Дракон должен умереть. Книга I

– Поедем с нами, в Рейнгар. Там не будет холодно. Я обещаю – не будет…

– Мэри…

– Поедем.

Он прикрыл глаза – и успел подумать, что Рейнгар – это лишь немного на юго-восток. Он заедет туда. Ненадолго. А потом – сразу на север.

Сразу.

* * *

– Милорд…

– Ленни, не спорь, пожалуйста. Я уже все равно пообещал.

– Ей?

– Не только.

Ленни стоял в дверях с охапкой одежды, принесенной от прачек, такой большой, что сверху виднелась только копна волос – и глаза.

«Лучше б и их не было видно», – с досадой подумал Генри.

– Милорд, но вы же должны были ехать на север, – тихо сказал Ленни.

– Я и поеду. Просто не сразу.

Ленни стоял в дверях и мял пальцами лен, бархат и сукно.

– Генри, – сказал он совсем тихо, но твердо. – Поехали в Тенгейл.

Генри резко вскинул голову и посмотрел прямо в эти несносные голубые глаза, сверлящие его поверх горы тряпья.

– Ты забываешься, – прошипел Генри.

Голубые глаза вгрызались в него непоколебимой честностью.

– Ты поедешь в Тенгейл, – бросил Генри, отворачиваясь. – Один.

Ленни прикрыл глаза, перехватил одежду – теперь над ней торчали только его кудри.

– Да, – глухо раздался его голос из-за тряпок. – Конечно, милорд.

* * *

Они поехали в Рейнгар – шумной пестрой компанией. Мэри тоже ехала верхом, крутилась в дамском седле, пытаясь улыбнуться всем и каждому, кокетничала, смеялась. Генри остался в самом конце колонны, подальше от звука ее голоса. Ему было не по себе после того, как он отослал Ленни в Тенгейл. Это был нехороший разговор. Неправильный.

Все было неправильно.

«Переночую с ними, – подумал Генри, подгоняя лошадь, чтобы догнать остальных. – Переночую – и завтра поеду на север. Пора».

Он по-прежнему носил дракончика, вырезанного Джоан, в нагрудном кармане. Перед отъездом Генри положил туда все письма Мэри – и места в кармане стало очень мало. Вечером, в трактире, где они остановились на ночлег, Генри выложил дракона на стол, чтобы назавтра положить в наружный карман куртки.

Но утром к нему совершенно случайно зашла баронесса – и дракончик так и остался лежать на столе в темной и душной комнате.

* * *

Генри прожил в Рейнгаре два месяца. Постепенно остальные члены компании разъехались, кто куда, и вдали от шума и блеска столицы Мэри стала еще мягче, нежнее и постояннее. Она была только с ним, только его, только для него…

Так продолжалось до конца осени, когда Мэри решила наконец вернуться к своему дорогому мужу. Генри уговаривал ее остаться, умолял ее, но она была непреклонна. Она вернула Генри все его письма, поцеловала в щеку – и уехала в свой замок.

Зимой Мэри всегда была верной и любящей женой.

Генри, внезапно осознавший, что он невесть что делает в доме у почти незнакомых ему людей, тут же уехал. В Тенгейле он встретил взгляды матери и Ленни, молчаливые и оттого особенно давившие на совесть. Неожиданно Генри вспомнил, что оставил дракончика на столике в безвестном трактире, и почему-то это страшно раздосадовало его. Он даже подумывал о том, не вернуться ли в этот трактир, чтобы попытаться отыскать фигурку – но в конце концов собрался и ушел в горы.

На дворе стояло самое начало зимы.

* * *

Его никто не встречал. Когда Генри вошел в маленький домик, ему стало холодно, хотя внутри было хорошо натоплено. Сагр ничего не сказал ему и только кивнул в знак приветствия, Джоан что-то буркнула под нос и тут же исчезла за занавеской, откуда не появлялась до самого ужина. Ели молча.

Встав из-за стола, Генри решил, что больше не в состоянии это выносить, и вышел чуть-чуть проветриться. Но на улице дул резкий ледяной ветер, и он вынужден был тут же вернуться в дом. Генри еще немного посидел за столом, а потом пошел устраивать спальное место в привычном углу. Сагр, проходя мимо, сухо пожелал ему спокойной ночи, Генри так же сухо ответил. И больше не было ни звука.

В молчании прошла неделя. Генри чувствовал себя отвратительно. Ему впервые в жизни было неуютно в этом доме, да и история с Мэри тоже давала о себе знать. Генри по-прежнему страстно ее желал, и чем больше он ее желал, тем холоднее он становился, а чем холоднее он становился, тем сильнее он ее желал. Он уходил на целые дни в горы, невзирая на мороз и снег, и возвращался разбитым и угрюмым – а в доме его встречали такие же угрюмые лица. Генри хотел вернуться в замок – «раз ему все равно здесь не рады» – но там его ждали укоризненные глаза матери. И их он тоже видеть не хотел.

В тот день Генри вернулся раньше обычного, поскольку началась метель. Сагр работал во дворе, но Генри уже слишком замерз и устал, чтобы остаться ему помочь, и пошел сразу в дом. Войдя, он остановился, снимая теплую куртку, повернулся – и увидел, что Джоан сидит за столом и читает его письма. Генри громко вздохнул, она подняла глаза и побледнела. Некоторое время стояла гробовая тишина. Наконец Генри очень медленно и очень тихо спросил:

– Как у тебя оказались эти письма?

Джоан молчала.

– Джо, – сказал Генри еще медленнее, – как они у тебя оказались?

– Я, – начала девочка, но у нее совершенно пропал голос, как будто она долго кричала на морозе, – я залезла в твою котомку.

– Зачем?

Она опустила глаза.

– Джо! Зачем?

– Я хотела, – прошептала она, – хотела найти своего дракончика.

Генри вздрогнул.

– Хотела забрать его у тебя.

– И ты решила выкрасть его? А раз не удалось украсть дракончика, то ты решила украсть письма?