Факультет отчаяния

– Герман Александрович – основатель нашей научной школы, – с гордостью представил его декан.

– Ну, вы немного преувеличиваете.

От взгляда Русакова не ускользнуло, что Рихтер сильно стушевался перед своим сотрудником. Очевидно, в сравнении с ним он ощущал себя слишком серым и простым. Да и по части научного авторитета Вышеславский его превосходил: декан считался сугубо администратором.

– Поляков – мой ученик, – продолжал Вышеславский. – При том подающий большие надежды. Потому по всем вопросам обращайтесь ко мне. Помочь ему – мой долг. Разбрасываться способными молодыми людьми – величайшее преступление.

– Непременно, Герман Александрович. Сегодня я обязательно загляну к вам.

– После занятий я в вашем распоряжении. Вы, кажется, спешите. Так я вас не задерживаю. Леопольд Генрихович, на пару слов.

После этих слов Русаков уже не мог оставаться в кабинете. Выйдя в безмолвный, будто бы вымерший коридор, он не мог отделаться от ощущения, что пристальный, немигающий взгляд Вышеславского имел цель что-то ему внушить.

Глава 2

Аудитории здесь, как положено, напоминали греческий амфитеатр – парты спускались ступенями от потолка к полу, а доска и кафедра находились будто на сцене. Студенты парочками расселись за столы с откидными скамейками: на первом ряду Нина и Марфа, за ними Масленников и Лихушкин, рядом Лена и Челноков. Место на первом ряду через проход от девушек пустовало – здесь всегда сидел исчезнувший Василий Поляков, и никто не рискнул занять его.

Говорить во весь голос ребята здесь не решались – каждый звук эхом разносился по всей аудитории. Потому они ограничивались лишь шепотом с ближайшим соседом.

Наконец дверь распахнулась и вошёл тот, кого они ждали. Студенты вскочили как по команде.

– Прошу прощения за опоздание, – сказал Вышеславский, кивнув, чтобы те садились. – Форс-мажорная ситуация не может не влиять на наш распорядок. Тем не менее, я намерен продолжать нашу работу. Сейчас мы не можем позволить себе никаких задержек. Все оперативно-розыскные мероприятия вас касаться не должны.

Он заметил, что староста группы поднял руку и снисходительно кивнул ему:

– Да, Викентий.

– Герман Александрович, позвольте вопрос. Это тот старикан в сером будет разыскивать Полякова?

Вышеславский криво усмехнулся.

– Да, для вашего поколения это всего лишь старикан в сером… Это Русаков, не так давно начальник экспертно-криминалистической службы города. Должен предупредить вас, ведь наверняка скоро он будет допрашивать каждого: он человек старой закалки. В нашей науке он смыслит мало, зато шпионы ему видятся везде. Подозревает он всех и каждого. Вступать с ним в дискуссии бесполезно. Это настоящий бульдог с мёртвой хваткой. Отвечайте как можно короче, без всяких подробностей. Не давайте ему повода прицепиться. Одно лишнее слово, и он вас дожмёт. Не прельщайтесь его показной вежливостью. Стелет он мягко, зато жёстко будет потом. Хоть словом обмолвитесь о том, чем мы занимаемся, и он от вас не отстанет, пока вы всё ему не выложите. А там начнутся разборки, которые нам совершенно ни к чему. Запомните: у нас сплошная рутина, штудируем Юнга, психотипические тесты и так далее. После того, как несколько человек скажут ему одно и то же, он от вас отстанет. Вы запомнили?

– Запомнили, Герман Александрович, – хором ответили студенты.

– Вот и молодцы. Главное – вы простые ученики, ничего не знаете, ничего не видели. Про Полякова вы тоже ничего сказать не можете, всё как обычно, никаких странностей. В крайнем случае переводите всё на меня. Я-то с ним быстро разберусь, об меня он зубы ещё поломает. А теперь к нашему вопросу…

Спускаясь по лестнице в фойе здания, Терентий Русаков размышлял о том, что кое в чём декан прав. Поиском пропавшего студента ему приходится заниматься впервые. Подобные дела никогда не входили в его компетенцию. Обычно он сталкивался с крупномасштабными аферистами, фальшивомонетчиками, мастерами всевозможных подделок. Частенько попадались и убийцы – наёмные киллеры или маньяки. Каждый из них, как считал Русаков, имеет свой индивидуальный почерк, уникальный стиль – впрочем, как и нормальные люди. Задача эксперта разгадать этот стиль, проанализировав все имеющиеся следы. На этом поприще его и нашла мировая слава – последние десять лет Русаков провёл в командировках по всей стране, и почти раз в год Генпрокуратура направляла его в помощь зарубежным коллегам.

Но год назад Русаков достиг пенсионного возраста. Продолжать службу он не мог и вышел в отставку. Работать в частных структурах он не хотел, оставаясь прежде всего сотрудником правоохранительных органов. Да и необходимости в этом не было – его дети давно повзрослели и успели построить успешные карьеры. Потому кроме лекций раз в неделю в институте судебной экспертизы занятий ему не нашлось. К передаче своего многолетнего опыта новым поколениям специалистов Русаков отнёсся со всей серьёзностью и энтузиазмом, но всё-таки он не считал педагогику своим призванием.

