Факультет отчаяния

– Приятно познакомиться.

– Взаимно. Хоть, разумеется, при других обстоятельствах было бы ещё приятнее.

– Это наш доктор, – пояснил Проклов.

– Верно, заведующий медицинским пунктом. Знаете, где он находится? Первый этаж, между лестницей и гардеробом. Будет время – заходите. Я могу столько вам рассказать – я ведь здесь старожил, можно сказать. Я работаю с первого дня основания университета. Более того, вы не поверите, но я таки работал здесь ещё тогда, когда тут не было никакого университета. Это место для меня почти как родина!

– Обязательно зайду к вам, – заверил его Русаков, поспешив догнать Проклова, уже ушедшего на много шагов вперёд и с недовольством косившегося на разговорчивого врача.

Крикнув что-то на прощание, тот продолжил свой бег вокруг пруда. Судя по всему, собеседников у него было меньше, чем требовал его общительный характер. От избытка пациентов он тоже явно не страдал. Но в то же время он почему-то казался неотъемлемой частью всей обстановки института, хоть его эпикурейский вид и дисгармонировал с её строгостью.

Наконец они вернулись в учебный корпус и свернули в каморку охранника. Её обитатель сидел с видом медитирующего Будды и мучил челюстями жвачку, но, завидев коменданта, вскочил с кресла и вытянулся по стойке смирно. Был это широкоплечий парень лет под тридцать с бритой головой и жидкими усиками на красноватом лице.

– Полищук, покажите записи с камер видеонаблюдения, – приказал комендант и кивнул Русакову на кресло перед монитором.

Сам Проклов сел на кушетку у стены, предназначенную, видимо, для ночного отдыха охранника. Полищук же стал нажимать на кнопки стоя.

– В тот день дежурили вы? – спросил Русаков, пока он искал нужную запись.

– Нет. Серёга-напарник.

– Они сменяются через три дня, – пояснил Проклов.

– Вы знаете в лицо всех студентов?

– Не всех, но… особо примечательных.

– Да куда им! – снова вмешался комендант. – Они только на девиц и пялятся, и то, конечно, не на их лица. А в это время мимо хоть полк пройдёт. Посади вместо них пугало в форме – толку и то больше будет.

Полищука явно раздражало, что отставной прапорщик обращается с ним, как с солдатом-дневальным. Но возражать начальнику он не смел и лишь сильнее сдавливал зубами свою жвачку.

– Вот. Смотрите.

На чёрно-белом экране появилось крыльцо главного входа. Лиственничная аллея, соединявшая институтский городок с шоссе на город, уходила в перспективу. Но обзор был панорамным, так что в поле зрения камеры попадала и часть парка: одна из тропинок, идущая берегом пруда, сам берег и два из четырёх дубов. Вдали расплывчатым пятном темнело общежитие.

Русаков понял, что возлагать на камеру больших надежд не стоит: её предназначение то же, что раньше исполняли дверные глазки – если кто-нибудь стучит в закрытую дверь, охранник не вставая с места видел его лицо и решал, стоит ли ему открывать. Но всё-таки это лучше, чем ничего, и эксперт приступил к просмотру записи.

Итак, напарник Полищука открыл дверь учебного корпуса за час до начала занятий. Одним из первых в здание вошёл Рихтер, сжимавший потрёпанный кожаный портфель. Вскоре за ним показался Вышеславский в сопровождении своей рыжей ассистентки. Профессор, как и полагается, что-то объяснял ей, указательным пальцем вычерчивая в небесах невидимые формулы, а та внимала каждому его слову и жесту. Затем мимо камеры просеменил доктор Блюменталь, тяжело промаршировал Проклов. Ближе к звонку ко входу потянулись и студенты. Одиночек среди них было очень немного – в основном их почти беспрерывный поток вливался в двери небольшими стайками. Одни спешили побыстрее занять свои места в аудиториях, другие напротив, не торопились, наслаждаясь последними глотками свободы перед долгими и томительными часами лекций. Кто-то останавливался на пороге, в ожидании товарищей. В общем, в этой картине не было ничего необычного.

Русаков начал считать всех вошедших и вышедших. Вскоре воображаемую таблицу из двух столбцов заполнили цифры сорок восемь и два. Впрочем сейчас если кто и выходил из здания, то тотчас же возвращался.

Когда до звонка оставалось минут пятнадцать, на горизонте показалась группа из семи человек. Внимание эксперта они привлекли сразу же; он не мог уверенно определить, чем именно, но они явно выделялись из всех прочих студентов. Конечно, это явно были старшекурсники – уже далеко не такие резвые и беспечные, как их младшие коллеги. Но всё-таки они превзошли даже самых серьёзных выпускников – двигались они словно рота солдат, стройной колонной по два. Впереди, как вожак собачьей упряжки, шагал высокий юноша в костюме с галстуком. Русаков ещё не знал, что это староста Масленников. Рядом с ним – Лихушкин, постоянно оглядываясь на шествующих сзади. Марфа и Нина отрешённо следовали за направляющими, за ними Лена и Челноков. Парень рассказывал что-то своей спутнице, изображая боксёрский удар кулаком. Та делала вид, что внимательно слушает.

– Это группа Полякова, – указал Проклов. – Как всегда, все вместе.

«Я так и понял, – подумал Русаков, а вслух спросил:

– Почему их так мало?

– Ближе к выпуску курс разделили. Они пишут диплом под руководством Вышеславского, другие – у других преподавателей.

– И все они живут в общежитии?

