Топор, парашют и летучие мыши

– Надеюсь, мужчина, вы насладились играми и танцами отдыхающих дам? – ехидно спросила Элеонора, нажимая клавишу «пауза» на компьютере.

– Вовсе нет, – удрученно заметил Владимир. – И даже могу объяснить, почему.

– Потрудитесь уж, пожалуйста. А то я чего доброго решу, что кроме вас, эта глупость никого всерьёз не заинтересует, – ехидно ответила Элеонора.

Владимир перемотал запись чуточку назад и нажал на «паузу». Во весь экран «красовался» глубокий поцелуй Элеоноры с одной из девушек. Причем забытые одеяния в виде простыней, открывали на обоих некоторые интимные части тела.

– И что? – Элеонора не собиралась сдаваться и уступать. – Зрелище для извращенцев и озабоченных?

– Нет, – устало произнёс Владимир. Похоже, затянувшееся шоу начинало ему надоедать.

– Вот эту юную деву, которую вы страстно целуете и жадно держите за маленькие перси, зовут Михайловой Катей. И нашей Кате всего шестнадцать лет, а учится Катя в 22 школе в десятом классе. Сказать в каком классе учится её более юная подруга Лопырёва Вика? Вам не кажется, что происходящее веселье начинает гармонично укладываться в уголовную статью «развращение или совращение несовершеннолетних».

…На боксёрском языке, происходящее называют «ударом ниже пояса»…

Элеонора открыла рот и «захлебнулась» в ужасе и немой ненависти. Впрочем, самообладанию женщины можно было позавидовать. Буквально через несколько секунд она встала со стула, подошла к двери и закрыла её на защёлку.

– Неужели такой справедливый и волевой мужчина готов безжалостно расправиться со слабой беззащитной женщиной? Уронить и растоптать в прах незапятнанную репутацию. Разместить публично в сети неприличное поведение одинокой дамы, за которое она искренне раскаивается и готова принести вам свои нижайшие извинения…, – Элеонора слегка дрожащими пальцами расстегнула две пуговки на блузке и эротично-призывно провела ладонями по ещё скрытым за ажурным бюстгальтером пышным выпуклостям.

– Ну что вы, мадам! Конечно же, нет, – Владимир встал и умелыми движениями рук ловко застегнул пуговки на блузке соперницы. – Офицерская честь не позволяет мне безжалостно наблюдать за столь низким падением очаровательной женщины, – твёрдой хваткой взял Элеонору за плечи и усадил на стул.

– Что же вы хотите взамен? – удивлённо воскликнула Элеонора.

– Маленький пустячок. Совсем маленький.

– Я готова выслушать и тут же исполнить.

– Тут же исполнить – не получится. Но вот завтра…

– Я вся сгораю от нетерпения!

– Завтра вы лично пойдёте в штаб Провального. Возьмёте там новую наклейку и собственноручно приклеите на рюкзак моего сына.

– И всё? – изумлению Элеонора не было предела.

– И всё. После этого считайте инцидент исчерпанным. А я даю своё офицерское слово, что больше никто и никогда не увидит этой записи.

– Я это сделаю.

– Тогда не смею больше занимать ваше драгоценное время, – Владимир встал и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Его настроение было окончательно испорчено. Настолько пакостно он себя никогда не чувствовал. Всю дорогу до дома Владимир чертыхался и неслышно матерился. «Такое ощущение, что вывалялся в грязи», – терзала непрестанная мысль и бередила душу…

…Домашние молча ждали, когда отец семейства произнесёт первое слово.

– Ну что притихли, словно испуганные крольчата? – улыбаясь и разводя широко руки, произнёс Владимир.

Жена и сын кинулись к нему. Мужчина прижал родных к своей груди.

– Получилось, Володечка? Уговорил? Не отчислят? – Нина с любовью и тревогой взглянула в глаза супруга.

– Значок, как и наклейку, сорвут? – упрямо процедил Юрка.

– Да, уговорил, извинился, не отчислят. А значок этого типа выбрось к чёртовой матери. Если не терпится что-то на грудь прицепить, то лучше пионерский, с изображением Ильича и пламенем над ним. Или комсомольский, с тем же вождём на фоне красного знамени. Знаки молодёжных организаций страны Советов, – уточнил отец. – Хотя…, – на мгновение задумался, – ну их, этих вождей. Есть у деда в коллекции значок середины пятидесятых в форме красного полотнища без всяких лиц, с надписью ВЛКСМ. Вот его и носи. Всё равно никто ничего не поймёт.

На следующий день Элеонора, надев тёмные очки, закрывающие половину лица, отправилась в штаб-квартиру Провального и, в качестве волонтёра получив комплект агитационных материалов, незаметно выкинула их в мусорную корзину, оставив у себя только одну наклейку.

На большой перемене она вызвала Юрку в кабинет и на глазах изумлённого мальца, прилепила наклейку на его рюкзак. После чего незамедлительно вытолкнула мальчишку за дверь.

А ещё через неделю её вызвали в Управление образования, где вручили под роспись приказ об увольнении с занимаемой должности в связи с утратой доверия.

Бывшая подружка, секретарша из Управления, по секрету шепнула на ушко, что требование уволить пришло из силовых структур: якобы Элеонору видели в штабе Провального.

