Обычное дело

Но Колю, наконец, прорвало. Он рыдал, пронзительно всхлипывая, и не мог остановиться. Так и приехали домой. Испуганное выражение надолго поселилось на Колином лице, он ни в какую не хотел оставаться один ни на минуту, опасаясь, что взрослые его бросят. Пацан оказался шустрым и сообразительным, старался быть во всем полезным и хвостиком ходил за мужиками. Вскоре выяснилось, что девятилетний Коля не умеет читать. В его большой цыганской семье, состоящей из мамы, папы и шести старших сестер, образование было не в чести, куда больше ценилось умение пролезть в узкую форточку или ловко стащить горсть конфет у торговки на рынке. На этом поприще Коля преуспевал. Девочки и вовсе бросали учебу в 14-15 лет, выходя замуж. Четырех Колиных сестер из шести замуж уже выдали. Необходимость протирать штаны в школе воспринималась, как напрасная потеря времени. Просидев два года в первом классе, мальчишка с трудом складывал из букв простейшие слова. Борисовичи решили, что так дело не пойдет и в единодушном педагогическом порыве извлекли на свет божий старые Борины учебники. Дело продвигалось со скрипом. Ученик всячески отлынивал от скучнейших занятий, а у учителей не хватало терпения и выдержки. Вскоре педагогический пыл Борисовичей, к великой радости Николая, иссяк. Учебники пылились в дальнем углу под кроватью, припрятанные им подальше на всякий случай.

Поразмышляй мужчины хоть немного о природе болезни, скосившей человечество, они пришли бы к тому же выводу, что ранее Ирина и Анна Михайловна. И тогда их сильно удивило бы, что Коля вообще жив. Возможно после шести попыток, окончившихся рождением девочек, его родители решили проблему с наследником радикально – украли ребенка. Цыганенок ли он на самом деле? Где его настоящие родственники?

Зиму спокойно прожили в своем доме, ведя хозяйство типично по-мужски – как получится, не строя планов на будущее. Рев мотоцикла за окном прозвучал, как гром среди ясного неба. Встречу двух культур отметили по русской традиции – пьянкой. Егору тоже налили, сугубо в медицинских целях, в качестве анальгетика.

Через неделю состояние Егора ничуть не улучшилось, наступать на ногу было невозможно. Видимо, это действительно был перелом. Егор тяжело переносил вынужденное бездействие и свое положение чемодана без ручки, который нести тяжело, а бросить невозможно. Уже был найден маршрут объезда аварии на путепроводе, подготовлен и заправлен микроавтобус. Дальше тянуть с отъездом не было смысла. Егора разместили прямо на полу маршрутки, обложив подушками и одеялами. Ульяшу пристегнули в детском кресле, собрав ей в дорогу целую сумку игрушек, еды, воды и памперсов. Наконец, тронулись.

Глава 17.

Михаил неспешно бродил по полю, разминая в руке комок земли. В небольшом отдалении недовольно столпились спугнутые им грачи. Пожалуй, пора. Земля достаточно подсохла. Поле небольшое, можно посадить здесь картофель. Будет проще и быстрее обрабатывать несколько рядков картошки здесь, чем понемногу на разных огородах. Борисовичи (прозвище прижилось сразу и навсегда, как накипь к чайнику) – простые мужики: легкие на подъем, хозяйственные, общительные – влились в коллектив быстро и просто, будто всегда здесь были. Любители простых и понятных радостей жизни: бани, футбола и пива, они всей душой привязались к найденным детям и с трогательной нежностью как могли заботились о них. Особенно о девчушке, конечно. Ульяша могла из них веревки вить. Сергей Борисович просто млел, когда она обвивала ручонками его шею. Что совсем неудивительно, ведь малышка буквально выросла у него на руках, сделала первые шаги и сказала первые слова. Борисовичи оказались бесценным приобретением для их маленькой общины. Втроем за две недели они подготовили всю необходимую технику, перегнав ее поближе к дому. Импровизированный автопарк устроили во дворе одного из соседних домов. Мальчишки все время крутились рядом с ними, наматывая на ус технические премудрости и помогая по мелочам.

