Каждый день

– Не суть важно…Глееен!? Музыка

Глен сунул эту маленькую вещь в плеер и нажав на одну из кнопок, призвал меня надеть наушники. С высокой долей скептицизма, но я все же оказался в этом устройстве, благо мне позволяет моя, с позволения сказать, природа.

– Итааак…начали… – нажимает на вторую кнопку Глен.

Первое что я испытал, это было удивление, насколько был чистым звук, исходящий, словно в голове.

– Как будто…у меня в голове поет кто–то! – с удивлением говорю я.

– Еще бы… – комментирует Глен.

– А что это ты включил…?

– Это Дебюсси!

– Ты…ты рискнул включить мне классику! Ты видно не знаком с моим отношением к классике?! – так и не закончив свою фразу, через пару минут я погрузился в грезы. Смешно сказать, но именно так и называлась эта мелодия, R?verie, что в переводе с французского– грезы. Название это я увидел в книге мистера Брауна; но я не думал, насколько сильно может затянуть меня эта классическая музыка.

– Это для испытания лишь…хочешь другое поставлю? – спрашивает слегка взволнованный Глен.

– Нет…погоди…мне нравится, как бы это смешно не звучало…

– Тогда, с днем рождения Дэвид!

И вот тут я увидел в глазах Дэвида то, что я видел когда–то давно в глазах Гордона – доверие. А это означает, что мы стали хорошими друзьями.

– Дэвид, а что заставляет тебя разговаривать с человеком и активно интересоваться моими делами? – спрашивает неожиданно меня Глен.

– Ну…посмотрел бы на тебя я, проведя ты 39 лет в полном одиночестве при постоянном присутствии людей. А при появлении тебя у меня появился шанс общаться и использовать весь свой опыт и грубо говоря…отыграться за все 39 лет, когда в жизни я вмешиваться не мог, а был лишь наблюдателем. И к тому же, любая судьба интересна и важна по–своему. Эту мысль до меня пытался довести Ангел, правда, я плохо его тогда слушал…

– Аааа…ух ты…вау…

– Глен?

– Гм…?

– А что заставляет тебя приходить сюда и нянчиться со старым призраком–самоубийцей, а не гонять во дворе с друзьями? Или хотя бы с твоим другом Палмером? – спрашиваю я, отложив в сторону плеер.

– Палмер…эх…Палмер. Он, к сожалению не всегда есть. У него тренировки…и…все такое, например сегодня его нет. Раньше мы часто вместе все делали, но у него сейчас дела…но он нередко меня…прикрывает. Да и он мой единственный друг. А ты…чем–то напоминаешь мне меня, как бы это сентиментально не звучало. И, в конце концов, почему бы мне не помочь тебе, раз я единственный, кто может с тобой поговорить… Ну вот и все. – Глен вновь посмотрел на часы, а значит, время начала занятий наступает.

– Глен? – вдогонку кричу я.

– Да? Что?

– Спасибо!

– Пожалуйста! – с лёгкой улыбкой на лице сказал Глен и ушел.

А я тем временем, продолжу изучать музыку, какой она стала за последние 30 лет. К счастью, в моих руках, помимо записей моих любимых рок–н–рольщиков, которые продолжи записи своих альбомов, мне попались и много новых людей.

– Ух ты…большой О записал очень много песен…интересно…О, мой любимый Элвис. А это что? Джон Леннон, ааааа…подарочек от Глена. А это кто? Рэп…хммм…восточное что–ли… Это сюда! О…Дебюсси! С тебя, похоже, я буду начинать свое утро! Уж больно красив! Аааа…Литл Ричард… – читаю про себя я, перебирая и сортируя кассеты.

Да уж, мир музыки также сильно изменился как и мир в целом. Меня радует конечно, что музыка развивается, но не привычно видеть другие имена. Теперь придется наверстывать упущенное, благо времени очень много, а имен не меньше, будем стараться все изучить. Хотя, иногда и очень старое становится открытием.

Глава IV. Грезы

Что можно сказать про эти пять–шесть минут, которые длится прекраснейшее произведение, которое буквально заставило меня переосмыслить все, что я до этого думал о музыке? Сказать, что мне понравилось, это не сказать ничего, промолчать или солгать. Буквально я услышал и понял, что фортепианная музыка может притягивать к себе ничуть не хуже Элвиса Пресли. Хотя я проявил свой модерн–снобизм, можно попытаться сделать эти звуки быстрыми, разогнать их в гитарном соло или в пианино гамме, выйдет тот же самый звук, который нравился Джо и Гордону и мне, разумеется. Иными словами, послушал – меня это сразило! Мистер Браун вероятно, с присущим ему с критическим отношением это и пытался мне сказать, но ему, опять же, помешал снобизм, высокий, как Эмпайр–стейт–билдинг. Хотя, до его любимого Шопена я добрался лишь теоретически, по книгам. Невероятно, какие открытия можно сделать, будучи совсем отрезанным от мира. Это же ведь как много можно сделать открытий в течении своей жизни? Намного больше, это не пустые слова, просто мы не все хотим замечать красоты мира.

– О чем это ты так задумался!? Сидя в моих наушниках… – и вновь, с превеликим удовольствием, меня прервал Глен.

Он может составить мне конкуренцию в технике неожиданного появления. Хотя я также и доволен. Рад так сказать выходной себе взять и пообщаться. А из Глена вышел бы отличный призрак…

– Да так…прослушивал сей произведения… чудесные творения Создателя! – на легком, но пафосном тоне сказал я.

– А в 50–ые все говорили словно они персонажи Шекспира…?

– Не понял…во–первых, 60–ые, а во вторых…нет! Посмотрел бы я на тебя, когда твоими источниками информации являются книги, а в них других оборотов речи и быть не может. – возражаю я. – А когда сутками разучиваешь их…то вот…

– Весьма........поэтично сказано… – с некой долей сарказма прокомментировал мой тезис Глен. – А что за песня…или песни тебя так зацепили?

– Levon…если я не ошибаюсь… А–а! Элтон Джон! Черт возьми, как это красиво! Он хоть жив сейчас?

– Да, конечно. Жив и выступает…

– Ну хоть его не посетил Ангел Смерти…эх, как он поет, девушки наверное с ума сходят!

– Он голубой…вообще–то.

– Я тоже люблю голубой цвет, и?

– Нет…он…к–к–как бы…гей. Ну не по девочкам, а по мальчикам…

– Достаточно было слова гей…я его значение прекрасно знаю. Черт возьми… надо же…

Глен был на удивление хмурый сегодня, хотя на календаре пятница, думается, что перед выходными люди должны быть веселыми.

– Ты чего такой грустный? – спрашиваю я, спустив с себя наушники.

– Я не грустный… – резко, опустив глаза, возражает Петти.

– Глен Петти! Ты мне врешь! Сейчас же рассказывай мне всю правду!

– Это долгая история…

– А я никуда не тороплюсь, запомни, со мной эта фраза не работает! – крикнул я. – Когда же ты уже запомнишь!

Глен не отвечал, достал из сумки альбом для рисования и стал что–то набрасывать карандашом. Линия за линией, он старательно рисовал некий объект, прикусывая губу и подбирая свои периодически падающие очки. Внезапно очки сами собой снялись с Глена и уструмились в потолок. Вернее, не сами собой, а моими стараниями. В ход пошла хитрость.

– Эй! Какого черта!? Отдай мои очки! – с раздражением кричит Глен, пытаясь их поймать.