Президент нищих

Президент повернулся на голос. На кровати сидел парень, зачем-то вытянувшийся по струнке, словно солдат на построении. Его правая рука была прижата к телу так сильно, что казалось внутри него сейчас ведется нешуточная борьба с непроизвольным желанием поднять ее к козырьку воображаемой фуражки.

– На что жалуетесь? – словно добрый старый доктор, обратился к нему Президент.

Тот браво отрапортовал, что всем доволен и счастлив, что оказался в такой больнице и вот-вот пошел бы на поправку, но так тут хорошо, что выздоравливать не хочется.

Свита президента оценила шутку и теперь синхронно клокотала от хохота, не то как болотная жижа с лягушками, не то как академический хор поросят.

В этот момент пара охранников, под шумок, уже волокла неудачливого шутника из палаты, а тот уже совсем обмяк и смирился со своим положением.

Президент добродушно похлопал по плечу пациента и пожелал ему скорейшего выздоровления.

– Думаю здесь полный порядок, что у нас дальше? – сказал он, когда повернулся к свите.

Главврач, раскрасневшийся и снова довольный, живо растолкал руками сборище чиновников, решительно освобождая Президенту дорогу для дальнейшей экскурсии.

И снова хождение по этажам, бесчисленные кабинеты, сотни человеческих лиц и бесконечные фото-вспышки. Фото с персоналом больницы, с пациентами, администрацией больницы и лично главврачом. Было несколько фото, где с ним в кадре были странные типы. Их внешний вид не отражал рода их деятельности, но они точно не имели отношения к медицине. Внешне крепкие, с нагловатыми лицами, в дорогих костюмах, на беглый взгляд не отличимые друг от друга, со странным блеском в глазах. Взглядом человека, который вот только что решил все свои проблемы, словно достиг наивысшей точки в иерархии. Вставали вплотную, чуть не обнимая. Их лощеные лица отражали свет от вспышек не хуже зеркал. «Может какие-то местные медицинские чиновники? Хотя скорее спонсоры-меценаты. Не так уж и важно кто. Люди обожают его, хотят с ним сфотографироваться, это замечательно. Хорошо, когда тебя все любят»

И они снова идут. Он чувствует страшную усталость, годы не отменишь, но виду не подает. Может чуть более задумчив и сдержан. Повсюду множество лиц. Восторженная толпа, жадная до подачек и щедрая на лесть. Где-то среди них есть охрана в штатском, ее много. И внешне они неотличимы от этой толпы. Он знает, что они там, но не знает сколько их – его кортеж огромен. Иногда он думает, что вся эта толпа и есть его свита. Есть ли здесь хоть кто-то реальный. Он страшится этой мысли. Тем больше он вглядывается в толпу в поисках единственного лица, что вне всяких сомнений окажется обычным живым человеком. Но тщетно, их нет. Одна и та же картина такая привычная за долгие годы. А может обычный человек теперь выглядит именно так? Он не верил сам себе. Они есть, просто ему еще не встречались.

И все же этот раз был каким-то особенным. Его взгляд все таки сумел уцепиться. Прореха в полотне привычной картинки. Через множество блаженных лиц он различил что-то. На время, слух его притупился и восторженный гомон отошел на задний план. Лица вокруг размылись. За полуоткрытой дверью одной из комнат, в полумраке приглушенного света, сидела женщина. Костюм ярко-голубого цвета, которые обычно носят врачи. Растрепанные темные волосы. Она сидела на стуле, обхватив голову руками. Ее плечи поникли от усталости. В одной ладони стиснута пестрая тряпка, наверно косынка, из тех, что используют хирурги. Принесенный толпой шум вывел ее из оцепенения. Она вздрогнула, нехотя, через силу повернула голову в сторону гвалта. У нее изможденное лицо, с остро очерченными скулами и синяки под глазами от усталости. Она тяжело поднялась и подошла к двери. Чувствовалось, что каждое движение дается ей путем невероятного напряжения воли. И похоже она не спит уже много ночей. У двери, она лишь коротко взглянула на скопище людей, а затем, с каким то остервенением и даже омерзением, захлопнула дверь. Старик-президент с облегчением отвел глаза. Посмотри она в них, он не смог бы выдержать этот взгляд. Огромная воля, воспитанная лишениями и чрезмерными нагрузками, выковала из этой женщины настоящий стальной гвоздь. Как может он решить ее проблемы, что может ей дать? Он сразу почувствовал это.

– А ваши специалисты не перерабатывают? – спросил он у главврача.

– Нет, что Вы. Спросите у любого. У нас с этим строго, никаких переработок. Ведь в их руках самое дорогое, жизни и здоровье наших пациентов.

