Честное лисье слово

– Когда ты появилась на свет, и мама так вокруг тебя прыгала… Мне всё казалось, что родители тебя больше любят, – признался Ури. – Ревновал я. Потому и вредничал. Не помнишь?

Сестра смотрела на брата, и глаза её начинали наполняться слезами.

– Ой, Ури, мне так жалко… – прошептала она.

Но тот улыбнулся и сказал:

– Не плачь, сестрёнка, это всё в далёком прошлом! Ты же видишь, я уже всё понял, и мы с тобой лучшие друзья. Ведь так?

Фьор вытерла слёзы и улыбнулась в ответ.

– И я так этому рада!..

– Я и тебе позавидовал, – обернулся Ури к молчаливо сидящему другу. – Когда ты стал про родителей рассказывать… как они с тобой возились и везде с собой брали. Подумал – в нашей семье такого никогда не было. Взрослые – это взрослые. Ан – не успел толком позавидовать, как тут же выяснилось, что скоро у тебя совсем никого не осталось. Мне сразу так стыдно стало… Честное лисье слово.

Фидо подошёл и слегка толкнул Ури в плечо, как он делал всегда от избытка чувств. Глаза его смеялись. И он сказал тихонько:

– Это всё не страшно. Как же я счастлив, что ты мой друг… Честное лисье слово.

Глава 9. Великие перемены

В большой долине что-то случилось. Нет, не рядом с тем местом, где жили лисята, а где-то далеко, ниже по реке. Но несомненно, там происходило что-то грозное, тяжёлое, страшное. Это ощущалось в воздухе. Когда ветер дул с севера, из низов долины, он приносил с собой слабый запах гари и слышался временами какой-то смутный гул.

Потом появились первые беженцы. Косули, олени, кабаны мчались, ломились через кусты. Чужие лисы скользили безмолвными тенями в сумерках, бежали, гонимые страхом, всё вверх и вверх по долине. С теми, кто жил в лесу у озера, они не вступали ни в какие разговоры – останавливались только попить воды и вновь устремлялись дальше.

В лесу стало тревожно. Все чего-то ждали. И оттого, что никто толком не знал, что грядёт, какая именно опасность, царила атмосфера подавленности и беспокойства. Ведь неизвестность – она хуже всего.

Трое лисят (хотя теперь их уже можно было бы назвать молодыми лисами – так они выросли и возмужали), сидя на скалистом выступе у берега озера, обсуждали последние новости.

– Всё бегут и бегут… – озабоченно говорил Ури. – Теперь уже и зайцы толпой пошли. И другие, разные… Может, у них там внизу наводнение?

– Скорее, пожар, – возразила Фьор. – Помните, вчера вроде дымом немножко пахло?

Фидо с ней согласился:

– Похоже на то. И, видимо, достаточно серьёзный…

– Как бы до нас не докатилось! – Ури забеспокоился. – Сниматься с места осенью – что может быть хуже! Переселяться в чужие леса, новые норы копать, то да сё…

– Тут уж не до жиру… – вздохнул Фидо. – Когда пожар – выбирать не приходится. Уцелеть бы…

– И ведь никто слова не проронил! Неужели трудно предупредить соседей?! Так, мол, и так… Пожар. Собирайтесь в поход. – Ури с негодованием фыркнул. – Вчера вот… Попытался остановить одного рыжего. Встал у него на пути. Спрашиваю: «Чего бежите-то? Что случилось?» А он глянул на меня дикими глазами, скок в сторону, да как припустит! Так ни слова и не ответил.

– Он просто не в себе был, наверное, от потрясения, – попыталась Фьор заступиться за незнакомца.

– Я тоже, когда снизу сюда прибежал, разговаривать особо не мог, – поддержал её Фидо. – Понимаешь, когда такое, в голове всё мешается и ничего не соображаешь. Очень страшно.

Друзья замолчали. Сидели и смотрели, как солнце садится за озером. Только сегодня это зрелище не вызывало в их сердцах обычного радостного настроения. Тревога омрачала всё.

Вдруг Фьор навострила уши: кто-то пробирался по высокой сухой траве к устью ручья. Остальные тоже подобрались и насторожились: мало ли кто может прийти в эти неспокойные времена. Но вскоре этот «кто-то» вынырнул под самым носом у лис и оказался енотом Веней.

– Привет, как дела? – произнёс он. И вид у него был настолько спокойный, будто ровно ничего не происходит и в лесу по-прежнему царит тишь да гладь.

Глядя на Веню, Ури невольно почувствовал зависть (хотя и поклялся когда-то, что больше её в свою голову не пустит) – такой малыш, а всё ему нипочём, даже вселенское бедствие! А енот, между тем, заговорил, адресуясь по-обыкновению к Фьор:

– Хотел тебя предупредить, чтобы ты не волновалась. Там, откуда все бегут, большой пожар.

Ури просто вспотел, услышав такое, и даже укусил себя за кончик хвоста. Вот как, значит! Пожар – но волноваться не стоит!.. Да он просто чокнутый, этот енот!

– А то мы не догадались, – нарочито грубо буркнул он, стараясь скрыть дрожь.

Веня мельком глянул на лиса и добавил:

– Но его уже тушат. И скоро потушат совсем. Поэтому никого не э-ва-ку-ируют. – Выговорив такое длинное и сложное слово, он явно остался собою очень доволен.

– Это кто тебе сказал? – спросил Фидо. – И как вообще могут кого-то эвакуировать?.. А-а, – догадался он тут же, – это ты не про нас, а про… людей?

Веня настороженно кивнул.