Да, зимняя спячка закончилась. Теперь работы будет невпроворот. Сегодня же надо начать перепахивать мотоблоком огороды. Нужно подключить к этому делу Криса, дело нехитрое, а сил у него, как у буйвола. С тех пор, как неделю назад спальня у него и Ольги стала общей, Светлана просто ядом исходит, каждый день жалуясь, что они будят ребенка своими африканскими страстями. Вот паучиха ненасытная. Похоже и Криса к рукам прибрать пыталась, а может и прибрала, да теперь ни с чем осталась. За Ольгу Михаил был искренне рад. Она просто светилась изнутри, сопровождая каждый шаг любовника влюбленным взглядом сияющих глаз. Ей бы еще мордашку посимпатичнее. Сейчас она может быть спокойна за своего горячего африканского парня.

А Светка уже вовсю обхаживает Бориса. И делает это так бесцеремонно, что всем вокруг неловко. Только профессор ничего не замечает. Узнает обо всем последним, это уж, как водится. При всей разговорчивости и общительности Арсения Петровича задушевного разговора с ним так и не случилось. Он, будто маслом намазанный, скользит всегда вокруг да около, а до сути и не докопаться.

Когда ребята уехали в Коломну, Светка сделала попытку подкатить к нему. Всего одну. Она увязалась за ним в подвал, где он раскладывал отраву от расплодившихся и совершенно обнаглевших мышей и, не стесняясь, потерлась грудью о его руку. Дальнейшее Михаил вспоминал с неизменной усмешкой. Хладнокровно заглянув в глубокий вырез ее платья, он сочувственно поинтересовался: «Обвисли, никак, после родов?» Светка выскочила из подвала, как ошпаренная, растеряв по дороге свою наглость и самоуверенность. Ну не любит он потаскушек.

Егор лежал бревном. Бабушка вилась вокруг него, как пчелка. Как же Михаил был зол на ребят, когда они вернулись назад. Глупые мальчишки! Наворотили дел исключительно благодаря своей глупости. Надо было самому поехать. Забегая вперед, Егор пролежал полтора месяца. Потом долго разрабатывал ногу, но все равно долго заметно хромал при ходьбе. Ночью Ириша, как ласково называл он ее наедине, поделилась, что Даша стала периодически заходить к Егору поболтать. Последнее время она, в основном, присматривала за Улей. Вместе с ней и навещала парня. После пощечины, которую он отвесил Светлане, у них состоялся серьезный разговор. Егору и самому было тошно от своего поступка, поэтому Михаил не стал сильно подливать масла в огонь.

Ох уж эти юные девушки, такие, как Даша, они будто существа с другой планеты. Никогда не поймешь, что у них в голове. Другое дело Антон – нормальный парень. С ним он быстро нашел общий язык. Мальчишка ему нравился, и Михаил надеялся, что заменяет ему отца хоть отчасти. Глядя на Антошу, он гадал, каким был его сын в этом возрасте, могли бы они стать друзьями? Целая жизнь упущенных возможностей.

Борисовичи присмотрели себе один из соседних домов. Загвоздка была в том, что хозяева были дома и смерть встретили в супружеской постели. Пришлось заниматься крайне неприятным делом. Останки хозяев завернули вместе с постельным бельем, упаковали в полиэтиленовые мешки и похоронили на окраине деревни. Матрас сожгли. После этого дом два дня стоял, распахнув все окна и двери, проветривался. А сегодня Ириша занималась уборкой. Она не могла положиться на представления Борисовичей о чистоте и позволить детям жить в грязи.

Михаил пребывал в полной гармонии с самим собой. У него появилась семья, о которой он мог заботиться, он был любим в ответ. За последние месяцы его ни разу не потянуло выпить. В душе больше не осталось пустоты, которую надо было заполнить. Щурясь от яркого весеннего солнышка и мечтательно улыбаясь своим мыслям Михаил дошел до края поля и присел на поваленное дерево. Тут же на поле вернулись грачи и стали неторопливо прохаживаться в поисках червяков. Михаила совсем разморило пригревающее солнце, он лег на землю и безмятежно растянулся во весь рост, подложив руки под голову. Столько лет бессмысленного существования в алкогольном угаре. Стоило пережить и их, и конец света, чтобы, наконец, обрести смысл в жизни. Слово «счастье» казалось ему девчачье-сентиментальным, и он не решался произносить его даже мысленно.

Прикрыв глаза, Михаил едва не задремал. Хорошо знакомый и совершенно невероятный шум заставил его широко распахнуть глаза и, вскочив на ноги, лихорадочно завертеть головой.

Над полем кружил вертолет.

