Лаура

***

На лестничной площадке второго этажа перед дверью, обшитой красно-коричневым дерматином, он остановился. Тускло горела сорокаваттная лампочка, едва освещая темный подъезд. Орбита ее была занята ночной бабочкой. Дурно пахло.

«Прямо сейчас вернуться, сесть в машину и уехать, – говорил ему внутренний голос. – Потом стереть номер и больше не звонить, не отвечать на ее звонки. Завтра все забудется…» Сердце в груди стучало сильнее обычного. Он мешкал, стоял в нерешительности. Вспомнились ее зазывающие глаза на фотографии, загорелые плечи… Замешательство вдруг отступило, палец тут же лег на круглую гладкую кнопку звонка, и, уже не думая ни о чем, он решительно позвонил.

Тихой поступью она подошла к двери, тихонько отворила.

– Заходи скорее, – оглядываясь по сторонам и таща его за рукав, шепотом сказала она.

Он послушно быстро юркнул в квартиру. Только закрыв входную дверь, она включила свет в прихожей.

– У меня соседка напротив такая – все слышит и все видит, – пояснила она, скорчив гримасу. – С ней нужно поосторожней, а то все разнесет.

В маленькой узкой прихожей, казалось, все было навалено друг на друга. На вешалках висели куртки и плащи. Перед висящим на стене небольшим зеркалом стоял табурет, на котором располагались всевозможные пузырьки, баночки, помады, пудры, расчески – все то женское, повседневное. Рядом с потускневшим ковриком на входе стояла уличная обувь. Взгляд в первую очередь задержался на мужских туфлях, стоявших небрежно. Он вопросительно на нее посмотрел.

– Одна, – сказала она, – одна дома я.

Раздевшись в прихожей, он прошел за ней в столь же маленькую комнату, большую часть которой занимал разложенный и, видимо, никогда не складываемый диван. Свет был выключен, и комната тускло освещалась работающим около окна телевизором. На телевизоре в рамке стояла выцветшая фотография.

– Это ты с кем? – спросил он, показывая на рамку.

– С дочкой, – ответила она и, заметив вопросительное выражение его лица, добавила: – У бабушки сегодня ночует.

Она уселась на диван, загнув под себя ногу. Разрез легкого ситцевого домашнего платьица без рукавов слегка раздвинулся около нижней пуговицы, оголив красивую женскую коленку и часть бедра. Он присел рядом.

Внешне она показалась ему сейчас еще красивее и интереснее, чем на аватарке. Он обратил внимание на ее пальчики, длинные и изящные, с хорошим маникюром. На среднем пальце правой руки было надето кольцо. Сами руки, полностью открытые, были тонки и пропорциональны, слегка покрыты светлыми тонкими волосами и маленькими точками темных родинок. Родинки были и на тонкой шее, по бокам прикрытой волосами.

– А что, муж далеко уехал? – спросил он ее, чтобы продолжить разговор. А сам продолжал осторожно ее изучать.

– Да нет, сейчас придет, – ответила она и рассмеялась. – Муж – объелся груш!

Смеясь, она обнажила ряд увлажненных прямых зубов цвета безе. По краям щек при этом образовались стойкие ямочки. Сами щеки, покрытые едва различимым пушком, казались бархатистыми. «Какое это, наверное, блаженство припасть к этим щекам губами!» – подумал он.

Она, видимо, была в веселом расположении духа, все шутила и сама стала расспрашивать его о всяких отвлеченных вещах. Он рассказывал, при этом рассматривал ее, пожирая. Ее коленка сводила его с ума. В разгаре разговора, не дав ему что-то досказать и пристально устремив на него свой взгляд, она как-то вдруг спросила:

– А хочешь чаю?

Он отказался. Тогда она повернулась к нему, приблизилась на расстояние дыхания и, кокетливо дотронувшись до кончика его носа, произнесла:

– Какой красивый мальчик! Наверное, женатый?

– Нет, – соврал он и улыбнулся. Сердце начинало выпрыгивать из груди, дыхание участилось. Он чувствовал ее едва заметный девичий аромат.

– Жалко… Вдруг мне захочется когда-нибудь снова с тобой встретиться? А неженатые влюбляться выдумывают. Между встречами не отвяжешься. Ха-ха. Так что мы с тобой больше никогда не увидимся, даже не думай. Сегодня похулиганим – и все, до свидания, селяви!

– Я не влюблюсь, это бред, – сказал он.

– Неправда, – она прищурилась, протянула руку и нежно провела прохладной ладонью по его щеке. Ее глаза, как ему показалось, увлажнились и заблестели.  Он еще ближе подвинулся к ней, опустил руку под платье…

– Сними его, – сказала она.

Когда они уже повалились на диван, она, тепло дыша ему в лицо, шепотом произнесла: «Не думай ни о чем, я чистенькая…»

***

В четыре часа утра уже было светло. На траву во дворе дома опустилась роса. Слабый ветерок принес с птицефабрики запах куриного навоза. Он завел машину, достал телефон из кармана и первым делом стер ее номер и все сообщения, адресованные ей и полученные от нее. Невыносимая мука от ненужных и пошлых отношений пришла сразу вслед удовлетворенной страсти и не покидала его ни на минуту. Он искал повода поскорее уйти и, не дожидаясь утра, сославшись на срочные дела, ускользнул от нее. Было мерзко и гадко от самого себя.