– Кроме Масленникова. Он местный, сын главврача стоматологической поликлиники. Остальные все с области. А вот и сам Поляков.

Он плёлся в хвосте, на некотором отдалении от всей компании – длинный, нескладный, и единственный без пары. На нём была ветровка грязно-серого цвета с капюшоном. За спиной небольшой рюкзачок.

«Плохо, что камера не передаёт выражение их лиц, – пронеслось в голове Русакова. – А ещё хуже – их мысли.»

Смотрел он себе под ноги, не поднимая головы и не вращая ею по сторонам. Но несмотря на это походка его – широкие шаги, ладони скрывались в карманах полинялых джинсов, отчего он не мог нормально балансировать при ходьбе – была как у человека, которому совершенно безразлично, наступит ли он в лужу или грязь. Вид у парня был такой, будто бы он уже принял решение записаться в камикадзе.

Русаков неотрывно следил за этим шествием, смахивающим на ритуальную процессию, только без гроба, пока Поляков не скрылся за дверью главного входа. Тогда эксперту уже ничего не оставалось, кроме как приплюсовать к своей таблице число семь и приготовиться ждать.

Цифры в углу монитора, означавшие время и дату съёмки, показали девять утра. Звонок прозвенел. Опоздавших оказалось немного – всего пять человек. Итого шестьдесят человек за вычетом декана, доктора, коменданта и Вышеславского. Тогда Русаков ускорил воспроизведение. Люди на крыльце замелькали, как в комическом скетче, но было их немного, и Русаков успевал их сосчитать. В основном студенты и преподаватели выходили покурить, и через пару минут возвращались обратно. Часов в десять выскочил доктор в своей тренировочной экипировке и после десяти кругов вокруг пруда вернулся обратно. Проклов курсировал между корпусом и общежитием с различным инвентарём от лопаты до молотка. Но до конца занятий никакого скопления народу не наблюдалось.

Наконец наступили три часа дня, и ситуация кардинально изменилась. Счастливые студенты высыпали из здания. Многие из них сразу же доставали сигареты. Пару раз высовывался комендант, видимо, ругая их за нарушение пожарной безопасности. Собравшись в компании, юноши направлялись по аллее к воротам. Меньшая часть устремлялась в парк в сторону общежития. Число остающихся в здании уменьшалось с каждой минутой. Но особо интересующая Русакова семерка не спешила покидать святилище науки.

– Вышеславский назначил им консультацию после занятий, – пояснил Проклов, будто бы угадав его мысли.

– Я им сочувствую.

– Они сами его выбрали.

Судя по количеству вышедших, другим группам в это время дополнительных занятий не назначали. Правда, в здание заходили и другие студенты. По всей видимости, они сдавали задолженности или, как их здесь называют, «хвосты». Но они, разобравшись со своими делами, покидали здание, особо в нём не задерживаясь.

И лишь в шесть часов вечера, когда небо уже стало смеркаться, на пороге показались сокурсники Полякова – Лена, Лихушкин и Челноков. Девушка тотчас же достала из сумочки сигарету, Лихушкин щёлкнул перед её носом зажигалкой. В отличие от товарищей, Челноков не курил. Через минуту к ним присоединились Масленников, Нина и Марфа. Поляков не спешил нарушить симметрию своей группы. Ребята ещё какое-то время стояли у крыльца. Между ними завязалась оживлённая дискуссия.

Русаков догадывался, о чём они спорят. Но всё-таки пожалел, что камера не умеет передавать звук. Когда-нибудь системы слежения усовершенствуются настолько, что хранить секреты в цивилизованном мире станет невозможно. Но пока времена эти не наступили, и компетентные органы вынуждены довольствоваться лишь не самыми чёткими картинками.

«Впрочем, ещё не факт, что они его хватились. Парень двадцати одного года всё-таки не коза на привязи, несмотря на их строгую дисциплину и репутацию Вышеславского.»

– Как я понимаю, на консультацию Поляков не пришёл?

– По их словам, нет.

Дерзкий поступок. Игнорировать требования профессора Поляков бы не посмел, да и вряд ли хотел. Значит, исчезновение произошло именно в этот промежуток.

Потоптавшись у крыльца, студенты всё-таки разошлись. Девушки и Масленников двинулись к воротам, Челноков и Лихушкин – к общежитию. Через полчаса Русаков увидит их переодевшимися: они прошли мимо крыльца и вышли за территорию городка. В это время все передвижения ограничивались маршрутом общежитие – парк – ворота. В учебный корпус заходили лишь единицы, судя по всему, уборщицы и прочий персонал.

В здании оставались только декан, Вышеславский и некоторое преподаватели. Все они были склонны засиживаться допоздна. Но вот в дверях показался Рихтер, а через полчаса – Вышеславский, всё также в компании очаровательной помощницы. Последним вышел доктор: он двинулся по аллее походкой человека, которому некуда спешить, с любопытством оглядываясь по сторонам, будто бы видел эти деревья впервые в жизни.

С этой минуты здание учебного корпуса будто бы вымерло. И лишь когда совсем стемнело, по парку замелькали серые фигурки. Среди них должны быть Лена, Марфа, Нина, Лёха и Лихушкин. Но всё освещение студгородка состояло лишь в фонаре над крыльцом, так что разглядеть их во тьме было почти нереально.

– К девяти часам студентам полагается вернуться в общежитие, – заметил Проклов.

– Вы это проверяете?

– Разумеется. Я же за них головой отвечаю!