– Это хорошо. Люди должны хорошо отдыхать и получать за свою работу достойное вознаграждение, иначе это принесет только вред. Держите это под своим личным контролем.

– Конечно, конечно. Кадры, наш самый ценный капитал.

Визит в больницу закончился. Все, что положено протоколом, было выполнено и Президент в окружении охраны спускался по лестничным маршам к служебному выходу позади больницы. Там их уже ждал лимузин.

Внезапно, на лестничной площадке между этажей Президент остановился.

– Стойте. Мне нужно в туалет – сказал он.

– Прямо сейчас? – спросил старший группы.

– Да, в моем возрасте такое не стоит откладывать – огрызнулся Президент.

Переходы по коридорам и этажам порядком измотали его, и как только они укрылись от камер вездесущих журналистов, раздражение заполнило его нутро. Он злобно зыркал по сторонам и ругался от нетерпения, пока охрана обеспечивала безопасный отход. Сейчас он был готов взорваться по любому поводу.

– Прием. Нам нужно в туалет – старший группы запросил разрешения по внутренней связи.

– Ты что, дурак, собираешься спросить разрешения можно ли мне поссать? – крикнул он охраннику – Веди меня быстрей. Если я обмочу штаны, то это будет твой последний день… И хорошо если на работе.

Старший охранник пристально посмотрел на него, но спорить не стал.

– Дайте нам хотя-бы пару минут. Мы не можем идти без подготовки.

– Хорошо, хорошо. Но поторопитесь – ответил Президент раздраженно.

Старший кивнул своему помощнику и тот, прихватив еще трех человек, вышел на этаж. Через несколько минут они вернулись.

– Да, есть в конце коридора – отчитался помощник.

– Идем. Заблокируйте весь этаж.

Группа, громко топая, что никак не вязалось со скрытностью, ворвалась в коридор. Придерживая под руки Президента, они добежали до туалета и ворвались в него стремительно.

Только там Президент высвободился из их рук и вбежал в кабинку. Прожужжала молния на брюках и в туалете воцарилась мертвая тишина.

– Так. Все вон! Я так не могу.

– Но господин Президент. Протокол.

– Все вон!!! Вы что думаете, меня через унитаз похитят? И закройте за собой дверь.

Когда топот ног за спиной стих и дверь хлопнула, он наконец позволил себе расслабиться. Все случилось на удивление быстро.

Когда с делом было покончено, он вышел из кабинки и подошел к раковине. Открыл скрипучий кран и ополоснул руки под холодной водой. Слегка вытер влажными ладонями лицо.       Туалет, судя в запаху, был не для важных персон. Тяжелый, впитавшийся в стены запах мочи с непривычки мог одурманить, но к своему удивлению, ему не было противно. Конечно нельзя сказать, что ему здесь нравится, но это вполне сносная плата за возможность остаться наедине с собой. А тут еще и непривычная обстановка.

Он прошелся по туалету. За дверью, куда он выпроводил охрану, было тихо. Они наверно напряженно вслушиваются как у него дела. Ну ничего, пусть подождут. В стене, над кабинками, было маленькое квадратное окно. Через створку проникал слабый дневной свет, которого едва хватало для освещения. Он открыл кабинку и залез на унитаз. Дотянулся рукой до створки и открыл ее. Холодный воздух ударил в лицо. Как давно он сам не открывал створку. Он постоял еще некоторое время. Затем ему стало любопытно, нет ли здесь еще чего-то интересного. Он вышел из кабинки и осмотрелся. На противоположной от входа стороне была еще одна дверь. Старая, рассохшаяся, со стертыми от бесконечных закрываний кромками и облупившейся краской. Она была закрыта на обычный шпингалет. Любопытство так и распирало его. Он, осторожно качая собачку шпингалета вверх-вниз, вытянул его из петли. Одной рукой он придерживал дверь, чтоб она неожиданно не открылась и не издала скрип. Потом плавно, не применяя усилия, позволил двери открыться под своим весом. За дверью была небольшая комнатка. Внутри было мало любопытного: пара старых резиновых сапог, потертая алюминиевая швабра, два окрашенных желтой краской ведра и множество тряпок, бурых от времени и грязи, развешанных на батарее. Но кое-что все же нашлось. Внутри комнаты была еще одна дверь. Он остановился и задумался. Нельзя сказать, что внутри него шла нешуточная борьба, он точно знал, что хочет посмотреть, что там за дверью. Но его обязанности, его работа, его ответственность, за долгие годы ставшие его натурой, все это не предполагало легкомысленного поведения. С другой стороны. Обычно поход в туалет дело не быстрое. Охрана это знает, а значит пока не бьет тревогу. Можно немного и прогуляться, раз он выкроил себе несколько минут.