Конечно, сидеть без дела ему и сейчас приходилось не часто: круг знакомых, нуждающихся в его консультациях, оставался обширным. Но дела государственного масштаба остались в прошлом, о чём Русаков – человек, не привыкший ни о чём сожалеть – думал не без некоторой грусти.

Дело Василия Полякова казалось совсем простым. Конечно, оставалась загадка с камерами, но ничего экстраординарного Русаков в ней не видел. Стоит лишь немного разобраться с плёнкой и теми, кто её смотрел – скорее всего, не особо-то и внимательно – и правда выйдет на поверхность. Вряд ли эту загадку ему подкинул изощрённый преступный ум, с каким ему давно хотелось схлестнуться. Вряд ли в стенах этого института, несмотря на витавший в нём тревожный дух, притаился злоумышленник, которого ему во что бы то ни стало нужно обезвредить.

Терентий Русаков ошибался не часто. Но сейчас он вряд ли мог подумать, что это именно тот случай.

В фойе возле гардеробной его ждал невысокий коренастый мужчина лет пятидесяти с лысой головой и жёлтыми щетинистыми усами. Выглядел комендант довольно грозно. Заметив приближающегося эксперта, он подтянулся и отрывисто представился:

– Гвардии прапорщик Проклов.

– Терентий Гаврилович, полковник в отставке, – ответил Русаков в тон коменданту.

– Леопольд Генрихович приказал показать вам записи камер и комнату пропавшего. С чего начнём?

– По традиции начнём плясать от печки. В данном случае это общежитие.

– Тогда пойдёмте.

Они вышли на улицу, и комендант указал на старое двухэтажное здание из красного кирпича, отдалённое от учебного корпуса метров на двести. За долгие годы стены начали крошиться и осыпаться, что было особенно заметно на углах здания: края стены казались не прямыми, а волнистыми. Все окна общежития были закрыты чёрными, местами проржавевшими решётками.

Между двумя зданиями раскинулось пространство вроде небольшого парка, но без фонарей и скамеек. Росли здесь в основном лиственные – четыре могучих дуба по краям и с десяток осин между ними. Листва с них уже почти полностью опала, обнажив крупные вороньи гнёзда. Их обитатели расположились на голых ветках, устремлённых к небу, как исхудавшие руки страждущих. В центре парка раскинулась большая лужа, когда-то, по-видимому, бывшая прудом. В обход неё к крыльцу общежития змеились две тропинки, устланные жёлтыми листьями, уже успевшими порядочно запылиться. По одной из них и двинулись Русаков с Прокловым.

– Полагаю, это бывшая дворянская усадьба? – спросил эксперт.

– Точно так. Здесь жили какие-то князья или графья. Учебный корпус был господским домом, а общежитие – флигелем для прислуги. Об этом вам лучше расскажет доктор. Он у нас знаток истории.

Подойдя ближе, Русаков смог рассмотреть, что общежитие построено в форме буквы П. Два крыла здания соединялись перемычкой, где и располагалось крыльцо. Но высокие двустворчатые двери были заколочены крест-накрест, что придавало всей постройке мрачный, заброшенный и даже зловещий вид. Вход же в здание осуществлялся через две железные двери, расположенные друг против друга. Заметив, что Русаков обратил на это особо пристальное внимание, комендант пояснил:

– Девчонки и парни живут в разных половинах. Это крыло мужское, а то женское. Проход между ними я закрыл. Как видите, у нас тут всё благопристойно.

– Не сомневаюсь. Но разве для тех, кому очень надо, это достаточная преграда?

– Может, и недостаточная. Зато порядок какой-никакой. И никаких оргий в комнатах.

Они вошли в одну из железных дверей и поднялись на второй этаж по деревянной лестнице. За лестничной клеткой оказался длинный коридор с десятком фанерных дверей. Его стены недавно выкрасили масляной краской салатового цвета. Никаких попыток украсить их по своему вкусу студенты не предпринимали: ни надписей во славу любимого футбольного клуба, ни наклеек. С потолка свисали плафоны с колотыми краями, а то и простые «лампочки Ильича». В общем, вид помещение имело откровенно казарменный. На стене у входа висела красная доска объявлений, к которой рядом с советским плакатом «Чистота – залог здоровья» прикрепили фото разыскиваемого Полякова. И действительно, коридор содержался в образцовой чистоте. И лишь проходя мимо туалета Русаков услышал запах плесени и сигаретного дыма.

– Вот черти! – буркнул Проклов, заметив, что эксперт поморщился.

– Держите их в строгости?

– Ну и как иначе? Уже лбы здоровенные, а коли распоясаются, сами же жить не смогут.

Поспорить с эти было трудно.

Комната Полякова оказалась крайней и находилась у высокой заколоченной двери с надписью «Пожарный выход».

– А там у вас что?

– Да склад всякого барахла и проход в девичью половину. Здесь опечатано.

Он ткнул в бумажку с печатью, наклеенную на дверную щель. В голосе коменданта слышалось явное недовольство.

– Я не сомневаюсь в том, что вы держите всё под контролем. Но в зданиях полно укромных мест, где можно спрятаться. Потому мне потребуется осмотреть все, даже закрытые помещения. Но этим мы займёмся позже. Сначала комната.

Проклов порылся в кармане и вытащил из него плоский пожелтевший ключик. Глянув на замок, Русаков подумал, что смог бы открыть его простой булавкой.

– Проходите, – пробормотал комендант без особого гостеприимства.