Генерал улыбается и подходит ко мне. Гладит по щеке и касается губ поцелуем.
– В душ и наряжаться обратно. Доберемся домой, я организую тебе гардероб. Платья у Эппия красивые, но у тебя должны быть свои собственные.
Разворачивается и уходит в боковую дверь. Через минуту оттуда раздается звук льющейся воды, а я сижу на кровати и думаю, что генерал только что назвал моим домом свой особняк. Настолько естественно и просто, будто так было всегда. А я только сейчас начала по-настоящему понимать, что означала сказанная им когда-то фраза: «Ты моя женщина».
Глава 17. Званый ужин
Ужинаем за длинным столом. Медленно, церемонно, с текстильными салфетками на коленях, прижатыми к бокам локтями, тремя вилками слева от блюда и двумя ножами с ложкой справа. Вся посуда металлическая, начищенная до блеска. Я не разбираюсь: сталь, хром или серебро? Выглядит красиво, и есть из неё страшно. Холодный суп-пюре из дыни или тыквы посыпан черной и красной стружкой. Сладкий, как десерт, но подан с креветками. После него что-то мясное тонкими ломтиками со взбитым ягодным кремом и сыром, завернутым в листья. Чувствую себя дикаркой, впервые выбравшейся из леса к цивилизации. Стреляю глазами от одного гостя к другому и копирую их действия. Когда можно начинать есть, каким прибором пользоваться?
Слева и справа от меня дочери Марка – Юлия и Ливия. Все женщины сидят отдельно по левую руку от хозяина сектора. По правую от него Наилий и майоры, потом капитаны, лейтенанты. Все в гражданском, но спины держат так, будто только что вместо ломтика нектарина проглотили боевой посох. Неуютно мне совсем. Наилий так далеко и снова занят разговорами о политике. Безупречный в своем шоколадном пиджаке и старомодной рубашке на пуговицах. Вспоминаю, как он с таким же холодным достоинством ел наш первый совместный ужин из сухпайка. Сейчас хочется мысленно заключить его в рамку и повесить на стену в музее. Испугалась бы, не зная, насколько на самом деле генерал пятой армии неприхотлив в жизни.
Встречаю третью смену блюд и усмехаюсь над намерением Марка и к мудрецам съездить, и на ужин успеть. Затянется мероприятие до середины ночи. Музыканты уже по второму кругу пошли, терзая струны инструментов на записи. Я слышу арфу, виолончель, несколько скрипок, трубы и литавры. Еще чуть-чуть – и полный симфонический оркестр.
Все хорошо, но организм, измученный количеством съеденного и выпитого, требует немедленного уединения в дамской комнате. И до конца вечера я не дотерплю. Срочно надо выйти. Складываю руки на коленях и стараюсь лишний раз не шевелиться. Не хочу вставать на глазах у всех, а потом тыкаться в коридорах во все двери подряд. Глупо, по-детски, но я просто не знаю, что делать?
– Не мучайся, пойдем уже вместе, я тоже не дотерплю, – тихо говорит Юлия.
Оборачиваюсь к ней слишком резко и поспешно. Глаза от удивления, наверное, круглые-круглые, потому что блистательная старшая дочь генерала едко усмехается и говорит еще тише.
– Или хочешь Наилия попросить проводить тебя?
– Нет, пойдем, – выдавливаю из себя, сглатываю и добавляю: – Спасибо.
– Не за что, – вздыхает Юлия и встает, отодвигая стул.
Нас действительно провожают взглядами, но в компании я чувствую себя увереннее.
– У тебя глаза такие большие от природы или болеешь чем-то? – спрашивает Юлия, степенно шествуя по лабиринту коридоров.
– От удивления, – холодно отвечаю я.
Юлия хмыкает и касается пальцем замка.
– Ужин в честь Совета генералов. Традиция. Совет внеочередной, поэтому все так спонтанно и немного сумбурно.
Страшно представить, как выглядит ужин, когда к нему готовятся заблаговременно. Вхожу вслед за Юлией в уборную и скрываюсь в кабинке. Долго-долго шуршу шифоном и выхожу обратно. Старшая дочь Марка поправляет макияж перед зеркалом во весь рост. Обновляет перламутр на губах и крутится, расправляя складки изумрудного платья. Её волосам медового оттенка и чуть зеленоватым глазам очень идет. Она замечает мой взгляд и медленно произносит.
