Как жить с французом?

– Не волнуйся, у меня осталось совсем немного, – сострила я.

– Слушай, ну у меня в любом случае нет сдачи. Давай, ты мне дашь двести, а на двадцать угостишь завтра меня ужином?

– О’кей.

Я никак не могла классифицировать происходящее. Он. Просит. Угостить. Его. Ужином. То есть, в переводе с мужского на человеческий, я ему совсем не нравлюсь и никаких планов на совместное, пусть и короткое будущее, он не строит. Хотя с другой стороны, говорят, что у европейцев всё по-другому, женщины сами платят за себя и обижаются, если им подают пальто. В любом случае, он приехал сюда с уговором о совместной аренде гостиничного номера, у него, как и у меня, могла быть установка на чисто коммерческие отношения, и денег он, скорее всего, взял соответственно. А может – и даже вероятней всего – я вовсе не в его вкусе, и он не планирует перевести наши отношения в область гендерно-обременительных.

Я с болью в сердце отдавала ему двести евро. И дело тут было совсем не в деньгах. Просто эта сцена никак не могла бы появиться на первых страницах любовного романа.

***

Гийом, конечно, не понял причин резкой перемены моего настроения: остаток вечера я не могла выдавить из себя лишнего слова. «Да. Нет. Можно? Спасибо!» – на большее меня не хватало. Мой мозг был занят. Он всеми силами старался найти объяснение такому необычному поведению мужчины, которое не нанесло бы ущерба моей самооценке. Но оно никак не находилось.

В моменты эмоциональных потрясений сильно хочется есть. Было уже поздно, и я порадовалась – насколько уместно было это слово в контексте моих переживаний – предусмотрительности Гийома, настоявшего на том, чтобы купить в привокзальном кафе два сэндвича. Сэндвичи представляли собой половинки багета, распоротые и начиненные ломтями сыра, ветчины и листьями салата. Я пилила зубами жесткую хлебную корку и шумно втягивала ртом соус, забыв обо всех правилах соблазнения. Зачем они теперь? В конце концов, я не рубль, чтобы всем нравиться. Точнее, рубль, но в еврозоне. Нам всего-то надо провести вместе семь дней, даже уже шесть с половиной, а потом приедет Маартен, и всё, бывшее до него, я просто забуду…

На периферии сознания возник голос Гийома:

– Я привез кое-что, чтобы отметить знакомство.

Я тряхнула головой, чтобы отогнать от себя мысли, и повернулась к нему. Казалось, мы давно не виделись, хотя все это время он был рядом, в той же десятиметровой комнате. Он стоял с бутылкой вина в одной руке и двумя хрустальными бокалами в другой.

– Бокалы? – вытаращилась я.

– Я рассчитывал, что такую реакцию вызовет «Шато Верно» 1998 года, но если тебе больше нравятся бокалы…

– Откуда ты их взял? Привез с собой?!

– Ну да, было понятно, что в двухзвездочной гостинице экономят на хрустале.

– Ты провез хрустальные бокалы через пол-Европы, чтобы выпить за знакомство? – не унималась я.

– Что в этом такого?.. Нельзя же пить вино из пластиковых стаканчиков.

– Ничего такого. Просто это… мило, – впервые за вечер я улыбнулась. – И неожиданно. И романтично.

Гийом опустил голову, пряча застенчивую улыбку, и принялся ввинчивать штопор в горлышко «Шато Верно».

– Штопор я тоже привез, – на всякий случай добавил он.

Вдруг эти русские балдеют от привозных штопоров, кто их знает?

После пары торопливо опустошенных бокалов объяснение странностям в его поведении нашлось само собой: конечно, он не рассчитывал встретить такую неземную красавицу, как я, и не подумал взять с собой средства на ухаживания. Нельзя винить его за то, что в жизни я краше, чем на фото. Это называется «ха-риз-ма».

Воодушевленная домыслами, я снова привела в действие весь арсенал флирта. Практика показывала, что даже бедный студент, когда он влюблен, найдет возможность пригласить даму сердца в ресторан. Добиться, чтобы он заплатил за меня в кафе – вот что станет мета-целью завтрашнего дня. Нет, я не меркантильна, в кошелке была достаточная сумма на пропитание, но теперь это дело принципа. Возможно, он не рассчитывал на большие траты, но уж на повседневную мелочь, вроде пива и мороженого, у него должно хватить. Эта мысль прорастала в моём сознании, пока физическое тело с ажиотажем рассуждало об астрологии – оказалось, мы с ним одного знака, Рыбы. Гийом полулежал на своей половине кровати и не без интереса слушал. Хотя никто не может с уверенностью сказать, что тогда прорастало в его сознании.

Немного после полуночи мы почистили зубы и легли спать – каждый строго на своей половине.

– У меня, например, никогда не ладилось со Стрельцами, – проговорила я, глядя в потолок.

– У меня один из лучших друзей – Стрелец, – ответил он. – Но он, правду сказать, со странностями.

– Какими, например?

– Ну, все говорят, он не от мира сего. Витает в высших сферах.

– Правда? – я повернулась на бок. – А я всегда считала, что они, наоборот, слишком повернуты на материальной жизни – мечтают о высокой зарплате, вынашивает всякие бизнес-проекты.

