Мы превращаемся (Я видел в небе – там кто-то ходит)

Но как оказалось, у Ильича тоже были проблемы с гвоздями. Не такие, как у Савельича, но от этого было не легче. За работу Василий принялся с энтузиазмом, и перестарался. Первый же гвоздь вошел в стену целиком, со шляпкой.

– Это от большого желания, сейчас поправим, – сказал Ильич, пожимая плечами.

Со вторым гвоздем у него поначалу получалось неплохо. Он без проблем вбил гвоздь на половину, посмотрел на дело рук своих, подумал и предложил показать фокус, смертельный номер. Савельевич был не против, плохое настроение требовало эксклюзива.

У Ильича так же, как и у вождя пролетариата, был выдающийся лысый блестящий лоб. Он отложил молоток в сторону, приблизился своим выдающимся и блестящим к гвоздю, пару раз будто примеряясь кивнул головой и двинул лбом по шляпке гвоздя. Николай было сделал попытку его остановить, но не успел. Впрочем, лоб фокусника нисколько не пострадал, видимо не впервой, а вот результат… Гвоздь опять вошел целиком, помимо этого на стене отпечатался профиль лба мастера.

– Ну уж, все хватит, – с досадой сказал Савельевич, – я как-нибудь уж сам.

– Да, – осматривая плоды своей деятельности, пробурчал Ильич, – теперь уж точно на это место постановление вешать надо. Ты уж извини, не рассчитал.

– И постановление, и судя по величине вмятины, все правительство в цветном изображении.

– Да ладно ты, не расстраивайся. Тебе здесь давно капитальный ремонт делать надо. Так уж и быть помогу, – успокоил Савельича Василий.

Николай в большом сомнении скривил губы, то ли опасаясь помощи Ильича, то ли не веря, что ремонт вообще когда-либо может состояться.

– Да, кстати, – сказал Василий, – помнишь месяца четыре назад ты мне рассказывал о криминальной парочке, парне и девушке, они магазины грабили. Парень от вас тогда еще сбежал. Ты мне их фотографии показывал…

Как же, эту историю Савельич помнил хорошо. Сколько нервов потрачено. Шуму-то после побега было, высокое начальство с проверкой приезжало. А у наружки во время слежки черте что творилось. Сначала парочку усиленно искали, теперь подзабыли, других забот много.Розыскное дело на Хоттабыче висит. Но пока тишина.

– Ну и что? – спросил Савельевич, – Тебе-то какой интерес.

– Да мне-то все равно. Тебе помочь хочу.

– Чем?

– Кажись, я их видел…

Недавно в райотдел был приглашен психолог. Штатных не полагалось и начальство пользовалось услугами врачей из ведомственной больницы. На профпригодность были протестированы все сотрудники вплоть до завхоза. Проверялось общее психологическое состояние, разного рода неустойчивости, склонности к депрессиям и т.п. Работа в полиции нервная, сотрудники часто подвержены стрессам – это могло привести к неприятностям, а то и к трагедии, никто не гарантирован от нервных срывов. Поедет от перенапряга у какого-нибудь майорешки крыша, достанет он табельное оружие и начнет отстрел мирных жителей. Так что знать о психологическом состоянии сотрудников никогда не помешает. Проверка не выявила патологий, в целом психологическое состояние сотрудников не вызывало опасений. О чем и объявил психолог начальству. Чуть замешкавшись, он добавил, что есть один человек в отделе, к которому стоит присмотреться. Но это не по его профилю, тут требуется уже не психолог, а психиатр. Здесь уже вопрос не психологической устойчивости, а психической вменяемости. Психолог имел ввиду Егора Владимировича Стукачкова, в обиходе Хаттабыча.

Егору Владимировичу Стукачкову было тридцать лет, он имел звание старший лейтенант. Щуплый, небольшого росточка, с огромными, как у стрекозы глаза, очками, писклявым голосом – он никак не напоминал собой сотрудника уголовного розыска. Это внешне, но внутренне он был фанатиком служб правопорядка, не совсем адекватным фанатиком. Хаттабыч наизусть знал уголовный кодекс, административный кодекс, Конституцию Российской Федерации и зачем-то еще устав вооруженных сил. Во всех людях, даже в своих коллегах он видел потенциальных преступников, часто с усмешкой приговаривая, что если покопаться, то у каждого в жизни найдется такое, за что можно посадить. Из своего кабинета Егор устроил некое подобие музея Шерлока Холмса с элементами камеры пыток. Кабинет был оклеен обоями, напоминавшими собою кирпичную кладку. На стенах висели портреты Дзержинского, лейтенанта Коломбо, Ливанова и еще нескольких человек, известных только самому хозяину. На столе всегда лежал набор курительных трубок. Вся мебель, будто взятая прямо из девятнадцатого века, была заимствована в антикварных лавках. В углу за шкафом хранились муляжи всевозможного оружия, начиная с простого ножа, кончая доисторическим аркебузом, а также не понятные железные предметы, сильно смахивающие на клещи и кандалы и вызывающие вполне законные вопросы как у посторонних посетителей, так и у начальства. Поговаривали, что в свое время Егор даже хотел устроить в кабинете камин, но встретил ожесточенный отпор со стороны начальника РОВД, поскольку тому показалось, что сие архитектурное нововведение послужит не для обогрева помещения, а для накаливания неких железный предметов в процессе допроса подозреваемых.

