Время перемен

«Так… а мы уже знакомы… Это мисс-чужое платье от Chanel», – с мелкой усмешкой заметила Элиза, и тут же ее взгляд приковала ее собеседница. Она была явно старше и это был, вероятно, единственный минус в ее образе. Элиза придирчиво нахмурилась и в ее голове всплыли строки из детской сказки: «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?…».

Незнакомка сидела лицом к Элизе и заливисто смеялась, немного наклонив голову назад. Смущенный ланкиец убрал только что поставленную на стол посуду и, позвав еще одного официанта, заново сервировал столик. Непонятно, что там происходило, но это очень веселило незнакомку. Она небрежным жестом отбрасывала с лица непослушный длинный локон цвета горького шоколада и открыто, приветливо улыбалась одновременно всем. Ее золотисто-кофейный загар и миндалевидный разрез глаз выдавали восточные корни. С этого расстояния не был виден цвет глаз, но яркий контраст с цветом кожи однозначно говорил о светлых оттенках. Батистовая черная блузка с широкими рукавами и узором «ришелье» сползала, оголяя плечо. Тонкие завязки с бомбонами, едва прихваченные в бант, кокетливо свисали вниз, давая возможность оценить красивое декольте и грациозную линию шеи. Женщина ловко встала из-за стола, и Элиза смогла рассмотреть стройную фигуру незнакомки с красивыми покатыми бедрами, затянутую в узкую сатиновую юбку-миди глубокого вишневого цвета. Легким танцующим жестом она подхватила широкополую белую шляпу, водрузила себе на плечо бело-черную плетеную объемную сумку и, широко улыбнувшись снова абсолютно всем и только себе одной, попрощавшись со своей собеседницей, вышла на террасу и пошла к океану.

Официанты смотрели вслед, как и женщины за соседними столиками. Элиза смутилась. Она не помнила, когда в последний раз так пристально разглядывала незнакомых ей людей. Уперев взгляд в уже знакомое и бесполезное меню, она едва услышала робко стоящего у ее столика официанта. Все это время он ждал, пока она выберет, что именно ему наливать в ее чашку – чай или кофе. Заказав кофе, она отправилась к столу с фруктами в самом дальнем углу ресторана, где такой же ланкиец в белой рубашке и длинной оранжевой юбке-саронге медленно, не глядя на нее, нарезал кусочками спелый ананас и чистил оранжевую сочную папайю.

Овощных соков не было, и потому она взяла стакан кокосового молока, несколько долек папайи и что-то странное на пробу в ряду закусок с названием «шри-шри-дхал». Кофе был остывшим и невкусным, странное блюдо оказалось на редкость острым, а кокосовое молоко напоминало березовый сок. Насладившись сочными сладкими январскими ананасами, Элиза рискнула попробовать кусочек оранжевой папайи. Вкус был непонятным, новым. Не то что бы она не любила что-то новое… просто со временем нового становилось все меньше, а однажды приобретенное мнение о чем-либо особенно не менялось. И все же… этим утром со своей обволакивающей дымкой было куда больше нового, чем за весь последний год, а то и не один… И она не могла точно сказать, нравится ей это или нет. Одно было наверняка: она ощущала необъяснимое беспокойство, как птица чувствует приближающуюся бурю, но ее очертания так далеки, так невозможны, что это предчувствие кажется призрачным.

1.3. Таис

Ночной теплый ветер нежно трепал подол ее тончайшей шелковой комбинации. Запах специй окутывал и дурманил.

«Пожалуй, не стоило брать духи в эту сочно пахнущую страну…»

Таис закрыла глаза и снова вдохнула всей грудью воздух с запахом водорослей и карри. На открытой террасе ее номера было темно. Она устроилась в широком удобном кресле, принесенном специально для европейских гостей. Тканый цветастый плед был лишним в такую теплую ночь.

«Как здорово, что я все-таки приехала на пару дней раньше группы!..»

