– Проверяет, что меня нигде нет, – раздался голос сверху.
Генри сокрушенно вздохнул и вернулся к Джоан. Она подняла брови, и он указал головой на фигуру матери, медленно спускающуюся вниз, подобрав широкие юбки.
– Предоставь это мне, – шепнула Джоан краем рта. Генри нахмурился, но принцесса ободряюще улыбнулась ему, и он промолчал. Определенно, против такой улыбки он не мог устоять. Опять.
– Леди Теннесси, – Джоан сделала несколько шагов вперед. – Для меня честь оказаться в вашем доме.
Генри увидел, как его мать замерла на очередной ступени и внимательнее присмотрелась к лицу гостьи, плохо различимому в свете канделябров.
– Ваше высочество? – спросила она неуверенно.
– Добрый вечер, – Джоан милостиво улыбнулась.
Леди Теннесси со всей допустимой при ее юбках скоростью спустилась вниз, остановилась в положенных пяти шагах и глубоко присела.
– Для меня честь принимать вас здесь, ваше высочество. Что привело вас к нам?
– Личный вопрос, – улыбка не сходила с лица Джоан. Леди Теннесси еле заметно прищурилась и бросила быстрый взгляд на сына. Генри сохранял полную невозмутимость.
– Я распоряжусь насчет комнаты, – кивнула леди Теннесси и скрылась за дверью справа.
Генри повернулся к принцессе, и в его глазах читалось изумление.
– Как тебе это удалось?
– Что?
– Не дать ей задать тебе тысячу вопросов?
Джоан пожала плечами.
– Я принцесса или нет? Никому не положено задавать мне вопросы.
Генри покачал головой.
– Ты не знаешь мою мать. Даже если бы ты была королевой, это вряд ли ее остановило.
Джоан с сомнением посмотрела на него. Генри кивнул.
– Ну, значит, тогда все проще.
– Проще?
– Ну да. Я же девочка.
– И что с того? – удивился Генри.
– Ничего. Просто девочки хорошо умеют делать вид, что все совершенно в порядке.
Во что ты ввязался, Генри?
Разумеется, леди Теннесси не думала сдаваться так легко.
На следующий день после завтрака Генри отпустил Джоан побегать по замку, а сам пошел к своей любимой скамье, стоявшей рядом с самым парапетом. Скамьи этой не было здесь испокон веков, поскольку все предыдущие Теннесси никогда не были способны долго сидеть на месте, если это не были пир и не седло коня, а уж интереса к природе или любви к красивым видам у них не было и подавно. Генри иногда задавался вопросом, почему для него это было важно. Леди Теннесси комментировала подобное вопиющее отклонение от семейной традиции пугающим словом «эволюция», и при этом улыбалась довольно зловеще, как будто данное явление было целиком и полностью ее заслугой. Что вполне могло быть правдой.
Так или иначе, значительную часть своих не очень продолжительных визитов в Тенгейл Генри проводил именно на этой скамейке, закинув ноги на каменный парапет и скрестив руки на груди. Именно за этим занятием и застала его леди Теннесси. Она подошла, не говоря ни слова, села рядом и некоторое время молчала. Генри уже понадеялся, что она нашла его совсем не для того, чтобы поговорить с глазу на глаз – и, разумеется, ошибся.
– Поскольку принцесса увлеченно изучает архитектуру нашей конюшни и амбаров, у меня есть наконец отличная возможность с тобой поговорить.
Генри промолчал, но лицо его все-таки выдало.
– Не надо строить такую мину, пожалуйста. Что она здесь делает?
– Изучает архитектуру конюшни и амбаров, как ты верно заметила, – ответил Генри невозмутимо, по-прежнему не поворачивая головы.
– Генрик! – сказала жестко леди Теннесси. Генри поджал губы. Мать называла его так, когда начинала сильно раздражаться, и последние лет десять это страшно раздражало его самого.
Он шумно выдохнул и повернулся к матери.
– Джоан здесь проездом. Я везу ее к Сагру, – он многозначительно посмотрел на леди Теннесси. Она сначала прищурилась, потом нахмурилась, а затем подняла брови.
– Ты шутишь.
– Нет.
– Принцесса?
– Именно.
– Во что ты ввязался, Генри?
Это был именно тот вопрос, на который Генри предпочел бы не отвечать ни при каких обстоятельствах. И он уже давно выучил, что в таком случае самая лучшая тактика – не отвечать.
Леди Теннесси откинулась на спинку скамьи и задумчиво провела рукой по губам.
– Ты сам понимаешь, во что ты ввязался? – переформулировала она свой вопрос, и на это Генри мог уже спокойно, хотя и несколько холодно, ответить:
– Более или менее.
Леди Теннесси пристально смотрела на него. Это был именно тот взгляд, которого Генри так опасался. Он предпочел сделать вид, что ничего не заметил.
– Я боюсь, что, скорее менее, чем более, – заметила леди Теннесси тихо и как-то грустно.
Генри вздрогнул. Такого тона он не ожидал.
Леди Теннесси встала и ушла, – оставив его, как обычно, в недоумении и со смутным чувством вины. Генри мысленно выругался. Еще ни разу ему не удалось этого избежать, как он ни старался.
Он долго сидел один, продолжая любоваться видом, впрочем, уже без особого удовольствия. Генри никогда бы не услышал Джоан – но, взбегая по лестнице, она спугнула двух голубей, и он обернулся на звук. Она подбежала к скамейке и замерла в двух шагах. В ней была почти нечеловеческая грация, особенно неожиданная в тринадцатилетней девочке. Генри хорошо помнил себя в этом возрасте – когда казалось, что он не способен пройти по комнате, не задев по дороге абсолютно все стоявшие на пути предметы. Это ужасно расстраивало Генри, особенно потому, что всегда раздражало отца. Именно тогда Генри поклялся самому себе, что непременно станет ловким – и стал. По правде говоря, он стал слишком ловким – если раньше Генри расстраивал отца, то теперь сильно расстраивал леди Теннесси. Неудивительно – редко какая мать обрадовалась бы, глядя, как ее единственное дитя спокойно разгуливает по крыше или по краю пропасти. Да и акробатический прыжок на каменные плиты двора вряд ли вызвал бы у нее бурный восторг.