Мы из губрозыска

– Собирайся, пойдем, – сказал Колычев, запирая несгораемый шкаф.

– Что, вот так – сразу?

– А как ты хотел? Тебе же сказали, что до завтра надо решить вопрос с квартирой. Вот и поспособствую.

– У себя поселишь?

– И рад бы, да некуда. У меня семеро по лавкам дома, места приткнуться нет. Но я тебе неплохой вариянт подыскал. У Марии Степановны поселишься. Она хоть и шибко верующая (весь дом в образах, в церкву ходит и все посты соблюдает), но человек правильный: двух сыновей воспитала, оба краскомами служат. Геройская, я тебе скажу, тетка. И возьмет за постой недорого. Скушно ей в одиночестве. Сыновья далеко отсюда службу несут. Только в отпуск и навещают.

– А я ее не стесню?

– Не, за это не переживай. До тебя у Степановны другой наш сотрудник квартировал, Коркин. Только его с треском поперли из губро.

Тут Колычев нахмурился. Чувствовалось, что тема Коркина ему неприятна.

– Поперли, значит… И что же натворил этот ваш бывший сотрудник? – не смог сдержать интереса Петр.

Колычев вздохнул, однако ответил:

– Во-первых, не «ваш», а наш…

– Извини, наш, – поправился Елисеев.

– Во-вторых, связался со всякой шелупонью! – будто не замечая слов Елисеева, продолжил собеседник. – Дружбу завел с продажными девками. У нас их «маньками» кличут. И ладно бы дружбу… Чего ради дела не сделаешь? Поговаривали, что сам их, кому надо подкладывал, да деньги с бабенок стриг. Но вообще раскрываемость у него была – ого-го! Ценным сотрудником считался, грамоты имел. Знаешь, сколько эти «маньки» знают?! Раз в пять больше нашего! Почитай, все сплетни через них проходят. Так что вот тебе мой совет: обязательно заведи себе среди «манек» сексота.

– Кого? – не понял Елисеев.

– Секретного сотрудника. Ну, вроде как человечка своего в уголовном мире. Ты ему мелкое послабление, а он тебе сведения. Что сам не знает, у других по-тихому выяснит. Хороший сексот в нашем нелегком ремесле на вес золота. Некоторым еще и платить приходится.

– Из своего кармана, что ли? – нахмурился Петр.

– Бывает, что и из своего кармана, – признался Колычев. – Нам, конечно, кое-какие фонды отпускают, но тут как с получкой: иной раз по нескольку месяцев дожидаться приходится. Все, пошли. Степановна рано спать ложится. Не хочу будить женщину.

Они вышли из угро и повернули направо по скверно замощенной улице.

– Далеко идти? – поинтересовался Елисеев.

– За четверть часа неспешной походкой управимся. У нас город хоть и губернский, да не сказать, что большой. Не Москва и не Питер.

– А сколько народа живет?

– Да кто ж его считал толком? Тыщ семьдесят, пожалуй, наберется, да мильон в самой губернии. И на все про все нас – дюжина работников в губрозыске. Хоть порвись!

– Много работы?

– До хренища! Скоро на своей шкуре прочувствуешь.

– Поскорей бы, – честно сказал Елисеев.

Они подошли к деревянному домику самого что ни на есть деревенского вида. Забора вокруг не было.

– Мы на месте, – произнес Колычев. – Дорогу запомнил?

– Да чего тут запоминать?

– Оно и верно. Почти все прямо. Но я так, на всякий пожарный, уточнил.

Колычев постучал в незакрытое ставнями окошко.

– Степановна, открывай! Дело есть!

В доме кто-то зашевелился-заворочался. Открылась дверь, и на крыльцо вышла укутанная в серый шерстяной платок бабулька. Она прищурила подслеповатые глаза.

– Борька, ты что ли?

Только сейчас Елисеев узнал, что его сослуживца зовут Борисом.

– Я, Степановна. Гляди, какого постояльца к тебе привел, – похвастался Колычев.

– Что ж на пороге стоите? Заходите. Гость в дом, бог в дом.

Колычев подтолкнул Петра локтем, и они зашли внутрь вслед за старушкой.

– Башку береги, – посоветовал Борис. – Тут притолоки низкие.

Они вошли в избу, освещенную коптящей лампой.

– Представишь гостя? – спросила Степановна.

– А то! Прошу любить и жаловать, – заговорил Борис. – Это наш новый сотрудник, зовут его Петром, а фамилия Елисеев. Хочет у тебя остановиться.

– Я не против, пущай остается. А на сколько? – снова прищурилась подслеповатым глазом женщина.

– Да пока на улицу не попрешь, – усмехнулся Колычев.

– Скажешь мне! – погрозила пальцем Степановна.

Она подозрительно уставилась на Елисеева.

– Пьешь?

– Нет, Марь Степановна. Тверезый я, – сказал Петр.

– Это хорошо, – обрадовалась женщина. – Я винища на дух не переношу и в доме видеть его не желаю. А если с девками загуляешь, так сюда без моего разрешения не води. Я блудни-чать не дозволяю.

– Сурова ты, Степановна! – хохотнул Колычев. – Откуда девкам взяться: только-только товарищ приехал и знакомствами обзавестись не успел.

– Ничего, дурное дело нехитрое. Тем более – вон какой видный парень! Все девки в городе по нему скоро сохнуть начнут, – заявила старушка.