Восьмой цвет Радуги

– Вы поймите, нам нужен не просто корректор, у нас уже есть один. Нет, мы нуждаемся в литературном редакторе, и это для нас не второстепенная должность! – Шеф оперся руками об стол, и я понял: сейчас мы будем наблюдать захватывающую картину «пробуждение оратора». Такое случалось с Бочкаревым нечасто, но с определенной периодичностью. Наверное, начались проблемы с очередным романом, потому что ораторствовать он принимался только в моменты, когда переставал «работать писателем». – Мы не какой-то пустышный глянец, гламурчик для домохозяек. Вы же знаете, как называется наше издание? – Геннадий Владимирович испытующе посмотрел в глаза Алене. Она кивнула, подтверждая, что знает. Но этого вошедшему в раж оратору показалось мало. Душа требовала энергетического обмена, контакта с аудиторией.

– И как же? – ехидно спросил шеф.

– Откровенный разговор. – Девушка запнулась. – По-моему.

– Вот-вот. – Главный покинул массивное кожаное кресло на колесиках и начал ходить по кабинету. Дженис Джоплин не знала, как вести себя в этом случае, а прочитанное накануне пособие из Интернета «Как найти работу, если вы не уверены» такой пример не предусмотрело. Она попыталась тоже встать, но, увидев, что я продолжаю, как ни в чем не бывало, восседать на продавленном кожаном диване, сдержалась. – И по-моему тоже. – Отрубил шеф. – А в чем состоит основная и самая распространенная ошибка неопытных журналистов?

Секундной паузы хватило, чтобы вогнать Джоплин-Сиверцеву в предынфарктное состояние. Но шеф смилостивился, и ответил сам.

– В неискренности. Они пишут о том, во что сами не верят. И читатель это чувствует. Чувствует очень тонко, это только для отдела продаж «читатель» – нечто усредненное, платежное средство, так сказать. А для творческой группы – он уникален, многогранен и сразу замечает неправду. Так что большинство статей, непропитанных верой журналистов в смысл их собственных слов, для нас не подходят. То, что годится для какой-нибудь…, – тут он запнулся, и даже несколько растерялся, но я быстро решил напомнить о своем присутствии и подсказал:

– «Мебельной феерии».

– Да, да, «Мебельной феерии» или «Мира сантехники», – ухватился шеф за мою подсказку и развил успех, – «Откровенному разговору» не нужно. Мы не свалка, чтобы собирать мусор, поэтому… – Здесь он снова задумался. Похоже, излишняя идеализация требований неминуемо подводила к опасной черте. Придется объяснять, кто же в таком случае пишет статьи для нашего журнала: специалисты по ченнелингу, черпающие вдохновение из астрала, или воскресшие Чернышевский с Белинским?

– …поэтому мы берем на работу только профессионалов. Ибо в каждой горе дерьма может быть спрятан драгоценный алмаз, который только нужно найти и огранить. Для нас литредактор, это своего рода ассенизатор.

Тут он с сомнением взглянул на Сиверцеву, не перегнул ли палку. Но, пробежав глазами по рваным джинсам, брезгливо скользнув по коричневому джемперу и немного застряв на серьгах в левом ухе, сосчитать которые никак не получалось, шеф решил, что в самый раз.

– А для вас? Что значит быть литредактором для вас?

Потрясенная, разбитая и опустошенная, романтичная ранее Джениз Джоплин была окончательно развенчана в ничем не примечательную Алену Сиверцеву. Она потеряла свое прозвище вместе с перспективой трудоустройства, когда пробормотала, едва сдерживая рыдания.

– Ну, тексты редактировать, следить за лексической грамотностью…

– Угу. – Геннадий Владимирович мелко и часто закивал головой. – Лексическая грамотность. – В его глазах читалось сострадание. – Что ж, мы с вами свяжемся, пригласите, пожалуйста, вторую женщину.

Пока Алена робко откланивалась и выражала надежду на дальнейшее сотрудничество, Геннадий Владимирович готовился к следующему визиту. Специально для мисс Марпл он извлек из кожаного футляра стильные тонкие очки, которые надевал в редких случаях. Проблем со зрением главный не имел, так что стекла в очках были обычными «нулевками», но иногда он нутром чувствовал, что лучше подкорректировать свой имидж.

