– Да разные. Сидят там в своих лабораториях окаянных, света белого не видят. Сгинут так скоро, как пить дать. Человеку же что? Солнышко нужно, да воздух свежий. А они знай только, носятся по НИИ своему, химичат, да кричат друг на друга на сборищах. К ним-то тебе и надо. А к кому, если не к ним, а?
Ахиллес развел руками.
– То-то и оно, я тоже не знаю. Если с умниками не сладишь, вдруг чего, у меня местечко конечно найдется. Егоровна поворчит, да перестанет. Но ты к ним все же попробуй. А я мужик хоть и простой, но одно за жизнь таки усек. Ежели кто лежнем лежит и помирать собирается, тому надобно помочь. И медовухи налить, – с этими словами Иван влил в себя остатки содержимого бутылки Ахиллеса и сунул пустую емкость за пазуху.
На этой глубокомысленной фразе диалог исчерпал себя, и Ахиллесу осталось лишь расслабиться и наслаждаться пейзажами, которые он не видел уже больше сорока лет. Легко спиртное немного затуманило разум. Напряженные мышцы наконец расслабились. Отрешенность, испытанная утром, куда-то исчезла, но на ее место не пришла тревога. Вместо нее в голове плясали юркие мысли и образы, которые мгновенно исчезали, не оставаясь в памяти. Ласковый земной ветер унес с собой последние частицы иных миров с комбинезона пилота. Родные звуки и запахи убаюкивали измотанного посадкой Ахиллеса. Он непроизвольно улыбнулся, когда услышал щебет птиц и, незаметно для себя, погрузился в сон.
Из крепкого сна его вырвала настойчивая рука Ивана, остервенело трясущая его плечо.
– Давай, продирай глаза, приехали.
Ахиллес протер глаза и осмотрелся. Телега и правда стояла. По правую сторону высилось многоэтажное сооружение из железобетона. Вокруг стояли приземистые строения подсобного хозяйства. Стояла глубокая ночь. Работали лишь некоторые уличные фонари, расположенные около подъезда к главному входу в здание. Вывеска над крыльцом давным-давно развалилась, но немного правее, на стене висела большая гравюра с портретом Игоря Васильевича Курчатова. Несомненно, эта громада была тем самым НИИ, о котором говорил Иван.
– Ты, покамест, тут посиди, да вожжи подержи. А я схожу, в ихнюю телеболталку позвоню.
Иван, беспрестанно кряхтя, слез с телеги. Проходя мимо лошади он хотел ласково потрепать ее по голове. Однако, вместо этого, не рассчитал размаха и дал ей подзатыльник. Лошадь не оценила, но и не сильно обиделась. Видимо медовуха была частым спутником их совместных поездок.
Пока Иван вызванивал обитателей НИИ по внутренней связи, Ахиллес встал на телегу и огляделся. Несомненно, это был небольшой наукоград. Вероятно закрытый и военного типа, потому что жилые здания за территорией института были низкими, панельными и до боли знакомыми. В большинстве окон горел слабый мерцающий свет, будто бы от керосиновых ламп. У каждого подъезда, однако, горел электрический фонарь. Дороги не освещались.
– Ну все, сталбыть, – сказал подошедший Иван. – Спустится главный умник щас, потолкуете. Ежели ночлега тебе не предложат, то разыщи улицу Зорге, дом 3, пристроим.
– Спасибо, Иван! – Ахиллес крепко пожал ему руку. – Не забуду.
– Бывай, космолетчик!
Иван взгромоздился на телегу и махнул Ахиллесу. Затем тронул вожжи и направил кобылу в темноту. Скоро о его существовании продолжал напоминать лишь скрип колес. Но и он быстро затих.
Ахиллес услышал резкий писк и оглянулся. Массивная входная дверь отворилась, и оттуда высунулся высокий человек в белом халате. Он кивнул Ахиллесу и продолжал держать дверь открытой.
– Магнитный замок. Продолжаем поддерживать видимость порядка и секретности, – сказал человек Ахиллесу, едва они зашли внутрь. – Мое имя Ульрих. Я директор, главный инженер-физик и еще много кто нашего НИИ. Кадров в современных условиях нам, как понимаете, не хватает.
– Ахиллес.
– Вы пилот, верно? Уважаемый Иван Прокопьевич изложил суть им увиденного. Правда, в довольно путанной и свойственной лишь ему манере.
– Вроде того. Закончил Академию и облетел весь ближний космос. Вплоть до системы Центавра.
– Пилот это хорошо, – задумчиво протянул Ульрих. – Пилотов-то среди нас и нет. Давайте пройдём в мой кабинет. Уверен, как у Вас, так и у меня, найдётся масса вопросов друг к другу.
Комнатка, в которую они поднялись, вряд ли была достойна звания кабинета директора НИИ. Скорее всего раньше здесь располагались несколько младших научных сотрудников института. Однако, внутри было просто и уютно. В углу коптила выкрашенная в темно-зелёный буржуйка, труба которой выходила в подобие вытяжного шкафа. На полу лежал толстый ковёр, который вряд ли выбивался чаще раза в вечность. У окна располагался простенький стол с кучей разных чертежей и отключенным от сети компьютером. Стены, по негласной традиции любого научного заведения, были увешаны календарями-ровесниками Ахиллеса.
– Такой кабинет легче отапливать, – объяснил физик и сел за стол.
Ахиллес последовал его примеру и оккупировал кресло напротив.
– Итак, – начал Ульрих, – что же побудило Вас неким образом пробить энергетический купол вокруг карантинной планеты и рухнуть на наши грешные головы?
