Самосбор: Легенды Гигахрущевки

«…кратковременный контакт сотрудников организационно-штатной структуры военизированного отдела Чрезвычайного Комитета Партии с агрессивно настроенными лицами, лишенными гражданского статуса и носящими объединяющее их название, позаимствованное из общепринятой обесцененной лексики, получил развитие…»

– Чернобог ногу сломит в этих дебрях. Ну кто так рапортует?

Подобные ничего не значащие слова и громоздкие конструкции нарушали все существующие правила написания рапортов и отчетов. При формировании такого текста необходимо соблюдать краткость и добиваться максимальной информативности. Но все материалы, хоть косвенно связанные с темой, интересующей чекиста, были написаны столь отвратительно, что выудить из них информацию не выходило.

Взяв наиболее свежее дело об «Агрессивных лицах, лишенных гражданского статуса», Степан открыл раздел задействованного личного состава ликвидаторского корпуса. В списке значилась добрая дюжина фамилий. С тяжелым вздохом, чекист встал и в очередной раз направился в архив.

К концу смены на его столе оказались личные дела всех, кто принимал участие в операции.

«Перестрелко Василий Ильич

Воинское звание: рядовой

Должность: стрелок-садист

Табельное оружие: Жёрнов АРД-46

Статус: демобилизован

Блок проживания: __________

Зеленов Сергей Сигизмундович

Воинское звание: рядовой

Должность: стрелок-граблист

Табельное оружие: Грабли КНТ-1/34

Статус: демобилизован

Блок проживания: __________»

– Хм, странно, – пробормотал Степан, листая страницы одного личного дела за другим. – Все списаны. Адреса выскоблили. Лезвием, что ли? Ну и заморочились.

Удача настигла чекиста на самой последней папке. Командир отделения, судя по личному делу, все еще числился в резерве ликвидаторского корпуса. И блок его проживания был написан черным по белому. Быстро переписав на клочок бумаги адрес, Степан одним движением сгрёб все папки в стол, второпях запер его, схватил куртку и бросился прочь из отдела. По этажам он понесся стремительно, едва касаясь ступеней. Он всю жизнь старался не задерживаться в коридорах без веской причины. Ведь самосбор не прощает медлительность.

* * *

Крепкий мужичок впустил Степана в жилячейку без лишних вопросов, стоило ему увидеть «корочку» Комитета. Он был из тех людей, которые, в силу своего одиночества, никогда не ждут гостей, но всегда готовы к их появлению.

– Проходи, садись. Меня Василием звать!

– Степан, – вежливо кивнул чекист и опустился на предложенный стул.

– Ну рассказывай, Степан, как там, на самосборных фронтах? До меня тут только слухи доходят, да и только. Скука смертная, знаешь ли, в резерве. А куда денешься – начальство сказало сидеть, вот и сижу.

– На фронтах… – Степан замялся, – неспокойно.

– Ну а как же? Наш брат ликвидатор бдит, как умеет. Да вот как «Жерновами» ни работай, как напалмом ни жги гадость эту, все равно плодится. У-у, нечисть!

– В последнее время я наблюдаю за цепочкой инцидентов… – чекист говорил, осторожно подбирая слова, – которые меня беспокоят. К таким я отношу и ту операцию, в которой ты, Василий, принимал участие. Я к тебе за этим и пришел. Мне нужно знать детали произошедшего.

Ликвидатор мгновенно сошел с лица. Весь его недавний энтузиазм погас. Он нахмурился и ссутулился. Он тяжело вздохнул и полез рукой под стол. Оттуда он выудил бутылку этанола, плеснул содержимое в граненый стакан на два пальца, разбавил водой и залпом опрокинул в себя. Протяжно рыгнув, он уставился в стену невидящим взглядом. Молчание затянулось.