– Есть во мне что-то одновременно от Геббельса и от Де Ниро. – Признавался он и спрашивал. – Ты видел Де Ниро в очках?

На самом деле ни на хромого пропагандиста, ни на расписного гангстера Геннадий Владимирович Бочкарев не походил. Он был достаточно высок и тучен. Лицо вполне добродушное, и только залысины по углам делали его более жестким. Шеф носил просторные костюмы, добротные и старомодные, ненавязчивых цветов вроде серого или темно-синего. Голосом главный редактор обладал высоким и певучим, но никто никогда не слышал, чтобы он пытался для поднятия настроения исполнить популярный шлягер. Даже во время празднования очередного дня рождения кого-нибудь из сотрудников, заканчивающегося традиционным пьяным исполнением гимна СССР, Бочкарев подпевал тихо, стараясь слиться с общей массой. Очевидно, писательская скромность брала свое.

Мы успели перекинуться парой фраз, поделились впечатлениями от первого собеседования, квинтэссенцию которых шеф выразил простецкой фразой: «Здорово мы ее»!

Мисс Марпл тоже внесла в имидж определенные коррективы. Во-первых, о святые угодники, она сняла шляпку, во-вторых, о Боже, подкрасила губы и слегка припудрила щеки. Звали ее Идалия Брониславовна Мельцер.

Колючая фамилия, колючий взгляд колючих глаз, и пальцы, словно иглы впившиеся в подлокотники офисного стула. Похоже, ей действительно нужна эта работа.

После обычных приветствий, когда шеф еще настраивался на новую волну, менее возвышенно лирическую, мисс Марпл первой пошла в атаку.

– В вашем объявлении не указан размер заработной платы. – Старая дева послала Бочкареву взгляд, в котором явно читалось: «Не соответствуете вы стандартам, господа хорошие, даром, что в дорогих очках».

Этот пассаж должен был, судя по всему, выбить шефа из колеи. Старая как мир тактика: лучшая защита – это нападение. Мда, бабушка-детектив не так проста, в тихом омуте, как говорится.

– А что же написано в нашем объявлении? – Бочкарев был великолепен. Сделал изящный пируэт, и обошел уверенную в себе Идалию на финишной прямой. Она закидывает ему несовершенство объявления? А он в ответ вообще признается, что понятия не имеет о его содержании. Или проверяет? Чего-то недоговаривает?

Именно такие сомнения должны были сбить спесь с обнаглевшей старой девы. Она действительно немного стушевалась. Бородавка заметно запульсировала, но тембр голоса не изменился.

– Там написано «высокая». И все, без конкретики.

Шеф посмотрел на нее, как смотрит торговец арбузами на привередливого покупателя.

– Пятьсот. – Почти пропел он голосом искусителя.

– Пятьсот. – Повторила мисс Марпл, пробуя слово на язык. Похоже, вкусовые ощущения ее удовлетворили, но не до конца. Впрочем, что сможет до конца удовлетворить старую деву?

– Я получала пятьсот в «Отголоске парламента». Но там была слишком нервная работа, поэтому я уволилась.

Журнал «Отголосок парламента» славился своей оппозиционностью и был создан в пику добропорядочному официальному «Голосу Думы». Оппоненты из правящей партии уже окрестили «Отголосок» «Отрыжкой парламента», зацепив заодно фамилию одного из оппозиционных лидеров.

– У вас рабочий день нормированный? Работу на дом можно брать? Рабочая обстановка достаточно спокойная, чтобы можно было сосредоточиться? – Танк «Идалия Мельцер» пережил перебои в двигателе и снова пер напролом, нагло перемалывая гусеницами слово «работа» во всех его ипостасях.

Неожиданно я понял: если сейчас каким-то удивительным образом не отвертеться от этой женщины, нам придется терпеть ее до конца наших дней, точнее, дней «Откровенного разговора». Она вела себя так, словно это мы сидели на собеседовании и должны были непременно доказать, что соответствуем всем требованиям неприступной музы «Отголоска парламента».

В воздухе отчетливо поплыл запах керосина, у меня вспотели ладони.

Похоже, Бочкарев испытывал сходные чувства. Он снял не оправдавшие ожиданий очки, протер стекла носовым платком, а затем почесал переносицу. Столь длинная пауза свидетельствовала только об одном: шеф не может подобрать правильные слова.

