкуры национального достояния. Рыдает, но просит. Король вне себя от гнева, но соглашается. Потому что бес в ребро скребёт его так сильно, что он готов оставить государство без единственного источника дохода. Ночью принцесса просыпается и видит перед собой голову убиенного животного – ну и шкуру под ней. Маленькие зрители бьются в истерике. Принцесса тоже рыдает, потому что ей теперь придется уйти из замка, где она выросла, где жарко топят и купают ей ножки в золотой ванночке, бросить отца, за которого она почти собралась замуж, и мечты стать королевой. Но крёстная сказала надо, а принцесса, как видно по фильму, склонна безоговорочно слушаться старших. И вот она, утирая слёзы, накидывает на себя ослиную шкуру… НАКИДЫВАЕТ НА СЕБЯ ОСЛИНУЮ ШКУРУ и бежит из родного дома в соседнее королевство. Новый наряд ей, видно, так нравится, что она не вылезает из него ни днём, ни ночью, однако принц этого королевства подглядывает за ней в волшебное зеркало и заболевает от любви. Спасти его может только пирог, испечённый замарашкой в ослиной шкуре, – о чём он в жару сообщает перепуганным родителям. Королева намекает на антисанитарию, король настаивает, что заказанный пирог наследник престола будет пробовать только в присутствии придворного врача. Принцесса, не снимая ослиной шкуры, принимается за готовку – впервые в жизни, потому что чем дуршлаг отличается от тёрки, ей подсказывает волшебная поваренная книга. Ослиные копытца волочатся по кухонному столу, ниспадают в миску с тестом, придавая будущему пирогу крепкий деревенский вкус.

Присутствие придворного лекаря на дегустации оказывается нелишним: принц едва не ломает зубы о золотое кольцо, коварно подложенное туда Ослиной Шкурой. Зуб спасают, но мозг наследника уже необратимо повреждён. Как иначе объяснить, что вместо того, чтобы дать гонцу разнарядку доставить во дворец «девушку, которая носит ослиную шкуру» (она там в королевстве живая достопримечательность, едва ли не туристы с ней фотографируются), он устраивает примерку кольца всем женщинам королевства. Примерка кольца – это поистине эпическая сцена: демократически настроенный принц настоял, чтобы на смотринах присутствовали все без исключения подданные женского пола, включая старух, малолетних детей, нищенок, юродивых и не способных самостоятельно передвигаться.

Короче, принц нашёл свою возлюбленную под ослиной шкурой. Играют свадьбу. В разгар пиршества во двор прекрасного барочного замка влетает… ВЕРТОЛЕТ. Я не шучу: натуральный серый вертолет гражданского пользования, без розовых лопастей и позолоченной вязи на стеклах – как будто только что с военно-воздушных учений спасательной бригады. Оттуда выходит король-отец и фея-крёстная. Отец расцеловывает блудную дочь, а фея, видя её тревожное выражение лица, успокаивает: «Не волнуйся, дорогая, он больше не хочет на тебе жениться. Он уже женился – на мне».

Все счастливо улыбаются, занавес, дети идут пить какао.

Я выключила телевизор и долго сидела неподвижно с широко раскрытыми глазами. Час дня – самое время выйти поприветствовать город. Но можно ли без пневматического оружия выходить в город, чьи жители выросли на подобном кино?

***

Когда, пройдя триста метров по улице, вы встречаете босоногого буддистского монаха, длиннобородого старика в белоснежных одеждах, женщину, у которой из носа торчит трубка, а к поясу пристёгнут аппарат искусственного дыхания, девушку в сари, девушку в пижаме и группу негритянок в ярких, пышных платьях и чалмах, вы чувствуете себя в своей тарелке? Я чувствовала себя посетителем музея естествознания. Для остальных прохожих было в порядке вещей по дороге на работу пересечься с вождем африканского племени в парадной тунике и с обвешенной плюшевыми игрушками японкой-фетишисткой – никто даже не поворачивал головы в их направлении.

Моя же голова крутилась в разные стороны и иногда проворачивалась вокруг своей оси. Каждый встреченный человек был готовым персонажем для повести. Пройдя мимо террасы кафе, можно было набрать сюжетов на увесистый сборник.

Вот, например, эта молодая парочка. Я уже и афишу вижу: драма, в ролях Гийом Канэ, Марийон Котийяр и Одри Тату. Он встречается с её лучшей подругой, но их тянет друг к другу, они ничего не могут и не хотят с этим поделать, потому что фильмов про морально возвышающую дружбу во французском кинематографе гораздо меньше, чем про разрушающую и нездоровую любовь. В конце Марийон Котийяр срывается с моста.

А эта пара в возрасте – соседи по лестничной площадке, оба вдовцы: однажды они столкнулись у лифта, он вдохнул запах её «Шанель №5», а она – безымянного лавандового одеколона, и они одновременно подумали, почему бы не попытаться построить что-то новое на склоне лет; но призраки прошлого здорово досаждают им – почившие супруги не желают делить их с другими даже после смерти. Мистический триллер.

А этой барышне сегодня не повезло: ей не продлили контракт стажера в издательстве, и теперь, похоже, придется возвращаться к родителям в Лотарингию, ведь срок оплаты аренды её двадцатиметровой студии истекает через неделю, и это последние триста евро, что у неё остались. Смятение чувств она запивает капучино и закусывает эклером. Начало романтической комедии.

