– Далече ль?
– Подальше отсюда.
Голос Архипа звучал смиренно и светло, а его благодарный взгляд излучал тепло.
– Я согласна, – сказала она радостно.
Дама в голубом
В мастерской художника расположенной в центре Лондона, в фешенебельном районе, на Пэлл Мэлл, куда для написания её первого в жизни портрета отправил муж, было на удивление уютно. Всё было бы ничего, если бы её не отвлекали эти две говорливые дамы. Оказалось, что они также хотят заказать свои портреты.
– Ах, милочка, вы непременно должны быть в моём салоне нынче же и всё-всё нам рассказать. Это не обсуждается. Ваш муж – тиран! Подумать только это её первый портрет! Невероятно!
– Вы правы, милая Элизабет, – подхватила леди Френсис, – мужчины слишком консервативны. Я вообще удивляюсь как у них получается управлять страной. Не удивительно, что мы никак не можем преодолеть кризис.
«Как хорошо, что Питер остался гостинице, а то эти кумушки заклевали бы его», – подумала про себя дама в белом платье с накинутым на плечи широким голубым шарфом, она так старалась быть похожей на столичную леди.
Подумать только, за пять лет их полуразрушенный, старый дом и поместье преобразились волшебным образом! Когда они поженились, все окружающие считали это плохой партией – два разорившихся, вымирающих рода с кучей долгов. Из всех богатств были два небольших поместья и преподавательская должность молодого супруга.
Это были трудные времена, тогда они вместе занимались восстановлением хозяйства. Теперь у них есть две больших фермы, сыроварня и ткацкая мануфактура.
Времена, когда бальное платье одевалось лишь на Рождество, а мясо появлялось лишь на Пасху, миновали.
Молодые были счастливы. Она легко управляла налаженным хозяйством, он получил должность профессора в одном из колледжей Оксфорда.
«Интересно, эти особы молчать умеют? Вряд ли какой-нибудь из этих рафинированных и самонадеянных дамочек приходилось самим штопать себе бельё или обходиться стаканом воды на ночь вместо ужина».
– Сэр Томас, надеюсь мы не сильно мешаем вам писать, – спросила леди Монтегю живописца, скрывающегося за мольбертом, – Я вот становлюсь ужасно раздражительна, когда кто-то мне начинает что-либо говорить во время моей работы. Я даже дворецкому приказала беспокоить меня только в двух случаях: при вселенском потопе или пожаре. Всё остальное – подождёт.
– Нет, что вы! Наслаждайтесь беседой, – ответил тот, не отвлекаясь от работы.
«Скорее бы эти академические советы закончились! Вернулись бы мы с Питером в свой любимый Вудсток, гуляли бы по Оксфорду».
– Милочка, да вы меня слышите? Они считают нас, женщин, слабым полом! И после этого нам говорят, что мы «цивилизованная нация», что мы обязаны «нести свет просвещения миру»! Демагогия! Двуличные лицемеры. Они заперли нас в четырёх стенах и указывают нам что делать! «Образование угрожает женской психике» – что за чушь! Вы согласны, милочка?
– Поверните, пожалуйста, голову, – пришёл ей на помощь сэр Томас, – вот так, замечательно.
– Вам непременно надо пообщаться с леди Элизой, герцогиней Бофор, – сказала леди Монтегю, – Вы, дорогуша, очень на неё похожи. Помнится, сэр Томас, вы уже работали над её портретом.
Художник выглянул из-за мольберта, внимательно посмотрел на позирующую ему даму, затем на мольберт и сказал:
– Леди, вы как всегда правы. Сходство просто поразительное. Удивительно, что я не заметил этого ранее.
В этот момент распахнулись створки дверей и в мастерскую с шумом вбежала, молодая, раскрасневшаяся девушка.
Ох, дорогие, – воскликнула она, – там такое! Это надо видеть! Ой, простите, сэр Томас!
– Идите-идите, – ответил художник.
Дамы с шумом подхватили платья и торопливо покинули мастерскую.
– Прошу прощения за столь вольные нравы, это мои постоянные заказчицы, – облегченно вздохнув после ухода говорливых подруг.
– Ну что вы, сэр Томас! В нашей глуши так не хватает подобных личностей. В большинстве своём мои собеседницы престарелые, университетские жёны, на попечение которых внуки, а порою и правнуки. Конечно, иногда случаются балы, но это такая редкость!
– А ваши детки? – поинтересовался живописец.
– Пока рано говорить об этом, – ответила женщина, слегка смутившись.
Двери мастерской вновь раскрылись и в них появился красивый, скромно и одновременно хорошо одетый мужчина.
– Вот и я, дорогая! Доброго здравия вам, сэр Томас, – поприветствовал он, – Как продвигается портрет?
– Думаю, ещё пара сеансов, и он будет готов, – сказал художник.
– К моему великому сожалению, это невозможно – в ближайшее время мы отправимся в Санкт-Петербург. Мне дали кафедру и академическую должность. А ты сможешь открыть там свой магазин.
– Это в Америке?
– В России, моя радость. Они дают мне кафедру, лабораторию и квартиру.
– Но как же имение в Вудстоке?
– Джон позаботится. Через полгода, самое большее год, мы вернемся. За год на кафедре я получу в три раза больше, чем предлагают здесь. Но корабль отправляется через неделю. Поэтому надо поторопиться и собрать вещи.
– Ах, милый Питер, это так неожиданно.
– Ты расстроена?
– Что ты! Это великолепно! Говорят, у них для профессоров апартаменты министров.
– Знаю. Сам не верю такому везению. Запрос из России доставили при мне. Лорду Четтему ничего не оставалось как предложить мне эту вакансию. Впрочем, он дал время до вечера – мы ещё можем отказаться.
– Но если ты согласишься, то мы сможем погасить все оставшиеся долги. А как вы думаете, сэр Томас?
– Любая поездка стоит денег, но за эту платят вам. Я бы согласился.
– Вот и замечательно, – сказал Питер, – Остаётся вопрос: как быть с портретом? Я готов оплатить вам, сэр Томас, его написание, но…
– Дорогие мои, собирайтесь в дорогу. Когда закончу работу, отправлю её вам с академической почтой.
– Это было бы замечательно…
Придя в гостиничный номер, женщина попросила мужа сесть, а сама в нерешительности осталась стоять.
– Что случилось, дорогая?
– О, мой дорогой! Ты только постарайся не волноваться, но я не смогу поехать с тобой. Наверное.