Сначала он закрыл входную дверь в каморку, а затем отворил выходную. Вниз спускалась бетонная лестница. Он торопливо сбежал по ступеням. Спустившись на несколько этажей он уткнулся в еще одну дверь, решительно отворил ее и вышел наружу.

Дверь со скрежетом захлопнулась за его плечами. И без того встревоженное нутро вздрогнуло от неожиданности. Тихая темная улица кажется оцепенела в напряженном ожидании. Он осмотрелся. Узкий тоннель из обшарпанных фасадов старых зданий с темно-зелеными пятнами от потеков дождевой воды и местами отвалившейся штукатуркой давал лишь два пути. О том чтоб вернуться он даже не думал. Он пошел наугад. Эхо его шагов гулко разлеталось по улице отскакивая от стен. Время от времени он оглядывался, не преследует ли его охрана. Вероятность других угроз, что могли скрываться в темных переулках, он вовсе не учитывал.

Этот смутно знакомый мир, словно ты когда-то давно видел все это, увлек его внимание. Глазея по сторонам, он постоянно сбивался с шага, то угождая в очередную лужу, то запинаясь о беспорядочно разбросанные на ухабистой дороге битые кирпичи, обвалившуюся штукатурку или куски черепицы. Чудные, такие уродливые, дряхлые формы – кривые оконные рамы с облупившейся краской, двери, косо висящие на одной петле, а то и с пробитыми брешами, разорванные тоннели водосточных труб, словно уродливые змеи спускающиеся по стенам домов. Все это отвлекало и влекло его. Ни одной живой души. Словно за границами привычного ему мира все вымерли. Он легко отбросил эту мысль. Наверно сейчас все в больнице. Может уже сообразили, что его долго нет. Возможно уже ищут. Лучше убраться с улицы. Тут его легко найти. Он завернул за угол.

Когда он только толкнул дверь туалета и вышел в служебный коридор им двигало любопытство, так и не изжитое им на высокой должности, желание подурачиться, но чем дальше он уходил, тем больше до него доходило, что все, что он видит удручает его, не такими он видел улицы городов с экранов телевизора, не по таким улицам возили его в лимузине. Так сильно они отличались, так неожиданно предстали они в своей суровой реальности, что теперь им двигал азарт исследователя, человека желающего докопаться до сути, человека осознавшего, что его представление о стране, которой он правит, пошатнулось. И это он еще не видел обычных людей, какими предстанут перед ним они. Уведенное, наводило на страшные мысли. Он и страшился того с чем может столкнуться и упрямо желал этого. Может подспудно пытаясь доказать самому себе, что он ошибается, что не нужно верить глазам, что у этого есть какое-то простое объяснение. Что сейчас или за новым поворотом он вновь увидит такие знакомые улицы и привычных горожан. Увидит тот город, к которому привык. К сожалению, за новым поворотом город не изменился. И все же, он увидел кое-кого. Несколько маленьких фигурок нырнули в подворотню, спугнутые шумом который он производил неуклюже пробираясь по улицам. Сперва нерешительно, затем набирая скорость он побежал к ним, в надежде перехватить, пока они не исчезли в переплетениях улиц. Строгий костюм сковывал движения, ныли суставы, непривычные к таким нагрузкам, но он упрямо набирал скорость. Он кричал и махал руками, пытаясь привлечь их внимание. Тщетно, стайка детей, напуганная еще больше, бросилась врассыпную – повинуясь инстинкту самосохранения. Он с сожалением осознал, что ему их не догнать.

Остановившись, он согнулся и уперся ладонями в колени, чтобы отдышаться. Кровь в голове пульсировала, отдаваясь глухими ударами. Краем глаза он заметил, что не один. Одинокие тени, люди, воспользовавшись его временным замешательством и одышкой, испуганно перебегали из одного темного угла в другой. Он выпрямился и осмотрелся. Улица снова стала пустынной и безмолвной.

