Мэрри и Вилли

– Что же ты делал ночью? Ты же не смотришь на звёзды.

– Не знаю. Не спалось мне.

– Не спалось ему. А до моего прихода ты не мог как следует выспаться, чтоб не ходить, как сонная муха, а?

– Да не знаю я. Чего ты пристала. Ну сонный, да и сонный. Чего тут такого?

– Но я хочу, чтобы ты был такой, как прежде.

– Я такой и есть.

– Нет, Вилли, ты не такой. Ты влюбился! Разлюби меня обратно, слышишь!??

Догадалась, мерзкая девчонка.

– Если бы я мог. Думаешь, я не пытался?

– Не опускай голову, Вилли. Не расстраивайся. Ты меня разлюбишь. Я тебе помогу.

– А если мне не очень хочется тебя разлюбить, что тогда делать?

– Да ты совсем глупый! Что ты говоришь такое!?

– А ты не можешь в меня влюбиться? Ну, на минуту. Может, тебе понравится?

– Чтоб я больше от тебя не слышала подобных глупостей! Ты меня понял, Вилли? Мы будем с тобой только друзьями. Всегда!

«Но почему???» подумал я. Что за навязчивая идея о дружбе?

– Ладно, – сказал я. – Будем друзьями. Всегда. Только ими и будем.

– Правильно. Только ими. И не развивай в себе эти страдания. Ты, как девчонка. Над тобой все будут смеяться, а я не хочу, чтобы над тобой смеялись. Слышишь?

– Слышу, слышу…

Не хочет, чтоб смеялись. А чтоб страдал – хочет. Какая она бывает глупая, всё же!

– Вот, что, Вилли! Поехали завтра со мной к бабушке. Она живёт недалеко. В Дорджвилле. Что ты скажешь? У неё есть фруктовый сад. Там есть одно такое дерево. Яблоня. Я очень её люблю. Говорят, я упала с него, когда была ещё совершенно маленькой. Но я всё равно его очень люблю. Оно такое красивое. Особенно, когда цветёт. А ему уже пора цвести. Что скажешь, Вилли, хочешь увидеть моё любимое дерево?

– Твоё любимое дерево – яблоня?

– Да.

– А как же на нём сидеть? Яблони обычно такие маленькие.

– Но оно такое красивое, когда цветёт. Ты просто не видел ещё.

– Ну ладно, мне не сложно. Жаль, правда, на нём не будет яблок, а лишь цветы.

– А ты и цветы не любишь, да Вилли? Ты ничего красивого не любишь. И если бы не твои родители, не было бы у тебя и этих цветов перед домом. Единственное на что ты был бы способен, это держать газон опрятным, и всё.

– Я не знаю, Мэрри. Может, ты и права. Я просто не думал над этим.

– А ты подумай. Возьми и подумай. Что же ты ни над чем не думаешь? Ладно. Завтра ты увидишь яблоню моей бабушки и полюбишь все живые растения. Я почему-то в этом уверена.

– Да, это было бы неплохо, – сказал я.

ГЛАВА 2

Следующим днём отец Мэрри повёз нас к этой бабушке, Кэролайн, в Дорджвилл. Дорога была бы совсем скучной, если бы не эта дуреха. Её отец был ещё тем болваном. Вечно включал радио и настраивал на какую-то идиотскую станцию. Нам, бедолагам, приходилось слушать музыку для стариков, либо слушать новости, где нас пугали Советским Союзом. Мне всё это до чёртиков приелось ещё пару лет назад, когда мы с отцом ездили по разным делам. Он любил меня брать с собой, когда на почту ездил, или там, в лес. Ну, вы знаете, как это обычно бывает! Мой старик здесь почти не отличался от старика Фостера. Он тоже любил новости и вечно слушал всю эту идиотскую музыку. Потом заводил разговоры о политике, где никого не слушал, а только то и делал, что повторял одно и то же миллионный раз. И главное, он думал, что может этим кого-то удивить. Нет, он точно этот текст где-то выучил. Видимо, он сильно его впечатлил тогда. Но я запомнил его ещё с первого раза, а все остальные тысячу раз я мечтал просто сбежать, лишь бы только не слышать всего этого. Не знаю, почему только отец Мэрри, и мой старик не завели дружбу. Нет, они бы точно поубивали друг друга своей скукой. Да, здесь они были очень опасны, как черти. Нет, наверно, просто одинаковые люди не сильно притягиваются, чёрт их возьми? Им нужны слушатели, потому что могут они только говорить, а слушать не могут. Мало кто это умеет. Хотя, казалось бы, такой пустяк! Наверно, со взрослыми всегда так. Не хотел бы я стать взрослым. Вообще, обидно, если и мой старик в моём возрасте говорил что-то подобное, а потом превратился в сами знаете кого. Да, страшно всё это.

Но сейчас, если честно, меня больше интересует, какой может быть сад у этой бабушки, как её там. Здесь, пока мы ехали, нам не повстречалось ни одно захудалое деревце, сплошна-а-а-я сухая земля. Может быть, эта Кэролайн – фея, а?

– Мэрри, твоя бабушка фея, – говорю, – да?

– Фея? Нет. С чего ты взял?

– А откуда тогда у неё такой сад, если он действительно есть. Посмотри вокруг, это же пустыня! Здесь ничего не растёт!

