Самосбор: Легенды Гигахрущевки

Недавняя эйфория в груди Николая сменилась мгновенно вспыхнувшей яростью. Глаза его заволокло мутной пеленой. В голове тотчас родилось решение.

«Ворюга! За работой моей пришел?!» – захотел крикнуть в спину незнакомца Николай, но горло его перехватило от бешенства. Вместо этого, все еще стоя за «Старателем», скрытый от глаз вора, он схватил газовый ключ, лежащий рядом, и бросился вперед.

Все произошло быстро. Даже слишком. Понять разъяренный инженер ничего не успел. В два прыжка он приблизился к спине незнакомца. Газовый ключ был занесен над головой, готовый обрушиться на затылок обидчика. Вложив в удар всю свою массу, Николай начал движение, метясь в основание черепа. Но, в тот же момент, время будто замедлилось. Не то услышав, не то почувствовав опасность, незнакомец в черном плаще резко развернулся. Он сделал это с нечеловеческой скоростью. Лишь на мгновение инженер увидел перед собой горящие пламенем сквозь линзы рваного противогаза глаза. Стремительно блеснул клинок. Мгновенная вспышка боли погасила сознание Николая.

Громкий вскрик и стук газового ключа об пол утонули в шуме работы станка. Идеально работающий механизм невольно лишил своего создателя надежды на помощь.

* * *

Звуки сирены начали пробиваться в сознание с трудом, словно сквозь тяжелую вату. Вслед за ними возник резкий свет. Секунды медленно, как воск с горящей свечи, скатывались обжигающими каплями в небытие. Капля за каплей. Вокруг все становилось раздражающе громким. Неприятный свет уже резал глаза даже сквозь закрытые веки. Николай пришел в себя.

Заметив слабое шевеление пациента, встрепенулся дремавший до того хирург. Он ловко облачился в халат, незаметным движением надел шапочку и маску, протер руки спиртом и оказался перед пациентом в момент, когда тот только разлепил тяжелые веки.

– Не переживайте, вы находитесь в медблоке, – эскулап старался говорить тихо и вкрадчиво, но даже такой звук сильно бил по ушам инженера. – Я нашел вас под своей гермодверью перед самым самосбором. Уверяю, вам очень повезло! То, что вы остались в живых – чудо. Настоящее чудо!..

Николай попытался сесть. Попытка не увенчалась успехом.

– …и если бы ваш неизвестный спаситель не донес бы вас сюда, шансов проснуться у вас бы не было, товарищ! – хирург покачал головой. – К сожалению, раны оказались крайне опасными. Заражение крови, высокий риск гангрены…

Инженер напрягся и опять попробовал подняться. Вновь неудача.

– …так что у меня попросту не осталось выбора. Мне пришлось…

Николай предпринимал отчаянные попытки слезть с койки. Нужно было помочь себе. Взгляд его скользнул по собственному плечу. Внутри у него все оборвалось.

– …мне пришлось ампутировать ваши руки.

В стенах медблока раздался протяжный вопль, полный пронзительной горечи. Он бы перерос в истерический визг, но хирург отреагировал оперативно. Крики пациента затихли вместе с введением двойной инъекции морфия.

* * *

Человек – уникальное порождение мироздания. Он способен привыкнуть к чему угодно, лишь бы было время на адаптацию. То, что сегодня кажется ему адом, назавтра становится бытом и скучной рутиной. Пищевой концентрат превращается в жратву, о которой искренне мечтаешь целую смену, несмотря на гнилой привкус. Бетонные коридоры Хруща, лестницы, ведущие в неизвестность и переходы, замкнутые сами на себе в бесконечном фрактальном подобии, с легкостью заменяют дом.

Стоит человеку только свыкнуться с нормальностью происходящего вокруг и все: он встраивается в новый порядок вещей – покорно склоняет голову и взваливает на плечи ношу новой реальности. И груз этот вдруг становится не таким уж неподъемным, каким казался вначале.

В способности приспосабливаться заключается главная слабость человека. Но именно в этом и кроется его великая сила.