Ноги подустали, и я очень кстати набрела на тенистый парк. Расположившись на парапете фонтана, подставила нос солнышку. И вдруг в этот нос стал просачиваться ни с чем не перепутываемый аромат марихуаны. Я приоткрыла глаз: рядом устроилась приличного вида старшая школьница и самозабвенно смолила косяк. Не успела я закрыть глаз и подумать про неё гадости, как над ухом раздался приятный звонкий голосок: «Извините, вам не мешает дым?». Это было очень трогательно. Как если бы воры, грабящие пивной ларек у меня под окном ночью, поднялись бы на второй этаж и вежливо спросили, не беспокоит ли меня шум разбивающегося стекла. «А то если что, мы можем перенести работы на другое время! – Нет-нет, всё в порядке, я потерплю. – Мы можем предложить вам фирменные беруши. – Спасибо, мне действительно не сильно мешает. Если вы будете долбить поритмичней, то это даже может сойти за дэнс. – Мы постараемся, мадемуазель. В любом случае мы сделаем всё возможное, чтобы управиться как можно скорее; так у вас будет ещё несколько часов тихого утреннего сна. – Очень любезно с вашей стороны». И они вернутся к разграблению ларька.

Я покачала головой: «Нет, не мешает». И от умиления добавила: «Это даже приятно».

Париж стерпит всё. Хочешь спать на траве – спи, хочешь ходить босиком – валяй, хочешь жить в чемодане – располагайся, никто тебе слова не скажет. Здесь живут люди всех цветов кожи. Они соблюдают рамадан, другие вставляют золотые зубы на место здоровых, третьи ходят в чалмах и юбках эпохи дядюшки Тома, четвертые в жару преют в деловых костюмах. Все разные, и никто друг другу не мешает. Это открытие меня слегка успокоило; да, у здешних людей, воспитанных на «Ослиной шкуре» и «Последнем танго…», определённо, иной этический кодекс, но возможно, мне это даже на руку. Ведь я, если уж начистоту, мыслю странноватым образом, который большинство духовно развитых людей сочло бы аморальным.

***

Автор блестящих трэвелогов Джером Клапка Джером в рассказе о путешествии троих закадычных друзей на велосипедах по Германии – незаслуженно менее известном, чем их путешествие в лодке по Темзе – подробно, аж на шести страницах, объясняет, почему он не будет вдаваться в описания природы, дикой или городской, так любимые романистами. В эру пароходов и фотоаппаратов английский классик считал этот жанр таким же бесполезным, как красочное описание блюд, которые подавались к обеду, – попыткой подменить зрение другими чувствами.

Джером бесконечно прав. Каждый школьник знает, что нет ничего скучнее, чем описания природы, которыми злоупотребляют классики литературы. Описание городов, которые постепенно вытеснили леса и поля из хронотопа повествований, по сути то же самое. «Один муравейник как две капли воды похож на другой. Везде много дорожек – одни узкие, другие широкие, и по ним бестолково снуют насекомые: одни куда-то спешат, другие останавливаются перекинуться словом с приятелем. Одни волокут тяжести, другие греются на солнышке. В закромах хранятся припасы, в бесчисленных кельях насекомые спят, едят, любят, а рядом, в уголке, покоятся их белые косточки. Эта норка побольше, эта поменьше. Это гнездышко на камнях, это на песке. Этот домик построен лишь вчера, а этому чуть ли не сто лет – говорят, он появился еще до того, как ласточки налетели, – а там кто его знает?»[9 - Джером Клапка Джером, Трое на четырех колесах, изд. Хранитель, пер. А. Ливергант, стр.81]

Поэтому я вырезала отсюда лирические зарисовки про «студенческий дух Латинского квартала», «величие Собора Нотр-Дам» и «буржуазный шарм Марэ». Нет лучшего способа прослыть самонадеянным идиотом, чем попытаться описать Париж русскому человеку. Для русских людей этот «муравейник» стоит особняком от всех других. О нём говорят с придыханием, будто улицы там вымощены круассанами и романтику разливают на заказ, как пиво. И все отчего-то знают его как свои пять пальцев.

Чтобы объяснить магию Парижа, достаточно описать среднестатистическое кафе. Скорее всего, под полосатым красно-чёрным навесом, на котором золотой вязью выписано примитивное название вроде «Улитка» или «У Франсуазы». Столики и стульчики, будто маленькие, упрямые бойцы бессловесной мебельной армии, оккупируют каждый свободный метр тротуара вокруг него. Иногда после одиннадцати вечера они отступают и стройными шеренгами стоят за витриной, готовые к утренней атаке. А самые упорные и ночью не сдают своих позиций: для надежности они скрепляются цепями и спят стоя, как боевые лошади.

Кафе в Париже – это совсем не то, что кафе у нас. Они никогда и не претендовали на то, чтобы кормить людей. Об этом издалека сигнализируют столики, на которых нет места тарелке – на нём помещается только условный «повод для беседы»: чашка кофе или бокал аперитива и пиала с фисташками. Очищенная от условностей, беседа льётся легко и непринуждённо; под локтями появляются круги от новых бокалов; уличный гул ближе к вечеру звучит как музыка, под неё мимо столика проносятся люди – идеи для повестей и романов.