Красный лёд

Вышедший на берег Адам легко разглядел стайки медных мальков подростков с красным оперением плавников, шныряющих по дну. На большее его не хватило. Он с радостью бы окунулся в воды лесного озера, в три часа пополудни мечтал об этом, как о нечеловеческом благе, а теперь скорее бы завалиться спать. Ноги гудели высоковольтной линией передач, руки отваливались. И есть не хотелось. Чаю попить и на боковую.

Созерцание не хитрого животного мирка озера прервал приход основной группы туристов. Как были в мешках, так и завалились у костра. Ужин готовился: варилась каша, кипела вода, бутерброды ждали. Но прежде, чем ребята потянулись за тарелками-ложками, прошло полчаса. Наедаться в одиночестве Тимур не привык, подождал, когда всё придут в себя. Поев, девушки сходили на экскурсию к озеру, умыться и вообще полюбоваться, как вода из цвета расплавленной меди становиться сначала золотой, а потом темнеет в жидкую ночь. Дима никуда не пошёл, первым залез в палатку и засопел. Нужны ему эти красоты. Девчонок, правда, тоже в этот вечер не очень они интересовали, но они держали друг перед другом и перед мальчиками (особенно перед Тимуром) марку. Не жаловались, не ныли.

Отрубались туристы, как по команде. Лишь только они ложились, глаза закрывались сами собой. Последним, дождавшись пока все дружно засопели, заснул виновник усталости группы, неутомимый Тимур. Он умел управлять своим организмом; в том числе Акулов спокойно регулировал стадии засыпания. На этот раз он, отбросив все техники, расслабившись, не стал подниматься со ступеньку на ступеньку, нырнув сразу в бездну быстрого сна, кометой миновав предбанник медленного.

Тимуру снилось "Святое Чрево", его первый экзамен. Прошло три месяца с того дня, когда он побитый, 30 января, промокший насквозь от льющего на улице зимнего ледяного дождя (климатические аномалии всё чаще тревожили природное равновесие континента), несчастный, как осиротевший щенок, прибился к воротам центрального пупка. Встретили его хорошо, обсушили, накормили, выслушали рассказанную им сбивчивую историю. Акулов шёл не наугад, он искал "Пламя" осознано. Ориентируясь на знания, он хотел, чтобы его приняли в ряды их послушников. После часового интервью с Кондуктором вратарём, Тимура приняли. Ночь прошла спокойно, впервые за несколько недель он заснул спокойно. С утра для него началась новая жизнь, порой, в разгар тренировочного процесса похожая на ад. Первая часть обучения заканчивалась экзаменом, который послушники именовали не иначе, как Карусель.

Чёрные стены, белый холодный пружинящий пол, зеркальный потолок. Проводники стояли по периметру, образуя круг вокруг Тимура. Стойка – руки сложены крест-накрест на груди, ноги на ширине плеч – у экзаменуемого претендента; руки за спиной – у экзаменующих воинов. Тимур так стоял второй час, изнывая не от усталости, а от ожидания. Ну, когда же они начнут? Чего тянут? Испытывали не только тело, но и его дух.

Начали атаку Проводники в самый непредсказуемый момент. Тимур как раз впал в состояние шторма мыслей, отгородившись от реальности стеной образов, когда пропустил хлёсткую макаронину по почкам. Проводник втащил ему ребром напряжённой ладони, летящей на предплечье полностью расслабленной руки. Претендент опоздал сгруппироваться на какие-то сотые доли секунды. Он слышал, что к нему подошли, но слишком поздно отреагировал на угрозу, за что его наказали. Почки скрутило, как мокрое бельё, коричневые шары глаз выперли, как у глубоководной рыбы, резко поднятой со дна. Скрючившись, Тимур всё же нашёл в себе силы принять защитную стойку. Он не упал и не обоссался, а это уже кое-что. У него появился шанс, который, впрочем, довольно быстро стал призрачным. Карусель завертелась.