Покружив над черными прямоугольниками полей, вертолет аккуратно приземлился на асфальт дороги в двухстах метрах от Михаила. Выскочивший первым парень лет тридцати помог выбраться дородной женщине, одетой не по сезону в норковую шубу. Беспокойство и недоверие в их глазах сменилось улыбками облегчения и радости, когда они увидели подходившего широко улыбающегося мужчину. У женщины в глазах блеснули слезы, да и парень еле сдерживался. Дружеские рукопожатия. Объятия и восторженное женское «Ах!» при известии о том, что здесь живут 16 человек. Впрочем, многие из них уже спешили к месту посадки и первыми – мальчишки на велосипедах. Все планы на день были порушены. Предстояло знакомство и размещение гостей. Похоже, придется открывать и отмывать еще один соседский дом.

Олег и Татьяна Ивановна прилетели из Подмосковья, где Олег служил на военной базе пилотом вертолета. Родился и вырос он в небольшом подмосковном городке километрах в 100 от базы, где и по сей день жила его мама. Оставшись на военной базе один после всеобщего вымирания Олег, не раздумывая долго, полетел за мамой на вертолете. Татьяна Ивановна оказалась в полном здравии и сходила с ума от беспокойства о единственном сыне.

Татьяна Ивановна – дама, не лишенная деловой хватки, к пятидесяти годам была хозяйкой магазина, торговавшего, в основном, продуктами и сдававшему площади в аренду под всякую всячину. Мужа своего – в молодости первого парня на деревне с баяном и вечной стайкой обожательниц, она выгнала за блядство много лет назад и ни разу не пожалела. Сына с тех пор поднимала одна. Бывший муж к пятидесяти годам превратился в печального лысеющего павиана с увесистым брюшком и плохим запахом изо рта. В анамнезе у него было уже три бывших жены и столько же брошенных детей. Встречая его иногда на улице Татьяна Ивановна недоумевала: «И вот в это я была так влюблена когда-то? Ревела по ночам в подушку? Было бы из-за чего.»

Олег, хотя и похож был на отца внешне, такой же высокий, статный, широкоплечий, с приятным открытым лицом и обаятельной улыбкой, как и тот в молодости, характер его, к счастью, не унаследовал. Татьяну Ивановну всерьез беспокоило, что к 28-ми годам сын еще не был женат, хотя в душе она, конечно, считала, что ни одна женщина ее Олежика недостойна. Сына Татьяна Ивановна любила, авторитетом на него старалась не давить и, пока тот не встал на ноги, денег на него не жалела. Олег, будучи примерным сыном, отвечал маме полной взаимностью.

Зиму они прожили на военной базе, а с приходом весны решили поискать людей. И воспользовались тем, что было под рукой – вертолетом, справедливо рассудив, что так осмотрят большую территорию. У Татьяны Ивановны поначалу сердце холодело, когда они поднимались в воздух, но за неделю полетов она притерпелась со страхом, с уважением и гордостью глядя на сына, уверенно управляющего тяжелой машиной.

Полеты по Подмосковью результатов не дали и сегодня они решили полететь в сторону одного из областных центров. Михаила углядела Татьяна Ивановна, когда он уже бежал по полю, отчаянно размахивая руками, и глазам своим не поверила. Проведя восемь месяцев в обществе друг друга, они не могли нарадоваться на столь многочисленную и пеструю компанию, которую нашли здесь. Разумеется, больше они никуда не полетели, вертолет так и остался стоять на шоссе. Через пару дней Татьяна Ивановна выбрала им с сыном дом. К счастью, его хозяева умерли где-то еще, не дома, поэтому привести его в порядок воодушевленной Татьяне Ивановне труда не составило.

Ольга и Кристиан тоже решили обзавестись собственным гнездышком подальше от ядовитых Светкиных замечаний. Таким образом, к началу мая коммуна состояла из восемнадцати человек и расселилась в пяти домах. Хозяйство вели по большей части совместное, как в колхозе.

