Зверёк и суета вокруг теней

– А вдруг моей Кси в этой вселенной не существует, и никто не создал Несуществующую вещь? – спросил он, и тут же увидел на Ручейном холме вертушку, лопасти которой чётко вырисовывались на фоне Безлесого холма – Летим туда!

От ветра, который создавали крылья филина, вертушка лениво провернулась на два оборота. Она была воткнута в землю будто знамя. Ух выпустил Зверька, и тот побежал вокруг холма, крича: «Кся! Кся! Ты здесь?»

Но отвечали Зверьку только подкоряжники, передразнивая его на разные голоса. Сныть-трава покачивала белой кучерявой головой. Несуществующей вещи нигде не было. Зверёк уселся на хвост и подумал вслух:

– Нужно срочно её создать. Что там было? Ивовые прутики… или камышовые? А внутри? Опилки, скорлупки, сушёные ягоды…

Зверёк с ужасом осознал, что если он соберёт Несуществующую вещь заново, это будет уже другая Несуществующая вещь, а значит, и Кся в ней будет жить другая.

– Кто это там зовёт меня среди ночи?

Кся вдруг появилась из колючего кустарника и, уперев руки в бока, посмотрела на гостей. На ней была ночная рубашка из паучьего шёлка, а на голове – шапочка-фонарик из ореховой скорлупки с живым светляком внутри. По крылышкам в его свете пробегали серебристые искры.

Зверёк собрался было кинуться к ней и обнять, но вспомнил, что он больше не тот Зверёк, которого знала Кся. Сама Кся как будто сразу это поняла: она довольно долго вглядывалась, склонив голову на бок.

– Ты что, выдернул волосы в носу? – спросила она. Пожаловалась: – Видишь ли, мою Несуществующую вещь унесло весенним половодьем, поэтому я живу теперь не на ручейном холме, а в зарослях крапивы и чертополоха.

– Кси обычно смотрят прямо в сердце, и такие мелочи, как цвет шёрстки, не имеют для них никакого значения, – подсказал Ух.

– Точно! Ты сменил шкурку! – воскликнула Кся. Она заплясала вокруг Зверька, разглядывая его со всех сторон. – Ох и хороший у тебя теперь загривок! А хвост! Ну не загляденье? Должна сказать, ты теперь совсем не похож на Зверька, которого я знала.

– Мне нравилось быть просто Зверьком, – печально сказал Зверёк. – Снова нужно будет пачкать лапку в краске и прикладывать к дереву, чтобы Талисман определил, из какого я семейства?

– Как это «из какого»? – Кся вытаращила глаза. – Ты Зверёк из рода куньих.

– Но я больше не чёрный. Что, если я – уже не я? Что если мои отпечатки тоже изменились? Может, это теперь копытца или появились перепонки между пальцами?

Кся надолго задумалась.

– Даже если ты вдруг отрастишь ласты и жабры, и будешь жить в колодце, ты всё равно останешься моим любимым Зверьком, – решила она.

Зверёк рассказал Ксе, как ни с того ни с сего проснулся в пруду и стал объектом пристального внимания приозёрных обитателей – тех, что не спят ночью.

– Это всё вода, – убеждённо сказала Кся. – Ты же никогда в своей жизни не мылся, а сам живёшь в печной трубе. Вода смыла с тебя сажу и угольную пыль. Ты всегда был рыжим.

Зверёк подумал, что ощущать себя чёрным ему нравилось гораздо больше.

– Нужно поскорее вернуться в трубу и доспать остаток ночи, – сказал он. – А утром я снова проснусь тем самым Зверьком, которого все знают.

Кся нацелила на него указательный палец.

– Сначала нужно выяснить, как ты оказался в пруду. Тебя похитили, это яснее ясного. Хотели похитить твою тень, но перепутали её с тобой. Ты чёрный – и она чёрная!

– Ух! – сказал филин, о котором друзья совершенно забыли. – Дело приобретает иной оборот. Значит, кто-то топит тени в пруду. Интересно, зачем? Если это такая игра, то её смысл от меня ускользает.

Кся сняла шляпу-фонарик и поднесла её близко-близко к Зверьку. На камни и цветок незабудки легла густая тень. Только после этого Зверёк вздохнул с явным облегчением. По крайней мере, его тень осталась такой же, как и была.

– Мы должны вернуться к озеру и опросить свидетелей, – решительно сказала Кся.