Сразу все восемнадцать экзаменаторов накинулись на Акулова словно волки на раненного оленя. Накручивая витки, они безжалостно, не придерживая ударов, избивали Тимура, не боясь покалечить или отправить в кому. Отвечать он не имел права. Его обязанность терпеть: он терпел, как мог, пассивно защищаясь блоками и отводами. Раскачиваясь корпусом, отбивая самые брутальные закладухи, Тимур старался спиной отирать стены, чтобы хотя бы тыл обезопасить от атак. Преодолев резкую первичную боль от пропущенного чистого удара по почкам, напрягшись, задеревенев мускулами, он подставлял под обстрел плечи, убирал колени, прятал голову. Но, когда по тебе стреляют из 144 орудий (18х8 – восемнадцать человек множим на ударные площадки их конечностей: кулаки, локти, колени, голени) трудно сохранять девственную неприкосновенность тела. Прилетало ему регулярно и с разных углов. Взрывался искрами пробитый глаз, при неудачном уклоне нос Тимура напарывался на колено, трещали рёбра. Через три минуты избиения претендент защищался полностью покрытый от маковки до пят собственной кровью. Всего три минуты, а испытание рассчитано на двадцать одну. Оставалось восемнадцать. В обычной жизни это восемнадцать коротких мгновений, хлоп ресницами – и их нет, в бою же они растягивались в столетия. Виток за витком. Чем дольше длилось избиение, тем медленнее текло время. Виток за витком. Карусель.

Лицо в режиме реального времени корректировалось кулаками Проводников в уродливую маску генетического монстра; по обнажённому торсу на белые штаны стекали бодрые красные ручейки, ускоренно выкрашивая белую ткань в розовую. Скачущих вокруг себя тенями Проводников Акулов еле различал сквозь кровавую пелену, застившую ему глаза. Моргать Тимур не решался, опасаясь уйти в глухой нокаут. В начале он, моргнув два раза, заработал две сечки. На нижних веках скапливалась текущая по сетчатке из порезов надбровных дуг кровь, копилась, переливалась через край, жгла, но он предпочитал смотреть через фильтр красных очков, чем допустить ошибку. "Пламя" ошибок не прощало. Виток за витком.

Дыхание сбилось, или скорее его Тимуру сбили, постоянно пробивая по животу, бедра обросли гематомами, колени не гнулись, шею заклинило в положение наклона на десять градусов влево. Тело перестало реагировать на наносимые ему с великим усердием повреждения. Он слышал, а не видел и не ощущал, как по нему попадают – "Тук, Тук Тук, Тук". – К нему в дом стучали бесы, они хотели забрать его с собой, а у него не осталось сил сказать им нет. Виток за витком. На двадцать первой минуте экзамена Тимур перестал соображать. Ему казалось, что он опаздывает к свету, тянется, тянется и никак не может дотянуться. Тимур в тумане видел висящую в воздухе большую красную кнопку с надписью "СТОП", стоило ему на неё нажать и всё бы прекратилось.

Но он не нажал на красную кнопку, он выиграл, успешно выдержав экзамен. Поздравлений он не слышал, слух отказал. Гонг об окончании болтанки он встретил на своих двоих. Карусель остановилась. Те, кто только что самозабвенно мутузили претендента, расцвели улыбками, подойдя к нему, они хлопали ему по плечам стараясь не причинять неудобств телу, превращённому их стараниями в одну раскуроченную точными попаданиями рану. Что произошло после – не так важно, важно, что к доктору Тимура не отнесли, а он пришёл сам на своих избитых двоих.

Сон Акулова закончился на полпути, оборвался, как раньше рвалась киноплёнка. Из кровавого провала он выпал в тьму. Открыв глаза, Тимур уставился в зелёный нейлон верха палатки. Он не чувствовал ни облегчения, ни радости, только желание довести начатое до конца, доказать себе, а потом им, что он может, что он готов.