В ориентировке силовиков бывший завуч значилась глубоко законспирированным доверенным лицом оппозиционера.

октябрь 2018 г.

Монопольный сговор

Рассказ

Кирпичная четырёхэтажка грязно-зелёного окраса, именуемая в простонародье «хрущёбой», пользовалась на районе дурной славой. Впрочем, дом, как дом, ничего необычного, вот только жильцы обитали в нём, ну уж очень колоритные! Чего стоила одна только баба Маша – пышная, приземистая старушка, годами под восемьдесят. С русским языком бабуся явно не дружила – почти каждое безобидное слово её речи сопровождалось потоком самой отборной непечатной брани. Гроза подъезда и всех алкашей-тунеядцев в округе, баба Маша знала в лицо каждого. Отчего ж не знать, если с утра до ночи её однушка на первом этаже привечала всех «страждущих».

Ох, и ненавидела старушка эту братию! Бывало и клюкой по спине хаживала особо разудалых да ретивых. Но случилось так, что в ритм размеренной жизни вплелись события, предугадать которые, бабуся была не в силах.

Действующим лицом непредвиденных перемен оказался любимый внучок, второй месяц подряд отмечающий своё досрочное освобождение из мест «не столь отдалённых». Справедливости ради нужно признаться, что его роль в прозошедшем не столь уж и велика, но… Двадцати двух лет от роду квартировал он вместе со своей невестой на жилплощади любимой бабули. Уж как они там вместились, одному богу известно. Гармонично дополняло совместное проживание иное: далече ходить за горячительным не приходилось – самогонку гнали прямо тут же, на кухне.

Вокруг противоправного бизнеса и завязался бытовой конфликт, в основу которого легли неразрешимые противоречия жильцов подъезда, переросшие в борьбу «за место под солнцем». Ведь помимо бабы Маши гнали самогон в подъезде ещё две соседки: разбитная крановщица Наташка – крепкая фактурная молодуха из первой квартиры, да тихая неприметная Ирина, с четвёртого этажа. Если для бывалой Наташки с её заметными округлыми телесами сей бизнес был лишь незначительной прибавкой к семейному бюджету, то для худенькой интеллигентной Ирины, воспитывающей в одиночку малолетнюю дочь – источником к существованию. Инженерные знания, полученные в студенческие годы, оказались не востребованы родным государством, и перспектива расставания с любимой работой «по сокращению» превратилась для тридцатилетней женщины в кошмарную реальность.

Всё бы ничего, развивай частный бизнес да нарабатывай клиентуру. Благо проблем с нею не существовало – пополнялась чуть ли не ежедневно. Участковый и тот уже давненько смирился с предпринимательницами и «носа не совал» в их «епархию». Но в «успешный» бизнес вкралась, так называемая поэтажная несправедливость. Какой же покупатель попрётся на четвёртый этаж за греющим душу напитком, ежели приобрести его можно сразу в двух «точках» на первом? В этом отношении Ирина оказалась в проигрыше по сравнению с товарками, проживающими снизу.

Вот тут-то как раз и сработали рыночные механизмы.

Скинула Ирина цену, аж, на целый рубль за поллитру. Помогли женщине знания из политэкономии капитализма, полученные в технологическом институте на кафедре общественных наук. И потёк ручеёк страждущих иным путём: мимо первых двух «точек» на самый верхний этаж. И вправду, сколько можно женщине терпеть убыток и иметь доходы ниже своих конкуренток!

Но не учла смекалистая Ирина кипящей нерастраченной энергии соседушек да их боевого настроя, выработанного годами советского прошлого и отшлифованного на взаимоотношениях с бывшими и нынешними мужьями.

– Ах ты, курва! На нашей крови и мозолистых руках разбогатеть захотела? – злобно приговаривала баба Маша, невозмутимо и с наслаждением таская за редкие тонкие волосы Ирину от пошарпанной стены подъезда до лестничного ограждения и норовя припечатать лицом к покрытой серой известью штукатурке.

Об активном сопротивлении не могло быть и речи – хватка у бабуси была железной.

– Так её, мышь серую, – вторила Наташка, пытаясь пнуть ногой незадачливую конкурентку, – по миру решила пустить нас, лярва! – с упоением приговаривала она, наслаждаясь знакомыми и очень близкими её слуху словами.

Что курва, что лярва – для Наташки было непринципиально. Да и слова эти стали для неё почти родными. Любимый муж, будучи по пятницам в лёгком подпитии, обожал краткий и ёмкий слог, а в качестве профилактики еженедельно поколачивал любимую и ненаглядную, с алым румянцем на щеках припозднившуюся после работы. Уж очень его раздражал в эти мгновения довольный и счастливый вид супруги с запахом дешёвого портвейна изо рта. Ну какая нормальная и порядочная жёнушка будет бормотухой травиться, да ещё и на работе, ежели дома ждёт чистейший первачок!..

Выдрав с головы незадачливой предпринимательницы клок уже знакомых волос и пару раз приложив их обладательницу лицом к засаленным перилам, товарки выпустили пар, посчитав урок устрашения законченным.

– Сучки недоделанные! Справились, двое на одну, – вполголоса ругнулась Ирина, утирая кровь с разбитой губы.