Фьор была в курсе енотовских похождений, то есть его тесной дружбы с обитателями хутора, где она провела в неволе целых три дня. Веня по секрету рассказывал ей многое: и что с Никой ходит играть, и про то, что ему в саду построили целый домик, прямо около прудика, и даже приглашали жить там, когда захочет. «Только насовсем я не согласился, – важно сказал Веня, – А то как же дедушка – без меня… А вот поиграть – это да, это с удовольствием…» Но поскольку Фьор умела хранить чужие тайны, она никому про маленького енота не рассказывала, даже своим друзьям. Ведь это были не её секреты! Ей и теперь совсем не хотелось обсуждать эту тему со своими друзьями, и на её счастье щекотливый разговор оказался неожиданно прерван.

Из леса со стороны ручья послышался треск ломаемых кустов, рычание и вскрики – несомненно, там завязалась схватка. Лисята вскочили, намереваясь тут же побежать и выяснить что и как. Но не успели они сделать и трёх прыжков, как прямо им под ноги выкатился клубок дерущихся. Ими оказались Перфидо и некий неизвестный лис, явно пришлый. Потому что будь он не пришлый, знал бы, что с Перфидо связываться точно не стоит – только тумаков огребёшь. И сразу ясно было что они не поделили: сойку. Впрочем, то, что эта дохлая птица была когда-то сойкой, лисята догадались только по нескольким оставшимся голубым пёрышкам на левом крыле – правое же в пылу жестокой драки превратилось в комок совершенно растерзанных перьев.

Увидев перед собой уже не одного, а сразу четверых противников, незнакомый лис бросил сойку, вскочил на ноги и бросился наутёк со всей прытью, на которую ещё был способен. Перфидо неторопливо отряхнулся, встопорщив шерсть, и с сожалением посмотрел на изрядно потрёпанную добычу.

– Такую дичь испортил, подлец! – выругался он сквозь зубы. И рассказал, как он охотился сегодня за ручьём – и очень удачно! – выследил двух подравшихся соек и так ловко ухватил одну за крыло. Как вдруг на него самого напали – заметьте, самым подлым способом, из-за дерева! – так что он от неожиданности выпустил птицу. А этот негодяй подхватил и попытался скрыться с добычей. – Не на того напал! – хвастливо заключил Перфидо и выпятил грудь.

Веня покосился на гордого своей победой лиса и пробормотав «Ну, я пошёл…», скрылся в высокой траве.

А Фьор так и подмывало напомнить «поборнику справедливости» о том, как он сам, да ещё в компании с другим здоровяком, когда-то напал на них, ещё небольших лисят, на льду озера, намереваясь отнять наловленную ими рыбу. Но она сдержалась. Ведь Перфидо действительно изменился к лучшему в последнее время, особенно после того, как расправился с собственной завистью. Так что уж не стоило ему пенять – ведь говорят же: «Кто старое помянет, тому и глаз – вон». Вместо этого лисичка сказала:

– Он, небось, с голоду. Они все, кто снизу бегут, совсем не в себе. Может, лучше было бы с ним поделиться?

– Ещё чего! – возмутился Перфидо. – Пусть сам о себе позаботится, не маленький! Дичи сейчас – пруд пруди.

Это было правдой. Из-за пожара количество зверья вокруг озера сильно увеличилось. Зайцы шастали под самым носом у лис, птицы гомонили в кронах деревьев, выясняя свои птичьи отношения, а мыши и суслики нарыли столько новых норок-тоннелей, что зелёные прежде лужки покрылись густой сетью полосок свежевскопанной земли. Так что охотиться лисам стало совсем просто. Но это почему-то не слишком радовало Фьор – ей казалось, что они пользуются чужой бедой. Однако ни Ури, ни Перфидо не разделяли её сомнений – они охотились с азартом и косо смотрели на чужаков, вторгавшихся в их угодья.

А чужаков-охотников было много. И лисы, и волки, прибежавшие из низов долины – все они пытались урвать свой кусок, действуя кто силой, кто хитростью. Все известные лесные законы насчёт «не охотиться на чужой территории» нарушались на каждом шагу, так что склоки и драки возникали постоянно. Размеренная и устоявшаяся жизнь сменилась тревожным противостоянием; лесные жители разделились на два лагеря – «своих», то есть живших здесь до пожара, и «чужих» – пришлых.

Даже Фьор, которая сначала очень жалела вновь прибывших, и была склонна всегда идти им навстречу, вскоре поняла, что по-старому жить не получится.

– Придётся отстаивать своё право, если не хочешь быть выставлена вон со своего исконного охотничьего участка, – сказал ей как-то Ури. – Хорошо ещё – дичи много, а то совсем бы война пришла.

И Фьор пришлось согласиться.

Фидо чувствовал себя и вовсе неловко. С одной стороны, он был согласен с Ури, и готов был встать плечом к плечу со своими друзьями, защищая интересы «старожилов», а с другой – он и сам был когда-то «пришлым» в этих местах, хотя и прошло с тех пор немало времени. Теперь его дом был тут, но некоторые из исконных жителей могли припомнить ему, что так было не всегда.

– Мне кажется, суть не в том, местный ты или пришлый, – задумчиво говорил Фидо, когда они с друзьями обсуждали эту тему после очередной охоты, – а в том, как ты себя ведёшь и поступаешь с окружающими. И уж если ты пришёл в чужой лес, надо принимать его законы, и постараться не нарушать гармонию. А лучше – принести что-то хорошее тем, кто тебе помог, и своим новым соседям. Любить их и уважать. Тогда и тебе самому хорошо здесь будет.