Таис не любила спешки. Точнее, ей она порядком надоела. Большую часть своей жизни ей приходилось быть собранной и организованной, потому так сильно она ценила такие моменты тишины и спокойствия. Она так часто бывала на виду, что в какой-то момент стала замечать, как ее профессиональная улыбка устроителя праздников не сходит с уст даже тогда, когда в комнате уже никого не было.

«Милая моя, держи лицо! Лицо и осанка – это наше все! Слезы?! О, ты хочешь, чтобы тобой восхищались или жалели? Жалость – это так пошло…» – слова ее матери тысячами маленьких молоточков, словно устройство фортепиано, стучали в ее голове каждый раз, когда естественная тревога или подкатывающие слезы грозили испортить идеальный тон ее лица.

Таис потянулась за аккуратно выложенными на тарелочке бурфи, привезенное с собой вино она пить не стала.

«Ммм… странный сладковатый вкус. Пора завязывать со сладостями…»

Она потянулась в кресле как кошка, грациозно соскочила, подошла к зеркалу и потянула комбинацию за тонкую лямочку вниз. Тусклый свет лампады высвечивал сочные округлости ее тела. Красивая полная грудь еще держала форму, но уже не как прежде, покатые мягкие плечи, крутая линия бедер и мягкий наметившийся животик над тонким бледным шрамом от кесарева сечения – следа ее неудачной попытки изменить ход своей жизни.

«Да… шрамы красят только мужчин. А женщин они выдают, как друзья-болтуны».

Она повернулась в профиль и критично окинула свое изображение. Предательски защипало в кончике носа, и на глаза накатились слезы…

«Нет-нет же! Мое тело все еще великолепно. Но освещение поярче уже не стоит делать. Только и всего».

Таис открыла чемодан и достала со дна белую рубашку Александра с длинными рукавами. Надела и застегнула ее на себе под самый ворот. Она забралась на кровать и свернулась калачиком. В глазах стояла смешная и трогательная сцена их прощания перед поездкой. Ночь накануне была совершенно бессонной. И временами она уже не знала, его ли это рука или ее, чьи мысли сейчас высказываются вслух, и кто из них шевелит пальцами ног, оплетая попутно друг друга…

Когда первые лучи коснулись их теплого клубочка и их тела стали оживать, ощутима стала ее затекшая шея, его онемевшая рука. Грусть и тоска от предстоящего расставания повисли в воздухе. Александр встал во весь рост и, не стесняясь, уже привычным жестом стал выуживать из-под кровати свою одежду, одеяла, подушки… А потом, хохоча, натянул пиджак на голый торс, оставив эту рубашку на кресле. И так, не попрощавшись, нежно поцеловав в плечо, отправился в свою контору работать.

Таис лежала и провожала его взглядом до самой двери в полном молчании. Ей не хотелось портить этот момент полного единения шелухой избитых фраз. И лишь потом, когда он позвонил узнать, как она добралась до отеля в Унаватуне, сказал:

– Милая моя, я надеюсь, что моя рубашка в твоем чемодане не позволит тебе соблазнять скромных жителей Шри-Ланки! Ну и если ты соскучишься по моим объятиям, то тоже пригодится. Ты же ее взяла с собой?..

– Санечка, я не понимаю, ты о чем? Какой сентиментальный, однако! Целую, милый! Я же не на год, всего на месяц! Ты и соскучиться не успеешь! – ответила она беззаботным голосом, на какой была способна. О, конечно, взяла… Просто так… приятно касаться. Она еще хранила запах его тела.

«Какой же маленькой девочкой я становлюсь, надевая его рубашки… Будто мне 17 и это мой первый парень, в которого я пылко влюблена… И нет этого странного чувства дежавю. Нет ощущения, что я это уже где-то видела, чувствовала, знаю этот самый вкус… и почти уверена, что сценарий и развязка мне знакомы и известны тоже… И ничего хорошего это знание не предвещает. И еще нет этой всепоглощающей усталости и скуки».

Мысли возникали и пропадали, как актеры-новички, смутившись и позабыв свой текст. Занавес то распахивался, то плотной линией сжимались портьеры, когда не хотелось видеть уже и так знакомые сцены, сюжетные линии, развязки… и снова первые фразы ее отношений.

