– Но мне приходилось слышать, что японцы очень бережно относятся к своей истории…
– Действительно. Понимаешь, Япония – это страна, в которой ничто не исчезает бесследно. А с другой стороны – это страна, в которой прогресс движется быстрее, чем во всем остальном мире. Бесконечные стихийные бедствия – землетрясения, тайфуны, пожары – научили японцев всеми силами сохранять свои традиции и исторические сведения. Катастрофы служат великим очистительным фактором, потому что, сметая все отжившее и вредное, помогают скорейшему возрождению на более высоком уровне. Что касается истории, то Кивата Дзётиин – личность историческая и заслуживающая внимания. Ты, как это ни печально – нет. То, что ты – внук самурая, не может, как это называется… Вывернуть… нет, перевернуть твою жизнь. Все останется по-прежнему.
Я почесал в затылке.
– Тогда почему Мотояма так вцепился в этот музейный экспонат?
– Если бы у тебя сохранилось его содержимое, мы ответили бы на этот вопрос. Я повторюсь: гангстер ни за что не возьмется за дело, которое не может принести ему больших денег. Вероятно, очень больших. Поэтому дело не в тебе, вернее, не столько в тебе, сколько в омамори твоих предков. Либо ты все-таки являешься наследником громадного состояния, либо… Либо что-то еще. Но вариант с наследством мне кажется вполне правдоподобным. Ты должен найти то, что лежало внутри омамори, и тогда, если мои предположения верны, есть шанс оставить Мотояму с носом.
– Послушай… А у тебя-то какой интерес ко всему этому?
Такэути взглянул на меня, и я увидел, что в его черных глазах пляшут чертики. Но выражение лица Сэйго было вполне серьезным.
– Как бы там ни было, я вхожу в долю. Половина расходов – моя, половина доходов – тоже моя.
И Сэйго через стол протянул мне руку.
Я внимательно посмотрел на него.
– Не спеши, – сказал я. – Вполне возможно, что твоя хабаровская эпопея оказалась пустой тратой времени.
– Почему? – насторожился японец.
– Потому что я вскрыл омамори и извлек оттуда документ… Это было еще до того, как Мотояма увидел у меня в номере пустой футляр. Только этот документ, также как и две копии, которые я успел снять, я вчера отдал Мотояме. И при этом не успел их перевести.
Если бы сейчас грянул гром и молния расколола на части столик, за которым сидел Такэути, то подобное явление вряд ли поразило бы японца сильнее, чем мои слова.
– Постой… Как – отдал? Зачем?
Я рассказал. Я рассказал Сэйго все, исключая лишь подробности моих непростых отношений с Таней и Леной. Не стал я рассказывать и о том, при каких обстоятельствах доказал связь между Акирой и нашей переводчицей – зачем? И так достаточно.
На Сэйго было жалко смотреть. Он потерянно курил сигарету, забывая стряхивать пепел и печально помаргивал.
– Вот такие дела, Серега… Сам понимаешь, когда речь идет о…
– Понимаю… Сам отец. Дважды. А может, больше… – Он вздохнул. – Теперь из Мотоямы письмо не вытрясти. Черт, ты бы хоть сфотографировал документ, что ли… Раз дома ксерокс не держишь, фотоаппарат-то у тебя должен иметься!
– Нет у меня фотоаппарата… Вообще ничего нет. Ни машины, ни видеокамеры… Ни вертолета.
– Да ну, быть не может!
– Точно. Только телик и музыкальный центр…
Стоп. Музыкальный центр. Компакт-диски. На футлярах от них я раскладывал клочки документа…
– Что-то вспомнил? – заинтересовался Сэйго.
Нет, это была не та мысль… Не везет тебе, самурай Маскаев. Ну, что, пора ехать восвояси? Искать работу – теперь ведь тем более совсем необязательно устраиваться в Танькину контору. И вот еще беда – придется к Зоюшке тащиться за своими вещами, а она ведь вцепится, и послать ее как-то неудобно: блаженная слегка и всего лишь трахаться хочет. Может, Сашку Попова с собой вечером позвать, зайти чтобы к ней вдвоем? Тогда-то она точно приставать не будет.
– В том кейсе не было никакой записки? – поинтересовался Такэути.
– Нет. Все находилось точно в том же составе, какой у нас тогда украли.
– Как понять – «в составе»?
– Ничего лишнего. И без недостачи.
– Понятно. Мотояма соблюдает свой «кодекс чести». Обычный жулик даже и возвращать бы не стал ничего. По-моему, ты прав: ограбление было инсценировкой. Я так думаю, и твоему сыну ничего не грозило. Вряд ли кто стал бы ему причинять вред. Во всяком случае, времени бы у тебя хватило, чтобы скопировать документ еще раз.
– Нет уж… Собой рисковать я еще могу, но не сыном.
– Стой! Твой сын! Ты понимаешь, что теперь не ты, а он – последний представитель рода Дзётиинов?
– А если и так? Все равно ведь ничего не изменится… Или ты хочешь сказать, что тут замешана еще и моя бывшая жена?
– Нет, но…
– Если уж текст документа якудза хотят сохранить в секрете от меня, то какой им понт делиться информацией с Валентиной?
– Понт?
– Смысл. Нет смысла во всем этом.
– Ты прав, смысла нет.
Я докурил сигарету и смял ее в пепельнице. Вот и все. Сейчас я соберусь и уйду из гостиницы. И постараюсь забыть о том, что мне сегодня говорил Такэути… Кроме, пожалуй, того, что какая-то свинья из НКВД пристрелила моего деда в сорок пятом… Кошмар! А ведь все могло оказаться иначе, может быть, дед-японец принял бы мир таким, каков он есть, дожил бы до наших времен, и знал бы я о содержимом омамори без того, чтобы расклеивать рассыпающийся документ по липкой пленке, а потом подрисовывать иероглифы на копии…
Подрисовывать на копии?! О черт!
– Послушай, Сергей, – сказал я. – Кажется, у нас есть минимальный шанс.
Глава II
Когда Змея Особо Ядовитая отворила дверь, то, наверное, слегка растерялась: кроме Андрея Маскаева, державшего руку на марлевой перевязи, в прихожую вошел импозантный мужчина в темных очках, кожаной куртке и джинсах, с длинными черными волосами.
– Это Сергей, мой товарищ, – сказал я. – Вчера я растянул руку, обе сумки зараз мне не унести, вот он и предложил свою помощь.
Зоя переводила растерянный взгляд с меня на него. Возможно, внешние данные Сэйго – парня крепкого и широкоплечего, довольно высокого даже по российским меркам, произвели на нее впечатление. Похоже, сравнение было не в мою пользу.
– Здравствуйте, – сказал Такэути. Вся эта история его весьма забавляла.
– Здравствуйте, – неописуемым тоном произнесла Зоя, так и поедая глазами гостя из страны Восходящего Солнца.
– Налейте нам чайку, пожалуйста, – попросил я. – Если можно.
– К-конечно, – растерянно сказала она. – Проходите.
– Здрасьте, дядя Андрей, – услышал я голос ее дочки. – Здрасьте, дядя…