Утром ребят разбудила музыка. Что-то агрессивное, нечто трешовое, сильно разбавленное электронными запилами, огласило тишину нежного лесного утра криками жертвы маньяка. Вставший раньше всех Тимур приготовил завтрак. В лагере божественно пахло свежесваренным молотым кофе (Тимур купил пачку Арабики), густой запах проникал в палатки. К сожалению, кофе на ребят не оказало своего обычного пробуждающего действия, пришлось Тимуру пойти на провокацию, включить композицию, от которой и чертям станет тошно.

– Тимур, ты обалдел? – из палатки девушек выскочила стриженная белая аккуратная головка. Света, осоловело промаргиваясь на свету, выказывала всем видом, а не только словами, крайнее недовольство.

– Идите завтракать! Всё готово. – Добившись своего, Тимур отключил колонку.

Света, пробурчав что-то неразборчивое, скрылась за нейлоновой занавесью. За женской заворочалась и мужская палатка. Вчера они зверски устали, а с утра, не дав понежиться, как следует отдохнуть от вчерашних стайерских трудов, их разбудили. К завтраку все вышли хмурыми, со скроенными в недовольство щами. Сидя на сухих бревнышках, заменявших туристам скамьи, откуда-то притащенных вчера Тимуром, общались туристы вяло. Мышцы налились молочной кислотой, их ломило, а впереди долгий путь, не отмажешься.

Тимур всё опять сделал сам. Дождавшись, когда ребята окончат завтрак, он собрал посуду, сбегал к озеру, помыл её и, вернувшись, приступил к сворачиванию лагеря. Остальным поневоле пришлось ему помогать. Закончив, он обратился к Димону:

– Смотри, лучше ты мне палатку девочек отдай, а сам возьми часть моих консервов.

– С чего это? Хитрый какой, хочешь мешок облегчить?

– Палатка весит четыре кило, я тебе отдам банок на два. Так в чём тогда облегчение?

– Зачем тебе?

– Мне так удобнее будет, да и тебе тоже. Согласен?

– Ну, не знаааю, – протянул Димон, подсознательно ожидавший подвох.

– Хватит ломаться. Ты же не девка, – грубо оборвал Тимур Диму. Так и не дождавшись согласия, Акулов сам собрал женскую палатку, а из своего мешка выложил рядом с ботами Димы шесть больших банки тушёнки.

– Пора! – радостно провозгласил Тимур. Весело было ему одному, остальные не улыбались, а хмурились. И всё же группа тронулась в путь вовремя – как определили на собрании и в итоговый протокол занесли – выходить на маршрут не позже половины восьмого.

До обеда походники как-то умудрялись поспевать за Акуловым. После первого привала Тимур стремительно ушёл в отрыв, не догонишь. В отсутствии их мучителя ребята поговорили, и когда они пришли в разбитый по всем правилам туристической науки лагерь они дозрели – требовался повод, и он бы найден. Тимур готовил еду сообразно своим вкусам, никого не спрашивая, что тот предпочитает на ужин, а что на завтрак. Мелочь. В походе меню обычно разнообразием не радует, в этом случае основное блюдо, фигурирующее в роли главного, стало зацепкой для начала выяснения отношений.

Первой пошла в атаку, подняв знамя объединённого опыта, Света:

– Опять перловка! Ну сколько можно, в самом деле. У нас есть гречка, макароны, рис, а мы шестой раз едим одно и то же, – Света ни к кому конкретно не обращалась, говорила в костёр, но и так всем было ясно кому адресован её критический пассаж.

– Твоя правда. Надоело, – скривился Дима, поднеся к губам ложку с жемчужной крупой. На самом деле перловка не так уж ему и не нравилась. Тимур умел её готовить, но вот сам повар поднадоел изрядно, загнал их на второй день – словно жестокий всадник дешёвую клячу.

