Дракон должен умереть. Книга I

Джоан поморщилась.

– Ты говоришь так, как будто я из другого мира.

– А разве нет?

Джоан задумалась.

– Не знаю. Так что там делают простые люди?

– Обычно, если они чувствуют, что действительно обидели другого человека, то стараются помириться с ним.

– Как?

– Просят прощения, например.

– И это помогает?

– Часто.

– Но не всегда? А если Генри все равно меня не простит?

– В любом случае хуже не будет.

Джоан с недоверием посмотрела на Ленни. Он вздохнул и ободряюще улыбнулся.

– Идите. Я еще ни разу не видел, чтобы лорд Теннесси обижался на кого-то дольше, чем полдня, и уж точно не помню ни единого случая, чтобы он не простил того, кто попросил у него прощения.

* * *

Генри сидел в библиотеке. Он делал вид, что читает, но на самом деле сидел и злился. Злость его, однако, была куда более сложного происхождения, чем думала Джоан. Больше всего он сердился, как это ни странно, на себя. Генри не думал, что его можно так сильно напугать, и его страшно раздражало, что маленькая взбалмошная девочка может вывести его из равновесия. По этой же причине Генри сердился и на Джоан – не потому, что она не послушалась его и прыгнула, а потому, что оказала на него такое сильное впечатление. Он начинал подозревать, что в словах леди Теннесси было куда больше смысла, чем он думал. Он и впрямь не понимал, во что ввязался.

Вдобавок он понял, что вел себя как полный идиот. Принцессе нельзя было испытывать сильных эмоций, и тем более – расстраиваться, а он напустился на нее и даже не пожелал выслушать. Что, если она превратится прямо сейчас?

«Я почувствую», – подумал он неуверенно – и тут раздался скрип открываемой двери. Он увидел краем глаза, что это Джоан, и мгновенно испытал огромное облегчение. Она не превратилась, с ней все было в порядке.

И прежняя злость тут же взяла свое.

Джоан неуверенно подошла. Генри сделал вид, что не замечает ее.

– Прости, – наконец пробормотала она очень тихо.

Генри молчал. На смену злости вновь пришли совсем другие эмоции – и они раздражали его ничуть не меньше. Эта девочка определенно пыталась сломать его привычную картину мира.

– Ничего страшного, – сказал он наконец холодно. – Теперь я, по крайней мере, знаю твой истинный характер – и знаю, чего стоит от тебя ожидать.

У Джоан задрожали губы.

– Но это не мой истинный характер, – прошептала она беспомощно, изо всех сил пытаясь остановить навернувшиеся слезы.

На этот раз Генри повернулся к ней – и мысленно выругался. Этого еще не хватало! Однако он все-таки встал и обнял Джоан, отчего она, естественно, разрыдалась еще сильнее. Генри гладил ее по голове и похлопывал по спине – не очень умело, поскольку до сих пор ему никогда не приходилось утешать плачущих девочек, – но вполне искренне, чего, в принципе, было достаточно. Джоан немного успокоилась – настолько, что смогла пробормотать куда-то в отворот его жилета:

– Я больше так не буду.

– Не зарекайся.

Она удивленно подняла на него глаза.

– Мы оба совершенно не можем быть уверены, что ты так больше не будешь. Но ты совершенно точно можешь постараться.

– Я постараюсь.

– Вот и хорошо, – с улыбкой ответил Генри, отпуская ее не без некоторого облегчения. Ему определенно не нравилось все происходящее.

– Иди, – сказал он мягко. – И приведи себя в порядок. Скоро будет обед, а моя мама не любит зареванных девочек за столом.

Джоан еще раз шмыгнула носом и послушно побрела к дверям. Уже почти выйдя, она вдруг остановилась и обернулась к нему.

– Зато теперь я, кажется, знаю, что бы ты сделал, если бы я упала.

И, прежде чем Генри успел опомниться и ответить, она ушла.

* * *

Они провели в Тенгейле еще несколько дней, готовясь к трехдневному походу по горам. Все это время он не мог не думать о том, что вот-вот сейчас сюда прибудет король со свитой – или войском, – и нужно будет либо держать оборону замка от собственного сюзерена – романтично, но печально, – либо добровольно сдаваться на милость – рыцарственно, но еще печальнее. Однако ни того ни другого Генри делать не пришлось.

Наступило утро, в которое они должны были уходить, Генри ушел за вещами, Джоан осталась в холле с его матерью. Леди Теннесси молчала, потому что по этикету начинать разговор полагалось принцессе. Джоан молчала, потому что боялась леди Теннесси. Наконец Генри вернулся, поцеловал мать в щеку, выдал Джоан ее часть поклажи и вышел на улицу. Джоан повернулась к леди Теннесси, пытаясь понять, как именно лучше всего попрощаться.

– Ваше высочество… – начала та все-таки вопреки этикету, и вдруг неожиданно подошла к принцессе, игнорируя положенные пять шагов, и положила ей руки на плечи. Девочка испуганно посмотрела на леди Теннесси.

– Джоан, – очень серьезно обратилась к ней та, глядя прямо в глаза. Джоан заметила, что они у леди Теннесси того же цвета, что и у Генри – невозможного, резкого, пронзительно-серого цвета. Хотя Джоан и знала, что серый цвет по определению не может быть ни резким, ни пронзительным. – Сейчас Генри отведет тебя к Сагру, Мастеру драконов, и оставит там. Ты ведь знаешь это?

Джоан кивнула. Эта часть плана ей и раньше не особенно нравилась.

– Запомни одно. Нельзя, чтобы Генри про тебя забыл.

Джоан вздрогнула.

– Он слишком легко может это сделать – и никогда потом не сможет себе этого простить. Не дай ему совершить такую ошибку.

Джоан изумленно посмотрела на леди Теннесси.

– Поверь мне. Я не шучу, – она слегка поджала губы, как будто боясь сказать что-то еще, потом быстро поцеловала принцессу в лоб. – Иди, он ждет тебя.

Джоан побрела к двери в некотором замешательстве. На пороге обернулась, но леди Теннесси уже поднималась по лестнице.

Генри с подозрением посмотрел на Джоан.

– О чем вы там разговаривали?