– Нет, молодой человек, – перебил нас мистер Фостер. – Здесь ничего не растёт, потому что ему не дали расти. Вот у бабушки Кэролайн всё иначе. Я, в своё время, когда помогал ей ухаживать – это был большой сад! Да! По воле случая он разрастался и становился всё больше и всё красивей, пока не стал таким огромным, каким он есть сейчас. О, я даже предположить не могу, как она со всем этим справляется. Она уже старенькая… Может, сад за собой сам ухаживает!? – Джон засмеялся. Этот чёртов идиот, наверно, поверил в свои же слова. А может, по радио что-то услышал. Чёрт его разберёт. Но смеялся он долго. А затем продолжил. – Да, этот сад точно за собой ухаживает. Подстригает себя, поливает… Нет, представляете себе такую картину? Мы, значит, приезжаем, а там такие дела. Забавно же, ну? Нет, я точно поговорю с мамой, как ей это удаётся – за садом ухаживать. Может, она жениха себе подыскала, а, как вы думаете, детишки? Нашла она себе жениха, или нет?

– Вряд ли, пап. Поблизости никого нет. Да и не тот она человек, чтоб в старости стала знакомства новые заводить.

– А я вам говорю – фея она. Точно вам говорю.

– Ну, Вилли, может, ты и прав. Хах! мама – фея! Никогда бы не подумал! Ну, Вилли, ты даёшь! Вот это ты парень, молодец! В каком классе ты теперь учишься?

– В седьмом, сэр.

– В седьмом? Оу, а я думал ты в пятом. Вот, как время летит. Не успеешь оглянуться – бац! И твои дети уже ходят на работу, заводят своих детей. Надо же… Ну?

– Что это с ним, Мэрри? – спросил я, приставив губы к её уху.

– Не обращай внимания, – тихо ответила Мэрри, шепнув мне на ухо, чтоб Джон не услышал.

Минут через двадцать на горизонте что-то замаячило. Я понял, что это то самое место, куда мы и направлялись, поэтому не стал даже и спрашивать ничего. У этой миссис Фостер действительно был сад. Но он стоял немного поодаль от дома. А первым нас встречал большой двухэтажный дом, выкрашенный в белую краску, которая со временем страшно пожелтела. Мы с Мэрри вылезли из машины, и воздух здешних мест показался очень мягким. Небо было бледно-голубым, и кое-где его пронзали тоненькие полоски белых облаков. Какие обычно на закате выглядят очень красиво, когда окрашиваются в розовый. Но до заката было ещё долго и мы пошли к двери миссис Фостер. Мистер Фостер стал долбить в дверь, будто он работал в полиции и ему требовалось обезвредить какого-нибудь очень опасного преступника. Через минуту нам открыла бабушка Кэролайн (как её называла Мэрри). На вид она была очень старенькой, но сразу можно было сказать, что она божий одуванчик. Седые волосы были собраны сзади в пучок, а улыбающиеся глаза с глубокими морщинками побокам глядели то на мистера Фостера, то на нас с Мэрри. На ней были две или три тоненькие одёжки, и в этот жаркий день всё это делало из неё очень милую и чудоковатую старушку, которой можно было доверить всё, что угодно. Она придерживала дверь правой рукой, и приветливо улыбаясь, сказала:

– Детишки! Джон! Входите! Входите!

Мистер Фостер обнял приветливую старушку, и мы прошли в тёмную прихожую, а затем и в прохладную гостиную.

Дом был очень стар, и достаточно беден. Это был деревянный дом, должно быть, ещё со времён гражданской войны. Слава Богу, здесь не успели завестись термиты, иначе он мог рухнуть в любой момент. Внутри он не особо отличался от фасада, и был достаточно светел и просторен; выдержана гостиная была в молочных и коричневых тонах, как и всё в этом доме. На стене по левую сторону в жёлтой раме висела большая тяжёлая картина с местным пейзажем (на ней была зелёная трава с дубом). На полу вразброс лежали небольшие коврики разной формы (прямоугольные, квадратные, круглые) они были ещё и разных цветов. К стене был прислонен большой коричневый диван, который казался всё ещё очень мягким. Напротив стоял маленький овальный столик, накрытый белой скатертью, а по бокам стояло кресло, и кресло-качалка. На одном из них почему-то (странно для этой поры года) лежал старый плед, и похоже было, что им всё ещё пользовались. Далеко, на южной стене дома виднелся уютный камин, где на верхней полке пылились старые фотографии в металлической оправе, и стояли красные праздничные свечи (должно быть, забытые ещё с прошлого рождества). Ещё в центре комнаты с потолка свисала большая старая люстра с хрустальными камешками, и солнечные зайчики, играясь между собой, перепрыгивали с места на место. Правда, пахло здесь странно. Старостью, или сыростью. Не знаю, может, это только так мне казалось. Но здесь действительно пахло как будто настоящей старостью.

Мы встали посреди комнаты, и стали ждать, когда мистер Фостер и бабушка Кэролайн закончат разговор. Первой в комнату вошла бабушка, за ней мистер Фостер.

– Итак, – сказала Кэролайн. – Кто этот симпатичный молодой человек?

Она подошла почти вплотную, наклонилась, и стала меня рассматривать, почти как учёный, обнаруживший что-то очень важное для науки.