Еще Хаттабыч спал и видел во сне скрипку Савельича, дополнившую бы как нельзя кстати его коллекцию. Хотя играть на ней он не умел, да и музыку не любил. Однажды он выпросил скрипку у Николая на некоторое время, аргументировав это тем, что хочет попробовать себя в музицировании. Но уже через полчаса у дверей кабинета Хаттабыча собрался возмущенный народ, заподозривший, что Егор перешел к пыткам не на словах, а на деле – настолько правдоподобными казались звуки, извлекаемые им из музыкального инструмента. После чего Савельичу строго-настрого запретили давать скрипку в руки Хаттабычу даже на минуту, посчитав ее оружием психологического воздействия.

Среди коллег Хаттабыч не пользовался уважением. В первую очередь за службизм и фанатизм, да и по характеру он был далеко не коммуникабельным человеком, нервным, склочным, упрямым и раздражительным, между ним и коллегами часто возникали конфликты. Впрочем, Егор мало обращал внимания на мнение сослуживцев, он был сам в себе, борцом до мозга костей, и плевать он хотел на всех остальных. Борец одиночка с мировым злом. Начальству он тоже не очень нравился, у них свои игры, а черезмерным фанатизмом Егор часто их портил. Но его терпели, какая же контора без своего дурачка. Работает и ладно, народу и так не хватает. Правда совет психолога начальство все же взяло на заметку.

Своё прозвище Егор опять-таки получил из-за своего фанатизма. Его часто по этой части сравнивали с уже упокоившимся известным террористом Хаттабом. Но так как фанатизм Стукачкова порой доходил до откровенного идиотизма, вызывающего истерический ржач, то и прозвище немного смягчили, преобразовав в имя сказочного персонажа, известного нелепого старика.

Савельич не воспылал радостными эмоциями от полученной информации о криминальной парочке. У него своих дел было полно. Как уже говорилось, конец квартала. Розыскное дело висело на Хаттабыче, значит это его проблемы. Но полностью проигнорировать донесение Ильича он не мог, как никак сотрудник РОВД, за репутацию и показатели болеет всей душой. Как только Ильич покинул стены кабинета, Николай отправился к начальству. Он изложил в доступной для начальства форме все, что узнал от агента. После чего начальство вызвало к себе Стукачкова. И усадив перед собой обоих напротив друг друга, порекомендовало в приказной форме объединить усилия для поимки преступников, пообещав всестороннюю поддержку и помощь. Савельевич было пошел в отказ – зачем ему лишняя головная боль, да еще и в совместной работе с Хаттабычем – но грубо был одернут начальственным голосом. Инициатива наказуема, не стоило соваться к начальству, надо было выложить всю информацию непосредственно Стукачкову, а там уж пусть он как-нибудь сам. Но теперь уже было поздно.

Когда они вышли из кабинета начальника, Хоттабыч поинтересовался:

– Что думаешь делать?

– Искать, что еще, – удивился Николай.

– У тебя же своих дел по горло, тебе это надо?

Савельич не понимал, к чему все эти вопросы.

– Приказ есть приказ, – ответил он. – А тебе то что?

– Да так, дело изначально на мне висело.

– А, понял, – догадался Николай, – премию, а то и повышение хочешь получить. Наш "последний бойскаут" решил сработать единолично. Пупок не развяжется. Что-то ранее я за тобой не замечал особого рвения в их розыске. На халявку и уксус сладкий. Впрочем, мне по барабану. Я только за. Мне проблем меньше. Иди лови. Только если вдруг упустишь, мне тоже ведь по голове достанется. А я этого не хочу.

– Не достанется. На сей раз я их не упущу.

– Твои бы слова да Богу в уши. Что забыл, сколько неприятностей они нам и наружке доставили. Дуракам закон не писан, хочешь повешать себе на горб новые проблемы – вешай, непробиваемый ты наш.

– Вот именно, это только мои проблемы. Ты главное не мешай.

– А..а..а, – махнул рукой Савельевич, – делай что хочешь.

Чуть позже в своем кабинете, разглядывая подбитый в неравной борьбе с преступным элементом глаз соседа по кабинету Кузькина, весьма деятельного и очень уж редко появлявшегося на рабочем месте, Николай подумал, что береженого Бог бережет, следовательно не стоит полностью полагаться на Хаттабыча. Новое упущение криминальный парочки болезненно отзовётся и на нем самом. Поэтому, как бы и не было лень, надо все-таки оторвать задницу от стула и немного самому подсуетиться. А там как уж Бог даст. О своем решении он не стал сообщать Стукачкову.