– Вынашивать-то он вынашивает! – усмехнулся Гийом. – Может, я тоже в глубине души Стрелец?

– У тебя есть бизнес-проекты или ты мечтаешь о высокой зарплате?

– Я не мечтаю о зарплате. Зарплата – для бедняков, которые работают на дядю. Но у меня есть Проекты, – ответил он и загадочно и посмотрел мне в глаза.

– Вообще-то они везунчики, эти Стрельцы. В казино выигрывают. Жизнь им часто подбрасывает счастливый билет. У на, Рыб… с этим… сложне…

Я не договорила, потому что Гийом, медленно приближавшийся ко мне во время последней фразы, вдруг оказался совсем рядом и… поцеловал меня. Без шуток, это было очень неожиданно. Несколько секунд я боялась пошевелить губами в ответ, соображая, чем мне это грозит. Но в конце концов, это решало многие проблемы. Можно больше не мучиться мыслью, нравлюсь я ему или нет, и не делить микроскопическую комнату на две части. Об остальных преимуществах надо будет подумать после поцелуя, тем более что он такой приятный…

Падчерица Франции

Утром нас разбудил телефонный звонок.

– Алло, – просипел в трубку Гийом, и я сквозь сон снова подумала, что за один только голос ему можно простить массу недостатков. Он зажал трубку рукой и обратился ко мне на английском:

– У них утром освободилась комната с двумя постелями, мы можем переехать. Ты… хочешь?

Я повернулась и посмотрела на него, растрепанного и румяного ото сна.

– А ты?

Он помедлил с ответом.

– Да я уже тут освоился.

Я кивнула и с довольной улыбкой зарылась под одеяло.

Час спустя мы вышли на улицу Брюсселя уже в новом качестве – формально встречающихся. В этом новом качестве Гийом даже решился взять мою руку. Он держал её так осторожно, что между ладонями оставалась щелка. Когда моя рука мне понадобилась, было холодно и неуютно забирать её из его ладони. Но я не поторопилась вложить её обратно, – как-то неудобно было делать историю из одного поцелуя, пусть и довольно продолжительного.

Этот день, проведенный в поисках Писающего Мальчика, принёс мне два открытия – да, я ему нравлюсь, и нет, он не собирается платить за меня в кафе. Когда официант приносил счет, Гийом сначала выжидал, потом, видя, что я ничего не предпринимаю, придвигал счёт к себе, высчитывал свою долю и передавал его мне. Я низко склоняла голову над листком бумаги, изображая работу внутреннего калькулятора – в действительности же пряча дёргающееся левое веко.

Ночью, лежа около спокойно посапывающего Гийома, я смотрела в потолок и чувствовала в желудке признаки начинающейся язвы. Надо было срочно что-то придумать. Если так пойдет дальше, в конце отпуска меня госпитализируют: нарастающее негодование просто сомнет внутренние органы. Ему что, жалко заплатить четыре евро за мой бокал пива или семь – за помидорный салат? Возможно, он сейчас в стеснённых обстоятельствах – набрал шесть кредитов, формирует будущую пенсию и выплачивает медицинскую страховку с учетом всех возможных рисков. Возможно также, что у европейских мужчин период ухаживания начинается только после пробного секса, а не до, как у отечественных. А этого элемента в нашей истории пока не было: разморенный выпитым за ужином пивом, он уснул раньше, чем я вышла из душа.

***

Кому-то покажется странным, что ближайшая перспектива серьёзных отношений с Маартеном не отвращала меня от мыслей о сексе с другим мужчиной. Да чего далеко ходить – мне и самой это казалось странным. Всегда, когда Гийом отходил на расстояние больше двадцати метров. Когда он удалялся по направлению к билетной кассе или барной стойке, посмотреть название улицы или расписание поездов, на фоне его спины проступало лицо Маартена с печальной понимающей улыбкой. И я думала, что целомудренно доживу до его приезда. Когда же Гийом возвращался с пинтой пива или билетами, с названием улицы или временем отправления в Гент, постельная сцена с ним снова виделась мне самым логичным развитием отношений. Химия!

У меня было много времени подумать о раздвоении личности следующим утром, пока поезд бодро бежал вдоль полей Фландрии, а Гийом по обыкновению молчал. Я заглянула в себя так глубоко, как могла: угрызений совести не было. Так, вероятно, чувствуют себя мужчины накануне свадьбы: они могут месяцы жить с избранницей сердца и не помышлять об измене, но когда до смены статуса остаются считанные дни, в них просыпается какой-то животный инстинкт урвать свой кусочек свободы, которая в обычные дни была им даром не нужна. Цивилизация даже узаконила это странное мужское желание в обычае мальчишника. Всё, что происходит в эту неделю, мой «мальчишник». Гийом – последний черновик перед тем, как я со всей ответственностью примусь за чистовик отношений с Маартеном.

А поскольку черновик специально придуман для ошибок и их исправления, мои недостатки, как чёртики из табакерок, повыскакивали в присутствии Гийома. Они чувствовали, что этот глоток свободы – последний, вот-вот я закручу гайки и стану идеальной женщиной, каких штампуют на ведических тренингах.