Охота на мудрецов

«Оставить тебя в центре. Не таскать за собой повсюду».

Хочется тереть пальцами глаза, но нельзя. Макияж. Кра-со-та. Не могу верить, не хочу никого слушать. Я люблю его. Юрао вклинивается, забивает сознание потоком просьб и увещеваний, а я снова и снова мысленно повторяю «Люблю. Люблю».

– Дэлия? Ты почему здесь? – раздается над ухом звонкий голос. Поднимаю голову и вижу кудрявого Клавдия. Лучезарного, как утреннее светило. Пьяного и веселого.

– Голова закружилась.

– Давай корсет ослаблю, – заботливо предлагает нилот Марка.

– Не надо. Скоро пройдет.

Лейтенант Мор хмыкает, убирает с другой подставки статую и садится рядом.

– Надеюсь, сестры меня за это не покарают.

Вглядываюсь в мраморное лицо статуи у моих ног и узнаю старшую дочь Марка. Забавно. Увековечена в камне при жизни. Теперь еще сильнее захотелось разбить вдребезги и раскидать осколки по коридору.

– Почему ты сбросила Юлию на пол? Она обидела тебя? – спрашивает Клавдий, толкая локтем в бок.

Молчу, подбирая слово. Обида сюда явно не подходит.

– Забудь, – беспечно машет рукой кудрявый нилот, – Юлия не злая. Просто влюбилась в дядю, как дура.

– Она его не любит! – раздраженно выкрикиваю и пугаюсь собственного голоса. Сжимаю в кулаки дрожащие пальцы. Срываюсь. Совсем плохо с нервами стало. Клавдий тяжело вздыхает.

– Любит, не любит. Я думаю, мы зря зациклились на этом слове. Ведь что есть любовь? Игра до первых проявлений скуки, основанная на половом влечении и направленная на получение удовольствия.

Нилот явно цитирует чью-то мысль из книги. Поддерживаю его другой цитатой:

– А еще любовь – смесь гормонов: дофамина, адреналина и серотонина.

– Умные женщины – зло. С вами скучно.

Разглаживаю ладонями складки платья и молчу. Плевать, насколько со мной скучно или весело. Я подавляю в себе эмоции и включаю разум. Наилий меня не избивал, не предложил ни разу разнообразить наши ночи при помощи белого ремня на шее. Значит, выхода у меня ровно два: не поверить или не обращать внимания. А вот между ними выбирать уже гораздо легче.

– Пойдем обратно, – вздыхает Клавдий, – в нашем серпентарии нельзя опускать голову. Растопчут. Представь, что ты в скафандре для выхода в открытый космос. И всякая гадость, пакость и незримые лучи зла не смогут тебя достать.

Ловлю взгляд нилота, и на один короткий миг он кажется мне максимально серьезным. А потом морок рассеивается. Клавдий вскакивает с подставки, картинно кланяется и подает руку.

– Дарисса?

– Лейтенант Мор.

Вернуться в обеденный зал не успеваем, Наилий перехватывает по дороге. Не спрашивает ничего, только смотрит с тревогой. Вымученно улыбаюсь и качаю головой. Все в порядке. Он, кажется, верит. Ведет в комнату и помогает снять платье. От усталости я падаю на подушку, забыв смыть косметику. Засыпаю смело. Что я еще могу увидеть сегодня? Чего испугаться? Ошибаюсь, как всегда.

В болоте по щиколотку на самой кромке разлитого до горизонта неподвижного зеленого полотна. Вода пропитывает больничные штаны, темным пятном поднимаясь до колен.

«Беги от него!»

Не могу пошевелиться. Увязла. Черные деревья уходят голыми ветками в низкий свод грозовых туч. А вместо дождя на болото сыпется черный пепел. Налипает на ветки, плачет сосульками и болтается длинными космами. Падает на лицо, путается в волосах, перекрашивает меня в черный.

«В нашем серпентарии нельзя опускать голову».

Не отражаюсь в воде, теряюсь на фоне деревьев. Сама скоро превращусь в безжизненную корягу. Ногтями сдираю пепел с кожи – бесполезно.

«Мотылек?»

Оборачиваюсь на голос и вижу Аттию. Она там, на берегу, в полотняном платье. Зовет меня, раскинув руки. Иду, матушка. Дергаюсь и падаю, на локтях выползая из трясины. Болото тянет изо всех сил, еще чуть-чуть. Липкий след за мной, как за улиткой. Бесконечно медленно и тяжело.

«Запечатана ты, девочка».

Злюсь и дергаюсь. Срываюсь с паутины и шагаю. Десять. Двадцать. Аттия все ближе. Улыбается, зовет. Падаю в объятия и всхлипываю на плече. Она гладит по волосам, заглядывает в глаза. Берет за горло и целует.

Во рту плотный комок слизи. Не вдохнуть. Толкаю её в грудь, бьюсь в цепких руках. А пальцы Аттии растут и удлиняются. Обвивают меня крепче. Лицо матушки оплывает воском, зияет черный провал рта и оттуда выползает склизкая многоножка. Длинная, как язык.

«Утром проснешься вся в синяках».

Сгибаюсь в приступе рвоты, пытаясь пальцами выгрести изо рта слизь. Вязкую, тягучую. Дыши.

– Дыши, Дэлия!

Судороги бьют. Во рту что-то мешает. Дергаюсь всем телом и слышу надсадный хрип. Свой собственный. Легкие как в огне. Вдыхаю еще раз уже полной грудью и открываю глаза. Наилий отпускает мой язык. Нависает надо мной, закрывая макушкой лампочку в люстре, но я все равно хлопаю ресницами и жмурюсь до боли.

Генерал молчит. Отпускает меня и отсаживается в сторону. Кончики моих пальцев синие. Сколько я не дышала? Какой живой и реальный кошмар! Трогаю шею, ищу глазами зеркало у стены во весь рост. Не вижу отсюда, есть ли синяки? Наилий с резким выдохом трет ладонями лицо и достает из кармана брюк планшет и гарнитуру.

– Публий? Как дежурство? Случилось. Нет, не со мной. Долго рассказывать, я сам ничего не понимаю. Мы завтра к тебе приедем, можно? Терпит день, не срывайся с места. Правда, терпит, потом объясню. Хорошо. Отбой.

Сажусь и подтягиваю колени к груди.

– Наилий?

– Что тебе снилось? – тихо спрашивает генерал.

– Болото.

– А если приснится жерло вулкана? – зло цедит он сквозь зубы. – Дэлия, это уже выходит за рамки обычных кошмаров.

– Я понимаю.

На самом деле нет. Паразит молчит, да и что он скажет? Духи приходят из-за потенциального барьера, а Юрао здесь, со мной. Видит и слышит то же, что и я, но не может заглянуть в мои сны. Сложную загадку завтра генерал расскажет капитану Публию Назо. Мне искренне жаль главу медицинской службы. Тут поможет только другой мудрец. Если поможет.

– Наилий, давай спать. У тебя Совет через несколько часов.

– В бездну Совет, – шепчет генерал. Впервые вижу его сутулым и таким уставшим. Сидит, закрыв лицо руками. Осторожно касаюсь плеча. Зову по имени и обнимаю со спины.

– Один и тот же сон дважды не снится. Я больше не буду задыхаться, обещаю.

Наилий гладит меня по рукам, оборачивается и касается губ поцелуем. Тяну его к себе, чтобы лег рядом, и укрываю одеялом.