Трасса была совершенно пустынна. Спали даже извечные обитатели окрестных посадок – птицы, окутав березки черными плодами. В низинах и оврагах стоял утренний туман. В удрученных мыслях он не заметил, как доехал до города.

Жилой массив из множества многоэтажных домов был озарен восходящим, еще косо светящим солнцем. Несколько поливочных машин сбивали пыль с автомобильной дороги, обливая ее струями воды. Появлялись первые автомобили. Было начало субботнего дня. Впереди целые выходные.

Все последовательно жило своей обычной жизнью, и ему показалось в один момент, что все происходившее с ним в эту ночь было сном. Сразу же за этим ощущением он с отвращением вспомнил лежащую в ее прихожей на стуле косметику, туфли ее отсутствующего мужа, измятый после них диван…

«Нет, это был не сон… И неужели это был я с ней? Я, тот, кто, читая «Униженных и оскорбленных», давал себе клятву никогда не поступать дурно?»

Вдруг внезапно захотелось укрыться ото всех, никого не видеть, никого не слышать, ни с кем не говорить.

Он повернул к своему дому…

20 сентября 2012, 12 января 2021 г.

Пистолет

В середине января 1945 года немецкая армия отступала. С захваченных еще прошлым летом плацдармов части Красной армии начали широкомасштабное наступление. С погодой совсем не повезло. Конев ударил с Сандомирского плацдарма в сильный снегопад, Жуков с Магнушевского и Пулавского в густой туман.

С 14 января 33-я армия юго-восточнее польского города Лодзь гнала ослабленные, но все еще грубо огрызающиеся немецкие части, заставляя их отступать с рубежа на рубеж. Те ожесточенно сопротивлялись, взрывали мосты, наносили удары с воздуха, отстреливались из засад, но сила духа уже давно была не на их стороне. Линия фронта медленно, но верно отодвигалась на запад, освобождая мелкие поселения и целые города в Польше.

17 января к вечеру разведка 9-го танкового корпуса донесла в штаб о том, что противник, отступая, взорвал мост через реку Пилицу, что несколько затормозило продвижение танков корпуса. Пришлось задержаться для восстановления переправы. 195-й танковый батальон с батальоном автоматчиков и истребительно-противотанковой батареей выдвинулись в район взорванной переправы в небольшом городке Сулеюв для прикрытия постройки моста саперами. К ночи были выставлены дозоры, провели маскировку техники, заняли позиции для обороны.

Ночью было сыро, шел слабый снежок. Падая, он таял в лужах многочисленных колей и задерживался лишь на засохшей траве на открытых незаезженных военной техникой участках и на голых ветках деревьев. Недалеко от расположения штаба батальона в ночи, среди редкого ковра снега на открытом пространстве луга, темнело подбитое немецкое самоходное орудие.

Штаб батальона долго не спал: работали с документами, готовили последние приказания на утро и отчеты для командования. В наспех сооруженном шалаше, покрытом брезентом, было густо накурено. Адъютант старший 195-го танкового батальона капитан Чирков Петр закончил работу около двух ночи и приступил к чистке и смазке личного оружия. Закурив папиросу, начал чистить ствол пистолета.

– Как думаешь, Василь, завтра к вечеру управимся с мостом? – спросил он сослуживца, старшего лейтенанта Кривченко.

– Да они не шибко бить будут, шоб успеть драпануть к ночи, – сказал тот, затягиваясь папиросой, – утром дадут прикурить нам, проклятые, – к гадалке не ходи! Так ведь и прикончат, сволочи, не дав поглядеть на Берлин в руинах.

– Да не, Ваcь, поглядим, думаю. А я б на свою Алю поглядел лучше, – на это Василь вздохнул и положительно кивнул головой. Потом сказал: – Однако уже скоро рассвет, а мы еще и не отдохнули.

Закончив с оружием, все разошлись ко сну.

Всю ночь слышалась глухая далекая канонада, или же это был лишь призрак от привычки постоянно слышать ее. И под эти звуки Петру снились обрывки последних дней: стремительное наступление, налеты вражеской авиации, убитые и раненые знакомые и незнакомые бойцы, трупы убитых немцев в местах прорыва, взлетающие стаи ворон по краям шоссе от рева танков…

Рано утром последовал массированный обстрел со стороны немецких позиций. Враг старался помешать строительству моста, чтоб выиграть время для организации отступления своих частей на следующий рубеж. Прошла команда: «К обороне». Наши части заняли позиции, и начался бой.

Чирков Петр со своим экипажем тоже занял места в танке с номером 911. Как и другим танкам батальона, штабной машине капитана Чиркова время от времени приходилось выезжать на подготовленное для стрельбы место около подбитой немецкой самоходки и вести обстрел неприятеля. Во время этих вылазок Петр вел огонь из танкового пулемета и одновременно давал команды экипажу. Подбитая машина дополнительно защищала позицию, противник несколько раз бил бронебойным по нашему танку, но неизменно попадал в искореженную самоходку. Один из снарядов рикошетом отлетел от брони Т-34, резким звоном, почти до боли, полоснув экипаж по ушным перепонкам.  В перерыве от стрельбы с позиции Петр непрестанно передавал радиограммы, приказы командира батальона соседним экипажам, следил за обстановкой, докладывал в штаб бригады.

После полудня натиск врага постепенно начал стихать. Видно было, что основные части немцев отступили от позиций в районе моста через Пилицу. Саперам стало проще вести работы по восстановлению переправы, и к вечеру в сумерках мост был восстановлен.