– Это длинная история. Боюсь, она не стоит такого внимания, – раздраженно отмахнулся Ахиллес.
– Почему же? – изумился учёный.
– Все равно это ничего не изменит. Я здесь. Прилетел сюда сознательно, потому что знал, что меня ждёт.
– Вы меня интригуете все больше и больше.
– Послушайте, Ульрих. Я же знаю, что уже труп. Странно, что я дожил до этого вечера, и что вы с Иваном чувствуете себя нормально. Я ведь думал, что здесь вообще никого не осталось. Но да ладно, это не меняет сути. Видимо, вы каким-то чудом иммунны к вирусу в воздухе, меня это не так волнует. Не сейчас, но через час-два мне конец. Я выплюну свои легкие на этот стол, не успев закончить историю. Так для чего мне вообще начинать эту исповедь? Это конец моего пути. Дайте мне место встретить его молча и наедине с собой. О большем я не прошу.
Воцарилась тишина. Пауза, однако, была недолгой.
– Я даже не знаю, с чего бы мне начать, Ахиллес.
Ульрих шумно вздохнул и усмехнулся своим мыслям.
– Боюсь Ваш конец отлагается. По крайней мере, до тех пор, пока Вы не решите искусственно его приблизить. Никакого вируса нет. И уже очень давно. Чувствую, мне многое нужно Вам рассказать. И, раз уж я начал, то позвольте мне провести небольшой экскурс в новейшую историю Земли…
Ветер перемен
Освещение в маленьком кабинете было выключено, чтобы не тратить драгоценную энергию. Мягкий полумрак разрезали лишь две свечи на высоком подсвечнике. На нем было место для трёх. Но нынешнее время любило бережливых.
– Первоначальное название города затерялось. Точнее, мы старательно его забыли. Ещё в самом начале, когда стало понятно, к какому хаосу неизбежно все катится. Мы по ночам выбирались на дороги, срезали знаки и указатели, маскировали повороты, приводящие сюда. Хорошо хоть, городок было тяжело заметить тем, кто не знал о его существовании. Те же, кто был в курсе, либо полегли в беспорядках, либо тоже предпочли забыть.
– И как, помогло?
– На удивление, да. Основной поток беженцев сюда так и не добрался. Приходили уже потом, спустя год или два. Но все, как один, оставались жить здесь и никому о своей находке не рассказывали. Правда, мы сами не могли поверить, что нас не захлестнуло. Года три мы выставляли охранение. Не спали, тряслись. Запирались на все замки и ходили за водой парами. В лес за дровами ездила экспедиция на трёх машинах, все были при оружии. Это пока бензин не закончился. Теперь уж не так.
– Что, неужели отсюда никто не уходил? Ведь от них тоже могла просочиться информация.
Ахиллес с удовольствием принял предложенную Ульрихом сигарету. Прикуривать пришлось от свечи.
– Уходили. Две группы. Первая – взвод специальной охраны наукограда. Им это предписывали инструкции. Ещё в первый месяц, когда в соседних регионах начали убивать военных и полицейских от голода. Будто у них было, что съесть. Хорошие ребята были, ушли восстанавливать закон и порядок. Вернулось двое. Один вскоре умер, заразился от кого-то в походе. Второй перестал говорить. Причину мы так и не узнали. Очевидно, насмотрелся. Судьба остальных нам неизвестна, но она, в целом, предсказуема.
– А вторая?
– А вторая группа была из наших. Через год после начала эпидемии. Мы тогда еще не начали производить еду сами, а армейский резерв подходил к концу. Они выкрали оружие, перерезали охрану склада и унесли все, на что хватило сил. Мы нашли их тела через месяц. Заплутали в окрестной глуши, оголодали и перебили друг друга. Как видите, новое название города очень подходит его непростой судьбе.
– Кнохенштадт?
– Город на костях. На общем собрании мы дали друг другу слово, что не повторим печальные ошибки прошлого, как бы это ни звучало высокопарно. Название города отныне стало нашим вечным напоминанием.
Ульрих устало потер глаза. Время близилось к утру. Долгая беседа утомила главного инженера. Он встал, посмотрел на едва занимающийся рассвет и предложил:
– Раз уж у нас обоих ночь прошла без сна, не помешало бы пройтись. Здесь красивые рассветы.
Пока они спускались и шли от немного удалённого от жилых домов НИИ, небо посветлело. Робкие солнечные лучи разрезали утренний туман. Из недалекой рощи послышалась трель соловья. Было около пяти утра. Влажная прохлада отгоняла сонливость и напитывала жилы Ахиллеса бодростью и так быстро утерянной молодостью. Вместе с солнцем, восставало зарытое глубоко в землю желание жить. Небо, бесконечная пропасть живого воздуха, кружило голову и вновь напоминало о полетах. За годы обучения и работы, Ахиллес преодолел миллионы километров безвоздушного пространства, но о радости полета ему по-прежнему напоминало только небо Земли.
– А почему немецкое название?
– Здесь всегда было очень большое разнообразие национальностей. В особенности, до эпидемии. Поэтому, после того, как мы решили отказаться от прошлого, начали придумывать новые названия для всего. «Кнохенштадт» короче, чем «Город на костях», «Вилле де Ос» или, скажем, «Воскорнери Кагхаг». Все предлагали варианты на языках своих предков, окончательное решение вынесли голосованием. Так же и с улицами. Теперь у нас, к примеру, улица Королева пересекается со Швухтштрассе. А улица Зорге – с проспектом Шарля Фабри. От проспекта там одно название, но тогда это показалось нам забавным.