Занятия с детьми на лето прекратили в связи с началом сельхоз работ и всеобщей тотальной занятостью. Но, узнав, что Коля не умеет читать, Ирина пришла в ужас и решила заниматься с мальчишкой даже летом в любое свободное время. Взрыв бурного Колиного возмущения о несправедливости жизни и о том, что так нечестно был подавлен суровыми взглядами Борисовичей. Коля сник, тяжело вздохнул и отправился с Ириной заниматься. Но не смирился. Словно предчувствуя, когда именно Ирина его позовет, он загодя ловко прятался и найти его в деревне было совершенно невозможно. Борисовичи, чувствуя свою вину за запущенного мальчишку, поначалу помогали Ирине его искать, но вскоре махнули рукой ввиду полной безнадежности предприятия. Даже когда шустрого мальчишку удавалось отловить, толку от занятий было кот наплакал. Любые знания из Колиной головы будто ветром выдувало, и каждый урок приходилось начинать с чистого листа. У Ирины просто руки опускались, но пустить ситуацию на самотек она не могла. Хватит и того, что они живут натуральным хозяйством, как в раннем средневековье, лишенные почти всех благ цивилизации. Неграмотности и, как следствие, невежества она не может допустить. Ирина очень болезненно относилась к вопросу неизбежной деградации выжившего человечества, столь малому количеству людей невозможно было поддерживать прежний уровень жизни. Коля был обречен.

В конце февраля гуси и утки отложили яйца. Появившиеся в результате желтые пушистые комочки затмили по «няшности» кота, собак и кроликов вместе взятых. Дети подолгу возились с ними, не спуская с рук.

Иринина заветная тетрадка с секретами огородничества была уже наполовину исписана, на огородах и в теплицах все росло, цвело и колосилось. Собравшись в беседке у большого дома Анна Михайловна, Ирина, Даша и Татьяна Ивановна перебирали и мыли клубнику, намереваясь варить варенье. Такой большой компанией дело шло споро. Арсений Петрович, присматривающий да девочками в надувном бассейне и за спящей в коляске полугодовалой Александрой, попутно развлекал их псевдоисторическими зарисовками из жизни древних греков. Светлана и Ольга сегодня кормили мужчин ужином. Внезапно дверь кухни распахнулась и со всей силы шарахнула о стену. Оживленный разговор в беседке прервался и все головы синхронно повернулись в сторону дома. Из дверного проема молча вывалился клубок из двух переплетенных тел, продолжающих мутузить друг друга. Поначалу даже трудно было понять кто это. Оказалось, Борис и Олег. Следом за ними гуськом выбежали мужчины и бросились разнимать. Оба бойцовских петуха пострадали несильно: кости и зубы были целы. Причина драки невозмутимо стояла в дверях в обтягивающей майке и чересчур узких шортах, явно наслаждаясь происходящим. Осуждающие женские взгляды Светку ничуть не смущали.

Двух соперников за Светкину благосклонность еще долго не рисковали оставлять наедине. И кто из них счастливчик Ирина тоже долгое время не могла понять. Оказалось, оба, но в разное время. Эта мыльная опера уже порядком всем поднадоела. «Интересно, а к Михаилу эта сучка-щучка подкатывала? Она ведь никого вниманием не обошла, чертова любительница разнообразия,» – часто задавалась вопросом Ирина. Но знать на него ответ вовсе не хотела.

Анна Михайловна плохо себя чувствовала с начала лета. Она никому ни на что не жаловалась, пила какие-то таблетки и делала уколы, назначенные Светкой. Но к концу июля слегла. Все переполошились. Анна Михайловна почти ничего не ела, ее без конца рвало, слабость не давала возможности подняться с постели. Зато Светлана вновь чувствовала себя на коне, как единственный медик в доме. Раздутое самомнение, впрочем, не помогало ей справиться с болезнью. Она предполагала, что дело в печени, колола Анне Михайловне гепатопротекторы, противорвотное, физ. раствор, глюкозу и Бог знает, что еще. Толку было немного. То ли диагноз был неверен, то ли лечение. Теперь Егор сидел у бабушкиной постели, подавленную и испуганную озабоченными лицами взрослых Соню старались не пускать по просьбе Анны Михайловны. Агония длилась две недели. В середине августа она умерла.

Это событие произвело тягостное впечатление. Все были подавлены и угнетены случившемся, даже Светлана. На Егора страшно было смотреть, Ирина всерьез опасалась, как бы он сделал с собой чего-нибудь. Поэтому одного его не оставляли. Растерянная и ничего не понимающая Соня пыталась приласкаться к брату, но тот словно окаменел. Ирина взяла девочку к себе и постаралась окружить ее душевным теплом, вниманием и заботой. Она все чаще надолго погружалась в депрессивные мысли, которые одолевали ее и раньше. Пусть они выжили в апокалипсис, но какой в этом смысл, если теперь будут умирать от банальных вещей, типа аппендицита? Это может случиться с любым из них в любой момент. И с ее детьми тоже. Ирину уже не радовало ничего вокруг. Хорошо скрываемое отчаяние все больше овладевало ей.

