Дракон должен умереть. Книга I

И для этого тебе нужна она.

Да. Она – Последняя. Конец.

И тогда Генри увидел это – конец. Он крикнул, потому что не мог ничего сделать, и не мог смотреть на то, что видел. Он видел…

– Генри!

Он резко открыл глаза, вырываясь из своего кошмара. Джоан сидела на стуле, белая как мел, и смотрела на Генри широко раскрытыми глазами. Он лежал на полу, а Сагр склонился над ним.

Генри неловко поднялся на ноги, не спуская взгляда с Джоан. Она смотрела в ответ, и Генри понял, что она сейчас видела то же самое. Смерть – и собственное бессилие, как во сне, когда не можешь пошевелиться, хотя нужно бежать.

– Что это было? – спросил Сагр несколько раздраженно.

Генри с трудом оторвал взгляд от Джоан и повернулся к нему.

– А что ты видел?

– Ничего. Я видел только, как вы оба отключились почти одновременно, а потом страшно кричали. Я мог бы подумать, что вы вдвоем решили меня здорово разыграть, если бы у вас обоих на время не пропал пульс.

Генри снова повернулся к Джоан. Она сидела на самом краешке стула и очень сильно дрожала.

– Сагр, мне кажется, нам обоим сейчас надо что-то очень укрепительно-успокоительное. У тебя есть что-нибудь такое?

– Конечно. Пустырник.

* * *

– Джоан спит, Генри?

– Да.

– Значит, Имдагосиад? Легендарный светлый дракон, который освободит всех остальных драконов?

– Так он себя назвал. Но у нас нет никаких причин ему верить. С другой стороны, это многое бы объяснило. Хотя бы цвет.

– Расскажи мне, что ты видел.

– Я видел… Как она умирает. Только она была старше.

– Насколько старше?

– Не сильно. Лет двадцать, двадцать пять.

– И от чего она умирала?

– А это так важно?

– Не знаю. Но, по всей видимости, ее смерть как-то связана с тем, что Имдагосиад должен отпустить драконов. Интересно, кстати, что он имел в виду под словом «отпустить»?

– Непонятно. Насколько я знаю, драконы совершенно свободны.

– Насколько я знаю, да. Но мы мало что знаем.

* * *

Ночью Джоан приснился кошмар. Она уснула прямо за столом почти сразу, как выпила пустырник, и Генри отнес ее на кровать за занавеской. Они долго сидели и разговаривали с Сагром, и уже когда оба собирались ложиться, Джоан с криком проснулась. Сагр расспрашивал ее о том, что она увидела, но Джоан наотрез отказалась говорить, и скоро снова уснула.

Генри едва успел закрыть глаза, как его разбудил тот же крик. На этот раз Джоан пожаловалась, что ей холодно. Сагр потрогал ее лоб и тихо выругался. Заставил Джоан выпить кружку отвара, хотя та плакала и плевалась. После этого она уже не просыпалась, но все время ворочалась, стонала и что-то говорила во сне. Сагр просидел с ней полночи, а под утро разбудил Генри, чтобы тот его сменил.

Так они дежурили весь день и всю ночь. На рассвете Генри задремал, сидя на полу у кровати Джоан, и ему приснилось, что король Джон сидит за своим шахматным столом, а напротив него в кресле лежит отрубленная голова Генри. Король печальным голосом твердил, что он же предупреждал, а голова сокрушенно моргала и время от времени говорила королю, какой ход нужно за нее сделать. Генри резко вскинулся, выныривая из этого бреда, и услышал, что дыхание Джоан изменилось. Он приподнялся и посмотрел на нее. Она лежала на боку, а не на спине, и спала хорошо и глубоко. Он пощупал ее лоб, разбудил Сагра, сказал, что Джоан лучше, и завалился спать.

И тогда ему приснился еще один сон, очень странный сон, смутивший настолько, что Генри было неловко даже вспоминать об этом утром. В его сне…

Но после Генри уже не думал о нем. Неделю спустя, когда Джоан окончательно пришла в себя, и он уже мог не опасаться за ее здоровье – и свою голову, – Генри уехал, и если не совсем забыл про существование Джоан, то, по крайней мере, вспоминал о ней не часто.