Спустя пять семисменков Николай принял свое положение. Перестал бросаться горлом на острые углы при любой возможности и успокоился. Но не смирился. В жилячейке с ним теперь обитал его давний приятель и коллега по цеху Дима Жижов. Его веселый гогот от собственных шуток, которые он рассказывал Николаю вечерами напролет, слегка рассеивал тоскливую тишину. Резал на лоскуты унылое одиночество и возвращал… Если не к жизни, то хотя бы к осмысленному существованию. Горе отступило под напором жизнерадостности Димки, который не давал своему другу времени на плохие мысли.

А горевать было из-за чего. От рук инженера – его главного инструмента и механизма – остались короткие обрубки чуть выше локтей. Вместе с руками изобретатель лишился всякой тяги к жизни. Но на ее месте, с каждой ночью, проведенной наедине с мыслями о будущем, все больше росла мрачная решимость.

Начальник производства оставил Николая в штате на должности мастера. Инженер приходил на завод на половину смены, руководя настройкой и переналадкой «Старателя». Теперь он был единственным носителем информации о станке. В ту злополучную смену вся документация была похищена. Чекисты, начавшие расследование, лишь развели руками – следы неизвестного человека в противогазе терялись на первом же лестничном пролете. Самосбор уничтожил большую часть улик. Прибывшие после него на зачистку ликвидаторы сожгли все остальное. Дело безнадежно заглохло и было передано в архив.

Когда Николай об этом услышал, то лишь тихо сказал:

– Теперь все в моих руках, – и горько-горько усмехнулся.

Свободное от работы время Николай стал тратить на обходы соседних гигаблоков. Вскоре жители всех окрестных ячеек привыкли к калеке в старом, наверняка доставшемся еще от деда, ликвидаторском кителе, выспрашивающему у каждого встречного о всякой несусветице. Большинство украдкой смотрели на него и качали головой с сочувствием. Потерявший все безумец, который утратил сознание в бесконечных коридорах – таким его видели теперь окружающие. Они искренне жалели его, но, втайне даже от самих себя, вздыхали с едва заметным облегчением – опять нечто ужасное произошло с кем-то, а не с ними. Когда увечья, помешательство и смерть напоминают о себе ежесменно, перестаёшь им ужасаться. Ты лишь делаешь жалостливую мину, потому что так принято, и незаметно радуешься, что беда вновь тебя миновала.

На расспросы о неком человеке в чёрном плаще и порванном противогазе, жители лишь разводили руками. Некоторые открывали гермодвери от жалости, увидев инвалида, некоторые – от настойчивости, горевшей в его глазах. Но все чаще ответом на громкий стук подкованного сапога инженера о металл служила гробовая тишина. С каждой сменой приходилось уходить все дальше от родного блока.

Перестав появляться на заводе, Николай смог уходить еще дальше. Чтобы каждый раз не тратить время на возвращение, ночевать он начал в коридорах. Было страшно попасть под самосбор, но и с этим удалось смириться. Странная отрешенность выдавила его из души. Осталась лишь цель. И ничто кроме нее не имело значения. Николай брёл от ячейки к ячейке и без конца спрашивал, просил, рассказывал и умолял открыть. Раз за разом его провожали взглядом, полным боли и сожаления. Изобретатель позволить себе такой взгляд не мог.

– …в противогазе, говоришь? Да что ты вообще несёшь? В защитных масках ходят только ликвидаторы!

– Я не стал бы врать. Мои руки, их…

– К Чернобогу твои руки! Знаю я вас, проспиртуете мозги этанолом, а на работе потом с похмелья лапы суете под станок. И ходите потом, побираетесь. Идиоты, блять, убогие. Убирайся нахер с этого этажа! Сделай в этой жизни хоть что-то!

– Я сделал в ней гораздо больше тебя, мудак плешивый, – инженер сплюнул на пол и собрался идти дальше.

– Чего-о?..

Инженер недооценил едкость собственных слов. Он успел увидеть только мелькнувший перед носом увесистый кулак. В следующую секунду пространство разорвалось снопами искр, брызнувшими из глаз. Бетонный пол больно саданул по затылку. Послышался грохот захлопнувшейся гермодвери. Разговор, очевидно, не задался.