Немного отвлекала работа. Конец августа – начало сентября именно то время, когда день год кормит. Конвейер по заготовке продовольствия на следующий год не останавливался ни на день. Перевести дух смогли только в середине сентября. К этому времени в поле осталась только кукуруза на корм скоту, а в садах – поздние сорта яблок.

В это же время стало очевидно, что Светка снова беременна, ее мучил токсикоз. В воздухе безмолвно повис вопрос: «Кто отец?».

Глава 18.

В один из теплых, ясных, солнечных дней «бабьего лета» Ольга оседлала застоявшуюся Снежинку и отправилась покататься. Поездка преследовала и практическую цель – поискать, нет ли где во дворах домов заготовленных дров. Это сэкономило бы им силы и время. Ольга пустила лошадь вскачь по проселочной дороге, наслаждаясь чувством полета и ветром в лицо. Выехав на шоссе, она обогнула вертолет, уныло повесивший лопасти, будто грустный ослик уши, и припустила в сторону реки, намереваясь пересечь мост и осмотреть деревню на другом берегу. На дорогущую спортивную машину, стоящую на обочине, Ольга не обращала внимания, как и на все прочие. Но ровно до того момента, пока водительская дверца не открылась и помятый, заспанный мужчина не уставился на проскакавшую мимо Ольгу ошалевшими глазами. Ольга резко осадила Снежинку и развернулась.

Разом проснувшийся мужик уже выскочил из машины с криком: «Стойте! Подождите!»

Ольга уже возвращалась назад.

«Девушка, милая, кто Вы, откуда?» – судорожно хватаясь за упряжь лошади, сбивчиво говорил незнакомец.

«Привет, я Ольга. Мы здесь недалеко живем,» – спокойно ответила она. Ольга очень хорошо понимала, что он сейчас чувствует. Сама пережила подобный шок, встретив людей после нескольких месяцев одиночества.

«Мы? Вы не одна?» – радостное изумление в ответ.

«Нет, нет. Нас много, целый колхоз,» – пошутила Ольга. – «А вы кто?»

В этот момент открылась пассажирская дверь и оттуда показалась не менее заспанная, но совершенно очаровательная юная девушка лет шестнадцати. – «Ой, привет!»

«Простите, я – Леонид, а это моя дочь Лиля. Мы из Москвы. И Вы – первый живой человек, которого мы видим за последний год,» – уже придя в себя, связно объяснял мужчина.

«Ну так едем к нам,» – радушно пригласила Ольга.

Высокотехнологичное, неадекватно дорогое в свое время чудо зарубежного автопрома смогло доехать только до вертолета, припаркованного на шоссе. На проселочную дорогу водитель спуститься не рискнул из-за низкой посадки автомобиля. Игрушку пришлось оставить и дальше пойти пешком. Ольга спешилась и, ведя Снежинку в поводу, рассказывала Леониду и Лиле, бодро катившим свои чемоданы на колесах, историю появления здесь вертолета. Заодно украдкой рассматривала их.

Девушка была чудо как хороша. Среднего роста, худенькая, изящная, она шла, покачивая бедрами, будто пританцовывая. Тонкую длинную шейку венчала аккуратная головка с совершенно кукольным лицом: большие чуть припухлые ото сна карие глаза, плавный изгиб черных бровей, четко очерченный небольшой капризный ротик с яркими пухлыми губами. Черные вьющиеся волосы заколоты на макушке так, что несколько локонов выбиваются из прически, обрамляя лицо. Такие лица прежде Ольга видела только в журналах.

Мужчине было за пятьдесят, он выглядел спортивным и подтянутым. Если бы Ольга разбиралась в дорогой брендовой одежде, то не удивилась бы тому, сколько стоят непритязательные на вид джинсы, свитер и кроссовки нового знакомого. Дорогая салонная стрижка год спустя превратилась в воронье гнездо, которое Леонид пытался кое-как привести в порядок самостоятельно. Внимательный взгляд серых глаз из-под очков в дорогой оправе и золотой перстень с черным камнем на мизинце правой руки завершали картину.