«Мне кажется, я прожила три жизни за одну!.. И вот опять… аплодисменты!!! На сцене новый актерский состав! Прошу любить и жаловать!!! Собственной персоной – мужчина моей мечты – Александр!» – пронеслось у нее в голове.

«Да, милый мой… нежный, забавный такой… еще юный… Мои 37, твои 26… Но разве мы не одногодки, когда вместе? Нет, я становлюсь 19-летней рядом… Ты старше, гораздо старше. Твоя рубашка до середины бедра мне, и рукава на целую ладошку больше. Мой высокий красивый мужчина… Я – маленькая девочка рядом с тобой… Что же нам с тобой делать, как продлить это маленькую пьесу? Я не хочу больше ничего не с кем начинать, я хочу продолжения, хочу на всю жизнь!.. Но возможно ли это с тобой?! Возможно ли это вообще?!»

Она лежала долго, сон не шел совсем… Ей хотелось быстрых решений непростых вопросов, хотелось сразу, сейчас же…

«Я взяла тайм-аут на целый месяц… Это самое большое, что я могу сделать для нас. Где же ответы? Вот она, эта страна. Этот остров вечно юных танцующих людей, с буддийскими храмами, бесконечными песчаными дюнами и безумными волнами».

Стало тоскливо и одиноко. Одиночество навязчиво мерцало на горизонте собственных ожиданий.

«Или окончить, не начиная. Вот так, просто, по приезду расстаться. По приезду из Шри-Ланки… где всегда лето и ничего не увядает…» Эта мысль уже не в первый раз приходила ей в голову. Она стянула с себя неудобную мятую мужскую рубашку, надела новую шелковую сорочку, еще пахнущую любимым сладковато-цитрусовым парфюмом, закуталась в плед и уснула.

За окном робко забрезжил нежный персиковый рассвет.

– Прошу прощения, мисс… миссис… ээ… Вы просили разбудить вас в полдень! – в телефонной трубке раздался голос с сильным акцентом, и человек нервно закашлялся. Таис узнала администратора – вежливого ланкийца, говорящего на русском языке, любезно предложившего накануне разбудить ее по телефону в любое время суток.

– О, бла-го-да-рю! – сладко потягиваясь на тонких простынях, нараспев отозвалась Таис.

– У меня маленькая просьба: я хотела бы отобедать в кафе напротив гостиницы. Не могли бы вы заказать для меня что-нибудь легкое, из местной кухни, на свой вкус? – она улыбнулась своей необдуманной идее и отсутствию элементарной определенности в просьбе. «О, что-то новенькое!»

– Но, мисс Тайи! Что будет Вам угодно? Тандури? Бирьяни? Тхали? Самоса? Нимбу-пааны? – сбивчиво вопрошал голос.

«Нимбу-пааны?! Ну как же от такого откажешься?!»

– Мистер Аджит, я полностью полагаюсь на Вас. Я всеядна. И очень голодна. И буду признательна Вам, если Вы не забудете про… нимбу-пионы, тюльпаны… то есть паны, па-аны. – Таис накручивала локон на мизинец и просто наслаждалась предвкушением новых ощущений, пусть и гастрономических. – Я буду готова к позднему обеду… скажем, к четырем часам. – прервала она поток непонятных названий, не желая спасать озадаченного мужчину.

Таис побродила неспешно по номеру, играя с солнечным зайчиком, который ее преследовал, куда бы она ни отклонялась от окна, рассматривая картины на стенах блуждающим взглядом, и принялась собираться.

Облачившись в тонкую шелковую комбинацию, встав у зеркала, она меткими движениями накладывала тени, делая лицо более рельефным, умело подчеркивая достоинства широких миндалевидных глаз, правильный контур губ, обозначая нежный румянец, маскируя тонкую сеточку мимических морщинок под глазами, что неизбежно настигают первыми. Они ей шли. Они говорили о ее легком нраве, о сотнях, тысячах улыбок, посланных как женщинам, так и мужчинам. Да, она любила улыбаться. Это было и средство от гнева, и от скуки, и из любви, и из жалости. Ее улыбка была такой разной и такой чарующей. Она знала это, чувствовала и не скупилась.