Он зашагал дальше, заинтригованный увиденным. Он проходил через узкие переулки, заходил в подъезды домов и стоял там, прислушиваясь, заглядывал в окна квартир, рассчитывая ухватить мгновение когда задернется занавеска или исчезнет любопытная физиономия, стучался в двери и прислонялся ухом, лишь бы уловить хоть мельчайший звук, шорох за ними. Ни одного движения, ни мельчайшего шума. И все же, чем дальше он продвигался вглубь города, чем внимательнее смотрел, тем больше подробностей замечал. Город постепенно допускал его в свои тайны, а может он сам наконец пошел тому навстречу, а не вспять. Теперь он сам искал ответы, напряженно всматривался в мелочи, что могли дать хоть какую-то зацепку. Надписи на стенах, все сплошь грубые, вульгарные, оскорбительные. Вместо привычных светлых окон, лишь наспех заколоченные досками створки. Забитые стоки – обширные лужи. Там где приютился магазинчик, на двери лишь ржавая решетка, с прочно примкнутым замком. Выцветшая надпись «Закрыто» не оставляет сомнений, что магазин закрыт очень давно. Через щель в досках, на заколоченном окне, он смотрит внутрь магазина. К его удивлению, внутри нет разрухи. Чинно расставлена мебель, завернутая в пленку, словно убери ее, отряхни толстый слой пыли и хоть сейчас открывай магазин для посетителей. Чуть-чуть подкрасить, побелить стены и магазин будет как новый. Сколоченные деревянные полки, того же вида деревянные стеллажи, с наклонными лотками. Это бакалея. В лотках когда-то лежал хлеб, еще висят на бечевке металлические щипцы, чтоб брать свежие булки. Но как такое возможно? Хлеб, ароматный, теплый, только из печи, нужен всегда, как можно закрыть такой магазин? И ведь не сказать, что хозяин неряха – магазинчик аккуратный и сделан с любовью – значит понимает в своем деле. Нужно уточнить у министра промышленности. Может тут есть какая-то разгадка?

Он отстранился от витрины и пошел дальше. Повсюду заколоченные окна и двери магазинов. Цветы, кулинария, мастерская сапожника, почта – целая улица закрытых магазинов. Немыслимо.

Обескураженный, запутавшийся, не в силах найти объяснение тому, что он увидел, он решил было вернуться. Его разочаровало это место. Оно было таким неприглядным, таким неуютным. Ему остро захотелось вернуться туда, где все просто и понятно, где все вращается вокруг него, где только и нужно, чтоб не исчезал этот прекрасный мир – не замечать мир другой, мир реальный – суровый, невыносимый, безжалостный, живущий по правилам которые он для него создаст, лишь бы самому никогда не жить в нем.

Вдалеке замаячило что-то призрачно-знакомое. Он ускорился и с учащенным сердцебиением сообразил, что догадка была верной. На стене висела будка с телефонным аппаратом. Стекла будки были выбиты, сама она изрисована похабными надписями, но свод крыши оставался целым. Он зашел под свод будки и прикоснулся к телефонному аппарату. Он не знал чем может помочь ему аппарат, ведь он не знает куда звонить. Но приятная прохлада металлических кнопок, спасительная суть телефонной будки, радовали его. Он снял трубку и приложи к уху, внутри что-то щелкнуло, но гудка не последовало. Он повесил трубку и снова снял, по прежнему тишина. Он набрал случайный номер. Кнопки приятно утопали внутри аппарата, но тот оставался безмолвным. Он и не рассчитывал на то, что телефон работает, слишком откровенно окружающая обстановка говорила об этом и все же это был еще один неприятный укол. Он пошел дальше, не до конца понимая, что влечет его вперед.

Дворник чеканил шаг, размеренно махая метлой над тротуаром. Он старательно выводил ей зигзаг над мостовой, не обращая внимание на происходящее вокруг. Президент догнал его неожиданно, буквально налетев на одной из улиц. Под ноги попалась куча мусора и он разметал ее по мостовой. Дворник подошел, снова собрал разбросанный мусор в кучу, а потому вернулся к тому месту, где прервал работу. Президент обратился было к нему, но дворник и ухом не повел, словно вокруг него не существовало ничего кроме этого тротуара и метлы. И только они и имели значение сейчас. Президент, озадаченный, неторопливо шел за ним и наблюдал за его работой, пока за одним из поворотов, дворника не обтекла с двух сторон группа людей и не уткнулась в Президента. От неожиданности все замерли. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, не представляя как себя вести. Наконец один из них, не сводя взгляда с Президента, толкнул своего приятеля в бок и негромко спросил:

– Этот тип не кажется тебе знакомым? Где-то я его раньше видел.

Тот старательно прищурился. И тогда в его взгляде проскользнула искра узнавания, от чего его глаза буквально вытаращились и в них отразился страх. Теперь он узнал. Не отводя глаз от Президента, он наклонился боком к своему товарищу и почти в самое ухо что-то пробормотал. У того тоже глаза на лоб полезли. Пока другие, помоложе, лишь с некоторым любопытством и осторожностью рассматривали этого человека, так странно одетого, в костюм с иголочки, эти двое старательно озирались по сторонам, словно ожидая чего-то.

– Вы один? – спросил тот, что выглядел старше всех остальных и не только по возрасту.