– Ух! – сказал филин. – Садитесь, прокачу!

Возле пруда отнюдь не стало менее многолюдно, хотя близился рассвет. Тёмная вода была густой, как кисель, а камыши неуклюже качали вытянутыми головами. Кся и Ух приставали с расспросами ко всем подряд, но никто ничего не мог рассказать.

– Видишь ли, – объяснила Ксе сестрица Выдра. – Ночью жизнь не мармелад. Те, кто бодрствуют ночами, заняты либо выслеживанием добычи, либо тем, чтобы как следует спрятаться от хищника. И нет никого, кто бодрствовал бы ночью просто так, от нечего делать. Ну, кроме маленького бестолкового енотика. С енотами никто из хищников не связывается, себе дороже, вот он и шатается по округе, помогая всем и каждому. Только толку от этой помощи чуть, сплошные неприятности. Возможно, он прямо сейчас кому-нибудь «помогает». Не тебе, Лось?

Лось, который собирал огромными влажными губами мох у основания деревьев, покачал головой.

Кся не собиралась сдаваться. Она всерьёз хотела заиметь хоть какую-то зацепку.

– И вы не видели ничего подозрительного? Прям ничего-ничегошеньки?

– Только мокрую лисичку-фенека с маленькими ушами, – сказала выдра. – Да вон она сидит!

– Это и в самом деле Зверёк, – сказал Ух. – Только из параллельной вселенной.

– Ох, ну простите, господин Зверёк, – сестрица Выдра сделала книксен. Она выглядела смущённой.

– Я кое-что слышал, – вдруг сказал лось. Его речь была неразборчивой из-за набитого мхом рта. – Если прижаться ухом к самой земле, можно различить странный стук. В эту ночь стук был даже больше, чем в предыдущую. Скажи, Выдра?

– Думаю, это кроты играют в шашки, – сестрица Выдра накрутила на палец ус.

– Кроты предпочитают шахматы, – возразил Лось. – Кроме того, они не селятся рядом с водой.

В эту секунду друзья тоже услышали стук. В мире, притихшем в ожидании рассвета, он был особенно громок. Это было ритмичное «тук-тук-тук», как будто из дырявого мешка высыпается горох.

– Вперёд! – сказала Кся, и, припав к земле, забегала кругами. Она довольно быстро нашла место, где стук был громче всего. Это укромная, усыпанная листьями земляники полянка, спрятавшаяся за частоколом берёз.

– Эй! – позвала Кся, и стук сразу стих. Довольно долго ничего не происходило, но лишь спустя какое-то время Зверёк понял, что всё уже произошло. Из-под каждого листика земляники, и даже из-под шляпки гриба, что рос у кромки леса, глядело по настороженной паре глаз.

– Семка! – обрадовался он, узнав одну мышку. – Ты и твои братья-сестрички, вы помогали мне раскрутить вертушку. И пусть у нас ничего не получилось, это была неплохая попытка!

– Я не Семка, – пропищала мышка, к которой он обращался. Она показала на другую мышку. – Вот она Семка.

– А кто же тогда ты? – спросил Зверёк.

– Не та, что помогала тебе дуть на вертушку. Нас очень много и мы все одинаковые.

– Как тебя зовут, малышка мышка? – вмешалась Кся.

– Семка, – поколебавшись, ответила мышка. – Мы все Семки.

Кся выглядела озадаченной, а Зверёк заметил ещё одну странность: мышка, с которой он разговаривал, была в крошечном плаще из тёмно-зелёной ткани, с завязками на шее и даже маленьким капюшончиком, который в аккурат налезал на круглые ушки. Он огляделся и увидел, что многие мышки, словно подражая сэру Призраку и его сыновьям, носят одежду, и все разную. Кто-то щеголяет в камзоле, кто-то в сюрко, в платье или в дублете, чаще всего из зелёной замши, но встречались также синий хлопок и красная бязь.

– Это вы стучите среди ночи? – строго спросила сестрица Выдра. Лось шумно вздохнул. У лосей посредственное зрение, и он хотел приблизить морду к какой-нибудь мышке, чтобы её понюхать, но боялся, что её засосёт к нему в ноздри. – Кошмар! Столько шума от горстки грызунов!

Мышки засовещались, после чего Семка, та, что беседовала со Зверьком, сообщила заговорщицким тоном:

– Это борьба за выживание.