Натянув тесную в бедрах и широкую к низу шелковую юбку оливкового цвета, нежную кремовую блузу с множеством малюсеньких пуговиц и широким воротом, придирчиво оглядела свой облик. «Да, все великолепно!» Она покружилась у большого зеркала в спальне и лишь на миг приблизилась. Нет, эти маленькие тонкие морщинки у глаз не давали ей покоя. Кардинальных мер она не хотела предпринимать, но и улыбаться своему отражению ей становилось все сложнее.

Схватив шляпу, маленькую шелковую сумочку, впрыгнув на ходу в полупрозрачные туфельки на среднем каблуке, она выпорхнула на улицу как пестрая экзотическая птичка, идеально вписавшись в атмосферу ланкийских пейзажей и архитектуры.

«Да, навстречу новым вкусам, ароматам! Новым знаниям! И начнем с национальной кухни!»

Улица встретила ее шумом, странной музыкой, доносившейся из кафе. Перейти ее никак не удавалось. Не слишком широкая, она была заполнена транспортом. Черно-красные тук-туки, мотоциклы с туристами, старые автобусы с открытыми дверями и свисающими людьми, – все это перемешивалось в безумном потоке. Кто-то обгонял по встречной, без конца включал клаксон. Одна из машин притормозила и стала разворачиваться. Таис дождалась момента и вслед за машиной пулей перелетела улицу. Пролетев мимо сидящих на ступенях людей, она устроилась на краешке резного стульчика кафе.

– Мисс Тай-и? – спросил протяжно официант и указал на накрытый к обеду стол. Поклонившись, он удалился танцевать свой странный танец за кулисы, поближе к кухне.

Кафе при дневном освещении не казалось таким уж интересным, как накануне вечером, когда она его заприметила. Оно было в дымке пыли от дороги и яркое убранство не скрывало сильно поизносившейся интерьер. Однако пышные цветущие кусты фуксии и еще какого-то экзотического растения, сочная свежая зелень и высокие стройные пальмы с гроздями кокосов спасали.

«Азия, самая настоящая…» – с радостью и восторгом подумала она, та, которая никогда особенно не стремилась побывать так далеко от привычной цивилизации. Да, было время, когда она мечтала поехать в Тайланд, взять мотороллер и объехать все самые красивые пляжи, меняя виды и попутчика. Однако мотороллер казался ненадежным, Тайланд – далеким, а жизнь слишком насыщенной, чтобы искать приключения и впечатления так далеко. Зато менять попутчика получалось само собой…

Таис рассматривала людей за соседними столиками как бы невзначай. Вот грузный индус застыл в ожидании своего заказа, как древнее изваяние в длинной желто-красной рубашке. За соседним столиком высокий стройный мужчина с европейскими чертами лица и так сильно контрастирующей с ними цветом кожи темнее темного попивает что-то из узкого длинного стаканчика и присматривается к посетителям, слегка прищуривая при этом свои такие же, как и он сам, угольно-черные глаза. А там респектабельный мужчина средних лет европейской внешности заметно нервничает, ерзая на стуле. Его незадачливая спутница что-то сочно жует и говорит одновременно. Вот официант, такой услужливый мальчик, не то несет странный напиток темно-красного цвета в прозрачной колбе, не то танцует вокруг соседних столиков – не разберешь.

Таис надломила кусочек поджаренного в кунжуте хлеба и обмакнула в неизвестную жидкость, пахнущую пряностями. «Ммм…» И тут же запила водой из стакана. «О, а он кусается в ответ».

Облизнув обожженную специями губу, она заметила, что индус смотрит прямо на нее. «Ну нет, я вовсе не хотела никого смущать». Улыбка озорно заиграла на ее лице.

Она отвела взгляд, окинула улицу. Официант принес уже третье блюдо, недоумевая, когда же дама начнет всерьез их есть. Таис отламывала кусочек того, запивала напитком молочного цвета с запахом кокосового молока и куркумы, пробовала немножко другого, отставляла одну тарелку, придвигала другую.