– Что, не вкусно? – Тимур спокоен, как горный массив.

– Не в этом дело, – объяснила Света. – Когда изо дня в день одно и то же, чёрная икра оскомину набьёт.

– Нам нужна энергия. Перловка наилучшее топливо для дальних переходов. Самые медленные углеводы из всех, заряда бодрости хватает надолго.

– Бодрости? Ты издеваешься? – поперхнувшись, проговорила Таня.

– О какой бодрости может идти речь, если мы не идём, а бежим? – Света пошла на открытую конфронтацию с Тимуром.

– Мы же отдыхаем, а не соревнуемся на чемпионате мира – кто дальше убежит, – не поднимая глаз, проговорил Адам.

– Я же вам честно сказал – тогда на собрании, что маршрут можно пройти за две недели, а не за три.

Света поморщилась, она не любила спорщиков, сама являясь завзятой активисткой в любых обсуждениях, настоящей затычкой в каждой бочке. Отражение в зеркале – Тимуре, ей не понравилось. То она, а то непонятный типчик из новеньких. Он в любом случае неправ. Пришло время сворачивать спор. Нечего рассусоливать.

– В общем, Тимур, извини, – Света произнесла это "извини", как "да пошёл ты", – ты нам не подходишь. – Получилось твёрдо, она надеялась, что предельно чётко указала новичку на место у параши, правильно донеся смысл сказанного. Приговор объявлен, жертве осталось расплакаться и сгинуть. Ни того, ни другого Акулов делать не собирался.

– В чём дело? – Тимур говорил не менее твёрдо, задавал вопрос глядя открыто в глаза. Сначала сфокусировался на Свете, а затем и всех обвёл взглядом помертвевших из живых ореховых в лакированные тёмно-коричневые глаз.

– Ни в чём, – Света, пока все молчали, изображая, что внимательнейшим образом разглядывала угольки затухающего костра, отдувалась одна за всех, хотя в дороге решили все вместе Акулова дать отставку. – Просто ты в наш, – на "наш" она сделала акцентированный упор, так, что у неё получилось "Наш" с большой буквы, – коллектив не вписываешься.

– Как так? Что я не так делаю? – прикидывался простачком Тимур, состроив гримасу ничего не понимающего человечка.

– Мы тебе уже всё сказали. Ты же умом не обделён, сам всё понимаешь.

– Да вроде бы всё для группы делаю, стараюсь. Что я меньше других работаю? – Тимур слегка повысил голос.

– Я тебе уже сказала: дело не в этом.

Двое переругиваются, остальные внимают. Никто связываться не хочет с разборками.

– Так в чём дело? – Тимур настаивал. – Мне кажется я заслужил, чтобы мне честно обо всём сказали.

– Понимаешь, – вступает в диалог Адам. – "Наконец-то, хоть Адамочка" – думает Света, – у нас команда, а ты сам по себе. Я доходчиво объясняю?

– Для всех готовлю, палатки ставлю. Как так я – сам по себе?

– О боже! – Восклицает Света, про себя произнося: "Вот кусок дебила!"

– Двое суток прошло, как я первый раз за пять лет в лесу оказался, а вы что хотите, чтобы я один обратно шёл? – Последний аргумент на походников подействовал. Тимур умело надавил им на совесть. Все без исключения, включая Свету, почувствовали себя не в своей тарелке. Обсуждая, что Тимур для них обуза, они совсем не приняли в расчёт, что возвращаться назад ему придётся одному. Про всё поговорили – и про припасы, и про палатку (в конце концов, можно и в одной палатке спать, тесновато, ну и пусть, всё лучше, чем диверсантов на марше изображать), забыли про обратный путь. – А билеты? – напомнил Тимур. – Нет ребята, я не самоубийца. Пойду со всеми до Рая.

Ответить походникам Акулову оказалось нечего, так и не придя к решению, они разошлись по палаткам.