Свою трудовую деятельность хороший мальчик из приличной еврейской семьи Леня Гольдман начинал младшим научным сотрудником в Богом забытом НИИ. Год назад он был преуспевающим столичным юристом. На пару с партнером у них была солидная юридическая фирма с хорошей репутацией, занимавшаяся делами крупных корпоративных клиентов. Гонорары позволяли жить на широкую ногу, и Леонид со временем обзавелся дорогими привычками: кататься на лыжах в Альпах, водить дорогие спортивные машины, летать на выходные в Париж, поражая воображение очередной пассии. Женщины ему всю жизнь нравились однотипные: яркие восточные брюнетки с длинными волосами, кошачьей грацией и стервозным характером. Одна из них и родила Лилю, как решающий аргумент своих притязаний на положение законной супруги. Увы, ее матримониальным планам сбыться было не суждено. Зато наличие ребенка позволило ей присосаться к кошельку Леонида всерьез и надолго, как пиявке.

Девочкой Леонид не интересовался, отделываясь от нее парой дежурных визитов в год и щедрым денежным содержанием. Все изменилось два года назад, когда четырнадцатилетняя Лиля неожиданно приехала к отцу домой поздно вечером с большущим чемоданом и сообщила, что теперь будет жить с ним. Поначалу Леонид пытался уладить это недоразумение традиционным способом – увеличить денежное содержание ее матери. Не вышло. Наверное, впервые в жизни Лилькина мать отказалась от денег, заявив, что с этой упрямой стервозной девчонкой нет никакого сладу и она уже не имеет на нее никакого влияния. Леонид никогда не видел бывшую любовницу в таком возбуждении.

«Она просто неблагодарная тварь,» – закатывала тщательно подкрашенные, «кошачьи» глаза Лилькина мать. – «Сколько сил и нервов я вложила в эту девчонку: угробила здоровье, вынашивая её, потеряла половину красоты…» После этой реплики она выжидательно глянула на Леонида явно ожидая опровержения этого очевидного факта. Не дождавшись, окончательно обозлилась и продолжила: «А что мне это дало? Ничего. Она сделала из меня психа. У меня самооценка упала ниже плинтуса. И поскольку деньги ей даешь ты, то меня она вообще и в грош не ставит. Вот сам с ней и возись.»

Пришлось оставить девочку у себя. Так Леонид впервые близко познакомился с дочерью. Результаты знакомства не порадовали. Все, что так нравилось ему в женщинах, категорически не устраивало в дочери. Его единственное чадо оказалось капризным, наглым, высокомерным и лживым. Лиля по жизни была паразитом: жадным, прожорливым, эгоистичным в своем выживании. В точности, как её мать. Помощница по хозяйству, которая работала у Леонида без малого десять лет, уволилась через месяц после ее появления, не польстившись даже на повышение оплаты труда. Хамоватая тинэйджерка изрядно потрепала домработнице нервы, тыча ту носом на ее место на социальной лестнице. Деньги деньгами, но чувство собственного достоинства никто не отменял.

С молоком матери мажорка усвоила, что все в этом мире покупается. Папой. Училась она в дорогой частной школе кое-как и принадлежала к той части населения, для которой Цезарь – это салат, а Наполеон Бонапарт – два разных человека. Зато превосходно разбиралась в модных брендах, круглосуточно ведя бессмысленный треп по новенькому смартфону последней модели. Леонид был озадачен и ощущал свое полное родительское бессилие.

Партнер Леонида по бизнесу был человеком своеобразным. Он имел обыкновение периодически фанатично увлекаться какой-нибудь идеей и отдаваться увлечению с полной самоотдачей. Так, в течении целого года он был полностью поглощен идеей здорового образа жизни, но, несмотря на столь долгий срок, остался вполне жив и здоров. Последним его увлечением было выживание в пост апокалиптическую эпоху. Прежде «выживальщики» представлялись Леониду суровыми бородатыми мужиками с рюкзаками за спиной. Но современные выживальщики располагали специальными бункерами разной степени комфортности с автономными системами очистки воды и воздуха. Именно таким бункером и собирался похвастаться партнер Леонида в начале сентября прошлого года, приглашая гостей в загородный дом. Радуясь удивительно свободным дорогам Леонид и Лиля быстро домчались до места. Но принимать гостей оказалось уже некому.