– Живой? – над Николаем склонилась потасканная физиономия с семисменной щетиной и седой шевелюрой. Физиономия участливо продолжила, – У него жена с начальником блока шашни крутит, вот он и срывается на всех, – фраза прозвучала так, будто перед инженером пытались оправдаться. – Так что не серчай. Давай-ка лучше я тебе помогу.

Неожиданно сильные руки подхватили Николая и помогли ему подняться на ноги. В голове гудело. Картинка в глазах противно плыла. Ноги предательски подкосились, и изобретатель вновь приложился бы теменем о негостеприимную поверхность, но незнакомец оказался шустрее. Он был высок и плечист. Лишь дребезжащий старческий голос выдавал его внушительный возраст.

– Э-эхэх…, да ты так далеко не уйдёшь. Давай-ка ко мне в ячейку. Передохнёшь немного.

– Я… – Николай поморщился от подступающей к горлу тошноты. – Мне идти надо. Тороплюсь, – закончил он немного увереннее.

– Слышал уже, что торопишься, – усмехнулся незнакомец. – Весь ваш диалог послушал. Человека в противогазе, говоришь, ищешь? Так он газер. Узнать о них редко кому удаётся, а найти – и подавно. Обычно они сами выходят на контакт. Как, например с тобой. Или с моим хорошим другом. Когда-то очень давно…

Николай встрепенулся и глянул в глаза незнакомцу. Непохоже, чтобы тот врал. Сердце в груди изобретателя заколотилось, к голове прилила кровь. От этого ушибленное место резко напомнило о себе тупой болью. Наружу, сквозь стиснутые зубы, вырвался непроизвольный хриплый стон. Незнакомец истолковал его по-своему.

– Тихо-тихо, я не издеваюсь! – он жестом указал на открытую дверь своей жилячейки. – Идём, поговорим…

Сергей Харитонович говорил, попутно помогая Николаю влить в глотку мутный самогон. С каждым опрокинутым граненым стаканом, голова инженера все больше пухла от новой информации. Все обстояло далеко не так просто, как ему казалось в самом начале, когда план о мести лишь начал складываться.

Хранилище. О нем старику было известно мало, да и то – с чужих слов. Некая тайная ячейка, существование которой строго засекречено как для обычных граждан, так и для партийных чиновников. Скрытая ото всех, она, в сущности, является огромной библиотекой или даже архивом, содержащим в себе все достижения и изобретения жителей Гигахруща. Там могут быть художественные книги, исторические исследования, конструкторская документация и многое, многое другое. Масштаб этого Клондайка не представляет никто.

Газеры. Полумифические фанатики, появляющиеся из ниоткуда и так же внезапно исчезающие. Никто из столкнувшихся с ними не смог подтвердить или опровергнуть причинно-следственную связь, но все сходились в одном – после их ухода тут же начинался самосбор. Эти нелюди, облачённые в чёрные плащи, никогда не снимали с себя противогазы, даже если те были порваны. Кто-то даже утверждал, будто под резиной шлем-масок рассмотрел голую кость, а сами средства защиты намертво приросли к их лицам. Но это всего лишь слухи. Однако достоверно известно, что именно газеры и рыскают по всему Хрущу, наполняя Хранилище ценными материалами. Их мотивы неизвестны никому. Немногие из них идут на разговор.

– …и предсказать, где они появятся в следующий раз, невозможно, – поднял палец в воздух Сергей Харитонович.

– А что с другом вашим? – спросил захмелевший Николай.

– С каким? – удивленно спросил старик. Его взгляд помутнел от выпитого.

– Ну, вы сказали, что к другу приходил один такой… газер.

– А-а-а, к Ромычу-то, – с плохо скрываемой тоской протянул Сергей Харитонович. Он непроизвольно сгорбился и словно сделался меньше, осунулся. Губы его дрогнули. – Приходил… Забрал что-то. Давно еще, в молодости. Ромка, помню, сначала сам не свой был. Потерянный ходил, точки какие-то на лифте ставил. А потом вроде отошёл, к жизни вернулся. Уж сколько циклов с тех пор прошло. Да вот только без толку все…

– В смысле? – непонимающе спросил инженер.

– Пропал он. Два цикла уж как. Вместе с сыном и… ячейкой своей.