Не так часто, как вспоминала она о нем.

* * *

В следующий раз он приехал на день рождения Джоан. Хотя Генри догадывался, что лучшим подарком будет он сам, все-таки несколько свертков он принес, отчего праздник получился вполне праздничным, хотя и камерным. От короля пришла книга – сборник северных легенд, с золотым тиснением на мягкой коже и королевским экслибрисом на первой странице, на такой тонкой бумаге, что об ее край можно было при желании порезать палец. Леди Теннесси передала Джоан летнее платье, простое, но очень изящное, с наказом носить его в теплое время года не меньше раза в неделю, «потому что женщина не должна все время ходить, как батрак». К платью прилагалась подробная рисованная инструкция, каким образом его можно выпускать и надставлять, чтобы оно продолжало расти вместе с Джоан, и Генри видел по глазам девочки, что его мать не ошиблась в выборе.

Его собственный подарок был более невзрачным, чем два других. Он отдал Джоан свой складной карманный нож, с которым пробегал все детство по горам и которым вырезал много полезных и еще больше бесполезных вещей. Джоан, однако, подарок оценила, и попросила Генри, чтобы он научил ее что-нибудь вырезать. Они долго сидели на теплом весеннем солнце, выстругивая кошек, собак, змей, лягушек – и драконов – из дерева. У Джоан были ловкие пальцы, и она быстро училась, так что последний дракончик, вырезанной целиком ею самой, получился даже лучше, чем выструганные Генри. Джоан такое занятие ужасно понравилось, и она расставила все фигурки на подоконнике маленького окошка в виде небольшой выставки. Немного погодя Джоан извлекла из этой компании своего дракончика и, несколько заминаясь, спросила у Генри, не хотел бы он взять его с собой. Генри принял подарок со всей серьезностью и положил в нагрудный карман, где носил только самые ценные вещи – и письма любимых женщин. Сейчас карман был пуст, и когда две недели спустя Генри спускался с гор, ему казалось, что дракончик слегка впивается в него когтями на каждом шаге.

* * *

Еще раз Генри приехал в конце лета и остался на целый месяц – отчасти потому, что обожал ходить осенью по горам, отчасти потому, что ему очень хотелось целый месяц провести в глуши. Ему необходима была тишина. Он расстался с Кларой Бринн хорошо, очень хорошо. Но это не избавило его от желания вернуться. И он отлично понимал, что возвращаться нельзя.

Они с Джоан устраивали долгие прогулки, и даже целые походы – с ночевками, охотой и навыками выживания в горах. Порой, когда Генри смотрел, как Джоан слетает с крутого склона или, наоборот, взлетает вверх по практически отвесной стене, сердце уходило у него в пятки. Но она делала это так ловко, уверенно и даже грациозно, что Генри в конце концов почти перестал беспокоиться и пугаться. Почти.

Дракона меж тем как будто и не было – после того памятного разговора Джоан выглядела и вела себя как совершенно обычная девочка. Ну, может быть, невероятно ловкая девочка.

Но это было не то, чего они опасались.

Генри обрадовался – видимо, все оказалось куда проще, чем он думал. Прошел всего-то год – а Джоан уже умеет контролировать дракона настолько, что…

– Контролировать дракона? – поднял брови Сагр. – Ты сам себя слышишь?

Они шли к дому после небольшой прогулки. Джоан горной козой скакала далеко впереди.

– Но… – начал было Генри.

– Никто не может научиться контролировать дракона. Ни один человек. Это невозможно.

– Какой тогда смысл держать ее здесь? – спросил Генри немного резко, задетый сухим тоном Мастера. – Если ее ничему нельзя научить?

– Я учу ее контролировать себя, Генри, – невозмутимо заметил Сагр. – Тому, чему тебя, кажется, так до конца и не научил.

Генри ничего не ответил, глядя туда, где Джоан грациозно спрыгнула с высоты в полсотни локтей на узкий уступ скалы.