Речь о том, чтобы просто взять и отказать напористой Идалии, ее холодным глазам и решительной бородавке, идти не могла. С ней рядом мы чувствовали себя двумя легковесами, волей случая попавшими на ринг с Майком Тайсоном, которого только что выпустили из тюрьмы за очередное откушенное ухо.

И снова Главный подтвердил нашу телепатическую связь, потрогав мочку собственного уха, словно проверяя: на месте ли оно.

Идалию затянувшаяся пауза совершенно не смущала. Она сидела в той же позе, слегка наклонившись вперед и держа под перекрестным прицелом пронзительных глаз и упрямого подбородка несчастного добряка-шефа. Наверное, она смогла бы сидеть так вечно, равнодушно наблюдая за глобальным потеплением, уходом под воду Британии и США, Армагеддоном и тотальным воскресением из мертвых.

От подобных картин мысли поседели в считанные секунды. Я почувствовал себя дряхлым безвольным стариком, которому не два года до тридцати, а два дня до ожидаемой смерти.

Но Геннадий Владимирович Бочкарев в очередной раз доказал, что он не зря ест свои редакторские суши в японском ресторане «Якитория», где шеф любил бывать по пятницам. Он за такое короткое время (в конце концов, США с Британией еще прочно стоят на земле) нашел возможность контратаковать. И удар был настолько внезапным, что орденоносные армии Идалии Мельцер в мгновение ока превратились в жалких перепуганных ребятишек.

– Я ничего не знаю об «Отголоске парламента», никогда там не работал, хотя в свое время меня приглашали … – Пассаж о приснопамятной «Мебельной феерии» уже готов был сорваться с уст, но Главный решил не разбавлять серьезность момента. – …приглашали во многие средства массовой информации. Так вот, я ничего не знаю об их финансовых возможностях, но, на мой взгляд, пятьсот рублей – это вполне приличная зарплата, и не каждый литредактор будет ей соответствовать.

Если бы старой деве объявили о неожиданной беременности, или предложили главную роль в третьей части «Основного инстинкта», или, гулять, так гулять, пригласили сниматься в рекламу гигиенических прокладок Оби-прокомфорт-мини, изумление было бы не таким сильным.

– Пятьсот рублей? – Она хотела удостовериться, что не ослышалась. – Я не ослышалась? – Теперь она подумала, что над ней хотят подшутить или просто издеваются. – Вы пошутили, или просто издеваетесь?

Сейчас главным для шефа было сдержаться и не прыснуть со смеху. Я сидел сбоку, так что был в относительной безопасности, поэтому то и дело прятал лицо в ладонях, стараясь не завыть от восторга.

Бочкарев и здесь справился на отлично. Нет, не писателем ему нужно работать, а актером. Он был бы отличным Отелло или Мефистофелем, а, может быть, даже получил бы ведущую роль второго плана в одном из новых телесериалов.

– Ну да, пятьсот рублей. Это наша национальная валюта. Или в оппозиционном издании вам платили пятьсот долларов? – Бочкарев превосходно разыграл изумление. – Неудивительно, что их обвиняют в связях с Соросом. Очевидно, не без оснований. Об этом можно сделать прекрасный материал. Денис, – он кивнул в мою сторону, – прекрасно проводит журналистские расследования. Мы могли бы использовать ваши прежние связи и… – он даже закатил глаза, имитируя бурный восторг, перерастающий в оргазм, – будет бомба, а не материал. Мы сразу вдвое увеличим тираж. Естественно, вас тоже премируем, но главное не деньги, а слава. Вы будете лицом номера, решительной женщиной, разоблачившей связи оппозиционеров с западными кукловодами.

Бочкарев прервался, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Останавливаться он не собирался, ибо это означало дать шанс заговорить Идалии, и тогда нам конец. А шефу хотелось быть Одиссеем, обманувшим сирен.

Но продолжения не потребовалось. Мисс Марпл-Мельцер уже стояла в дверях и держалась за ручку.

– Теперь я понимаю, почему вас никто ни читает. Работать в таком балагане могут только клоуны со стажем. – Бросила она с прежней надменностью, но в глубине глаз, по-прежнему холодных, промелькнул и огонек страха. Выходит, Сорос все-таки наследил в оппозиционном отстойнике, совратив непорочную душу Идалии зелеными банкнотами…

– Уффф. – Одновременно выдохнули мы, когда дверь за железной леди закрылась.