– Странно, что у тебя синяков нет. На шее, плечах, руках.
Неожиданное замечание. Рассматриваю свою фигуру в зеркале и не понимаю.
– А почему они должны быть?
Юлия рисует кисточкой контур губ и отвечает:
– Наилий очень сильный и, когда под Шуи, плохо себя контролирует. Утром просыпаешься вся в синяках.
Не часто я общаюсь с женщинами, не понимаю тонких игр, закулисных интриг и манипуляций. Зачем сейчас Юлия рассказывает это мне? Напугать? Наилий тоже пугал, но ни одного синяка на моей коже так и не появилось.
– Как видишь, нет ничего.
– Вот я и говорю, странно. Спишь с садистом, а синяков нет.
Давлюсь и кашляю, прикрывая рот рукой. Играю, чтобы взять паузу на обдумывание. Еще вчера рассмеялась бы ей в лицо и послала в бездну. Но не после сегодняшнего разговора с генералом. Тревога разливается тяжестью в животе. Сердце дважды надсадно бьет, с трудом проталкивая кровь, а потом возвращается к нормальному ритму. Не может быть. Наилий – не садист! Знаю, болтают всякое о генералах. Будто все как на подбор извращенцы. Каких только гадостей не сочиняют. И кровь девственниц пьют, и сердца поверженных врагов поедают. В ритуалах участвуют мерзких, чтобы защититься от смерти, и посохи генеральские им колдуны с других планет заговаривают. Сказки для впечатлительных особ. Но все-таки уточняю:
– И что же он как садист делает с женщинами? Бьет или ножом режет?
Юлия достает из миниатюрной косметички тушь и не спеша отвинчивает колпачок с кисточкой. Задумчиво вертит её в руках, кусая губу.
– Душит. Белым ремнем от комбинезона, – голос старшей дочери Марка звучит глухо и безжизненно. – Если ремня нет, то просто руками. Ощущения у женщины от близости тогда ярче. И он, конечно, больше удовольствия получает. Нравится, когда на грани. Убить ведь может. Чуть передержит, и ты задохнешься.
На последней фразе она оборачивается и подходит ко мне, заглядывая в глаза.
– Извини, я думаю, ты должна знать, раз уж встречаешься с ним.
Вздрагиваю, как от удара. «Есть демоны, которых нужно держать на привязи». Это они? Неосознанно касаюсь пальцами шеи, будто на ней уже затягивается петля из белого ремня. Лицо Юлии становится светлым пятном с кляксой перламутра и овалами нарисованных стрелок. Делаю шаг в сторону и тяну за ручку двери.
– Спасибо, учту.
Нервно тыкаю пальцем в кнопку замка, чтобы выпустил. Попадаю со второго раза.
«Беги».
Поднимаю юбку выше и стучу каблуками по паркету. Куда? Не важно. Прямо.
«Беги от него».
В коридорах ярко горит свет. Ради камер, которые смотрят на меня десятком внимательных глаз и записывают каждый шаг. Не упасть, не разрыдаться.
«Беги, садист нам совсем не нужен. Обойдемся. Другого найдем. Лучше».
Отмахиваюсь от паразита, да так, что по-настоящему. Будто комары вокруг летают и жалят больно. Но нет. Тихо, пусто. Холодная, стерильная роскошь чужого дома. Вычурные статуэтки прекрасных женщин на подставках. По ним струится каменный шелк и опадает к кокетливо оголенным ногам. Три танцовщицы. Три сестры. Зло толкаю одну фигурку. Она падает с подставки, но остается целой. Не разбилась. И я выдержу.
«Нет! Удушение смертельно опасно! Я против!»
«А почему? – вкладываю в мысленную речь столько воображаемого ехидства, что самой становится противно. – Ты же всегда его защищал».
«Заиграется и убьет. На адреналине будет или пьяный. Не уследит».
Сажусь на подставку как на стул. Роняю голову на ладони. Это ложь. Злая шутка ревнивой женщины. Никогда Наилий не причинял мне вреда.
«Два покушения на твою жизнь, конечно же, не в счет?»
«Ты тоже не смог защитить».
«Я бесплотный. А с мясом и костями любой дурак смог бы».
«Как?»