– Я расскажу тебе все, что помню. Но не удивляйся, что понять из моих слов ты ничего не сможешь. По-другому все равно не получается…

Василий начал говорить неожиданно тихо. Голос его словно резко потерял всю былую силу и сорвался на хриплый шепот. Степан подался вперед, чтобы не упустить ни единого слова…

Когда ликвидатор замолчал, часы показывали конец смены. Его длинный путанный рассказ завел чекиста в еще более глубокие дебри непонимания. Сложносочиненные конструкции речи ликвидатора не означали ничего конкретного. Суть рассказа прикрывалась словом, никак с ней не связанным, то – скрывалась за следующим, и так до тех пор, пока от изначального смысла не оставался лишь полуистлевший след. В сухом остатке, Степан услышал ровно то же самое, что вычитал в рапорте.

– …увидеть все было можно, а вот понять – нет. Смотришь, а мысли против воли твоей брыкаются, на другие вещи перескакивают. Обычные, бытовые. Сколько Сидору пайков за подгон пузыря осталось отдать, цвет гермодвери в родной жилячейке, вкус концентрата – вот что на уме вертелось, пока мы смотрели. Я все видел, но понять…познать… не смог. Такой вот парадокс.

– Так ваша группа ликвидировала угрозу?

Ликвидатор лишь понуро замотал головой.

– Перекрыли за собой коридор, да пару подсобных переходов. Володька там остался, отстал тогда… Подробнее не расскажу, даже не спрашивай – сам слышал, что из этого выходит. Никто из тех, кто тогда выбрался, не сможет описать ту смену по-человечески. Не получается и все тут! В башке черная-черная-черная паутина одна. Черная-черная! Кого хочешь спроси, – ликвидатор перешел на едва внятное бормотание. – Черная. Спроси кого угодно. Ченрая пуатина. Не лопучается ничего.

– Не понял? – переспросил Степан.

– Не получается ничего, говорю. Черная она. Чер-на-я!

Ликвидатор начал заговариваться. С каждым словом его стало потряхивать и передергивать. Рот содрогался в сильном спазме. Вдруг он вскинулся и посмотрел чекисту прямо в глаза.

– Хочешь покажу? Там черное! Я знаю, где можно пролезть! Там нам бетона не хватило!

Не дожидаясь ответа, Василий вскочил и, сильно шаркая ногами, бросился прочь из ячейки. Драную майку и домашние тапки на нормальную одежду он так и не сменил. Недолго думая, Степан рванул вслед за ликвидатором.

Вскоре они добежали до заброшенного коридора. Один из бетонных барьеров, ведущих в законсервированный блок, был частично разрушен. «Бетона пожалели», – подумал чекист, карабкаясь к зияющему чернотой проему. Он не обратил внимания на ликвидатора, который, опустившись у стены, с дебильной улыбкой начал пачкать бетон измазанными в копоти ладонями.

* * *

«…таким образом, идентифицировав направленную на меня необоснованную агрессию, я незамедлительно предпринял действия, предотвращающие нанесение различных физических повреждений как мне, так и выданной в организационной штатной структуре Чрезвычайного Комитета форме. Приняв решение о направлении моего движения по ранее пройденному маршруту, но в обратном направлении, я разорвал оральный контакт с агрессивно настроенным лицом, лишенным гражданского статуса, и покинул пределы жилищного фонда, подлежащего зачистке и последующей консервации.»

Довольный собой, Степан захлопнул папку с рапортом о проведенной им полевой разведке. Дважды сменив в ручке чернила, он кропотливо и аккуратно заполнил все сорок страниц своим каллиграфическим почерком. Пока он писал, в голове его роились разрозненные мысли, не имеющие никакой связи и последовательности.

Он не думал о темном коридоре, в котором воздух был пропитан сладковатым запахом разлагающихся тел.

Он не вспоминал синее, неестественно вздувшееся лицо матери на рвано двигающемся туловище.

Он не представлял ее ледяные обескровленные губы, приникшие к его рту.

Он не ощущал вкуса черной слизи, хлынувшей в его глотку во время Первого Кормления.

Степан убрал ручку в ящик стола. Черную. На эту смену его работа была закончена. Черное. Можно было идти домой. Дома его ждала банка сочных червей. На стенах заботливо висели заточенные штыри, которые можно вонзить в плоть. Потолок был измазан в саже с Его метками. В сладком ожидании Второго Кормления он, раз за разом, шептал себе под нос молитву, которая сама собой возникла в его сознании:

Тайная ячейка