По полученной от Ильича информации криминальная парочка, а именно Мария Радькина была замечена в районе "Колокольчик" ( обиходное название, данное местными жителями в честь известного тамошнего рынка). Как уж Ильич исхитрился и что он вообще там делал, но Радькина попадалась ему на глаза пару раз ( заметим, память у Василия была фотографической). Сначала Василий был не уверен до конца, но когда перед ним разок и Стаев промелькнул, то его решение доложить обо всём Николаю окончательного созрело.

В тот же день двумя часами позже, движимый своим решением, Савельевич выехал в район "Колокольчик".

Район был относительно небольшим, пара кварталов. Располагался он на территории бывшей промзоны. Цеха давно были снесены и в данный момент он застраивался усиленными темпами. Ильич примерно обьяснил, где видел Радькину. Магазин, который она посещала, назывался "Искра". Николай решил начать именно с него.

Стоя у входа в магазин, Савельевич про себя отметил, что пламя ценных мыслей и идей, исходя из названия, как-то не разгоралось. Новостройки были похожи друг на друга как две капли воды, а главное их было больно уж много. С чего начинать, где попытать счастье – не понятно. Не веря в конечный результат, Николай решил завести кратковременное знакомство с местными пенсионерками, в изобилии оккупировавшими скамейки возле домов. Результат оказался нулевым. Он показывал старушкам фотографии разыскиваемых, но в ответ лишь обогащался местными сплетнями. В конце концов это ему надоело, пенсионерок много, а толку от этого мало. Поговорил с местным участковым – тот же эффект. Николай уже решил было завязать, пусть Стукачков проявляет инициативу, но ненароком подслушал разговор двух пьяниц, подсевших на скамейку, на которой переводил дух Савельевич.

Один из друзей-собутыльников рассказывал другому странную историю:

– Ну и смотрю я, менты за парнем увязались. А он невменяемый, в ноль. Пристроились сзади на УАЗике и тихо так за ним едут. Он их не замечает даже. Ну думаю, все, попал друг, сейчас в отдел заберут, а там в лучшем случае штраф, а то и сутки в подвале. И тут ерунда какая-то происходит. Я так толком до конца ничего и не понял. УАЗик ни с того ни с сего круто заносит, хотя он медленно ехал, а тут из-за поворота иномарка выруливает. Все в один миг произошло, УАЗик по перек дороги, иномарка ему в бочину. Грохот, матерки. Ну понятное дело, ментам уже не до парня было. Повезло.

По ходу рассказа в мозгу у Николая возникла одна мысль, он уловил знакомые мотивы – где-то, что-то, когда-то ни того ни сего уже было. И было не так давно. Савельевич напряг память. Точно, – как молния поразила его новая мысль, – четыре месяца назад у наружки во время работы за искомой парочкой случались странные, нестандартные ситуации. То машина ни с того ни с сего в сугроб въезжала, то рации вдруг отключались, а Радькину упустили из-за того, что в колодец колесом провалились, и все двери в автомобиле заклинило, выйти минут пятнадцать не могли. Такое только в кино в фильмах ужасов и увидишь. Все эти странные неприятности происходили, когда велась непосредственная работа за объектом. Прослеживались прямые параллели. Впрочем, Николай не сильно-таки верил во все эти странности, да и пьяницы могли выдумать историю. У них в большой дружбе с зеленым змием и дома скоро круто будет заносить.

Но Савельич не был бы опером, если бы не решил все-таки кое-что проверить и уточнить.

Николай достал фотографии разыскиваемых, изъятые у одного из знакомых криминальной парочки.

– Мужики, у меня друзья в этом районе квартиру сняли, адрес не оставили, может видели их, – Николай показал фотографии пьяницам.

Друзья с недоверием посмотрели на Савельевича. Переглянулись. Николай понял намек, достал пару купюр. Пьяницы вновь переглянулись, но деньги взяли.

– Видели, я видел, – сказал тот, что рассказывал историю, – парня. Где живет, не знаю. Но вы правы, в этом районе, бухает он по-черному. Больше ничем помочь не могу.

Савельич тяжко вздохнул, ситуация не прояснилась. Впрочем, теперь уже точно можно быть уверенным в том, где следует искать разыскиваемых.

Когда Николай удалился, рассказчик обратился к своему другу:

– Это тот самый парнишка, за которым менты ехали.

Стукачков тоже не терял времени даром. Буквально через полчаса он беседовал с теми же пьяницами. Они уже раздобыли где-то пузырек и тихонько распивали его в кустах. Но с Хаттабычем друзья были не столь откровенны. Ничего путнего от них не добившись, Стукачков вылил их водку, а самих сдал в отдел полиции.