Мы превращаемся (Я видел в небе – там кто-то ходит)

Уже третью неделю Олег находился в отпуске и, честно говоря, страдал от скуки. Страдания его выражались в бесцельном блуждании по городу. Весна на дворе, природа расцветает, домашние стены давят духотой и пустотой. Но и улица не вносила большого разнообразия, разве что радовала свежестью. Олег вдыхал эту свежесть полной грудью, по своему радовался, но скука так и оставалась скукой. Заняться было абсолютно нечем. Он уже обошел всех прошлых и настоящих друзей и подруг, посетил массу всевозможных заведений и как убить оставшуюся часть отпуска, абсолютно не знал. Олег не был трудоголиком, любил полениться, но больно уж много свободного времени образовалось у него для ничего не деланья. Любимый человек отсутствовал, хобби и увлечений как таковых он не имел, так что и в дальнейшем ему светило то же самое. В данный момент Олег сидел на скамейке возле дома одного из давешний друзей в одном из отдаленных районов города и решал наболевшую проблему времяпрепровождения. Но как он ни старался, проблема не решалась.

Очередная тупиковая мысль заставила его ностальгически вспомнить о работе. Он вздохнул. Все-таки как бы он прохладно не относился к своей профессии, только работа вносила хоть какой-то смысл в его существование. А коль так, быстрее бы снова в смену. Слежки, погони – да так, чтобы захватывало дух. Лишь бы не было того, что произошло четыре месяца назад. Олег вновь вздохнул, сплюнул и углубился в неприятные воспоминания.

В голове Олега всплыли сугробы, не работающие рации и прочая дребедень, сопровождавшие то дело четырехмесячной давности. Ух, сколько нервов было потрачено. И все бестолку. Парочка-то ту-ту, ищи-свищи. А ведь он тогда пострадал, в больнице неделю лежал после того, как Стаев ударил его головой о бетонный пол. Начальство даже поблагодарило за работу, правда не в денежном эквиваленте. Но, кстати, пистолет так и не вернули. А смена за утерю Радькиной и вовсе выговор в полном составе получила, за исключением него конечно. И Фарида взгрели, хоть в этом положительный момент. А то учитель, блин, выискался. В конторе так и не поверили во все эти странности. Сам факт заклинивших дверей не отрицали, но вывод был однозначен – виновата смена. А в чем там причина, какая еще там мистика – никого не волновало, как Фарид не выворачивался наизнанку, доказывая обратное. Олухи вы – вот и все. Заказчики так те вообще м…звоны, где они были, почему вовремя не подъехали, тогда бы и Радькина не ушла. А так получается, что они не виноваты. Между прочим, второй раз уже такая ерунда, не дай Бог еще с ними совместно работать. А то видите ли несогласованность действий. Они значит продрыхли все действо в соседнем дворе, даже не известив, где находятся, и что? – наружка виновата. Благо подобных заданий пока больше не случалось.

Олег вновь сплюнул и закурил.

В личной жизни у него был тот же полный ноль, что и четыре месяца назад. Говорят, время лечит, но как оказалось, Олега это утверждение не касалось. Мысли его часто возвращались к Кате. И были они по-прежнему безрадостными. Олег, как и ранее, решал сам с собой вопрос – кто виноват и что делать? Кто виноват – он так и не выяснил, а что делать – так и не знал. И в перспективе ответов на эти вопросы найти не предполагалось, как он ни пытался. Он хотел забыть Катю, но не мог. Вернуть ее даже не возникало мысли – простить предательство не в его силах. Вот так он по-прежнему и мучился, одновременно ностальгически любя и ненавидя. Ситуация была тупиковая: время не лечит, забыть не может, попробовать начать сначала обида не позволяет. Да и какой к черту начать сначала, разбитую чашку не склеишь. Безысходность загоняла в еще большую пустоту. Благо пить меньше стал, вовремя одумался, что алкоголь это не выход, а то бы спился. Пустота давила, жизненная бессмыслица не исчезала, что делать дальше и как от всего этого избавиться, было не понятно, а тут еще и беспощадная скука, возникшая от переизбытка свободного времени. Бр..р..р. Точно быстрее бы на работу, там хоть похабные мысли меньше гложат, некогда.

Олег окинул взглядом прилегающий к дому двор. Полезных мыслей насчет времяпрепровождения так и не появилось. Он вновь тяжко вздохнул. Хотел было пойти к другу, уже поднялся со скамьи, но в этот момент его взгляд остановился на названии магазина, расположенного метрах в стах от лавочки – "Искра". Олег улыбнулся, представив, что учредителем и хозяином магазина является В.И.Ленин. " Из искры возгорится пламя". Вот бы сейчас из искры, все равно какой, взяло и возгорелось пламя, напрочь убившее бы скуку, да такое, чтоб ух… Но где эта искра и уж тем более в чем мог быть ух, не то что бы знать, но даже предположить было невозможно.

Олег опустил взгляд ниже вывески и…офигел… Из магазина вышла ни кто иная, как Мария Радькина.

– Вот тебе и искра, -под нос себе пробурчал Олег, – вот тебе и ух…

Домой идти не хотелось. Опостылевшие за четыре месяца стены, вечно воняющий подъезд, а главное – пьяные пустые глаза Евгения. Тогда зимой, после чудесного побега из под стражи, казалось все будет хорошо, трудно, но хорошо, ведь главное теперь они были вместе и впереди их ждут только счастливые дни. Раз произошло чудо, а по-другому произошедшее не назовешь, то никак иначе и быть не могло. Горести и беды позади. Если Всевышний помог им, в лице загадочного горбоносого, то и в дальнейшем никаких проблем не должно возникать, впереди только счастье и любовь.

Они сделали так, как сказал им неизвестный спаситель: на следующий день сняли квартиру в отдаленном районе, где легко было затеряться, старались меньше появляться на улице. Фактически лишь одна Мария изредка выходила за продуктами. Никаких признаков опасности и близко не было. Можно было вздохнуть спокойно, наслаждаться жизнью, придать новые формы своим отношениям, еще глубже погрузиться в любовь и забыть весь последний год, как страшный сон. Пережитое должно только сплотить, но…

Поначалу все так и было. Долгими зимними вечерами они строили планы на будущее, они верили, что оно у них несомненно будет, и будет только прекрасным. Влюбленным было хорошо, они радовались, что судьба не разлучила их. Наслаждаясь близостью, они даже не вспоминали о случившемся, посчитав это кратковременным умопомешательством, черной полосой в жизни. Это было не с ними, это было наваждением. И высшие силы не оставили их, помогли, излечили, вернули в прежнее русло ничем не разделимой любви. Ничто и никогда больше не вмешается в их отношения, никакая сумашедшая идея. Боги не позволят погибнуть их большой любви.

Что касается горбоносого, то они были очень благодарны ему. Но кто он, откуда, почему помог и как, они старались не думать – чудо не познаваемо.

Шло время. Мария стала замечать некоторые изменения в поведении Евгения. Нет, он не охлодевал к ней. Он по-прежнему любил девушку, говорил ласковые слова, носил на руках, но как-то это у него все получалось неестественно, будто делал по обязанности, раз уж взял на себя ответственность. Кроме того, он вновь как когда-то до ограблений стал уходить в себя. Все меньше общаясь с Марией, все больше пребывая где-то за…

Девушка испугалась, что, возможно, возвратилось то его полностью отрешенное, равнодушное к жизни состояние , предшествовавшее началу преступной деятельности. Но на сей раз к данному факту у Марии было несколько иное отношение – пусть уж лучше так, чем тюремная разлука, грозившая затянуться на годы, а то и навсегда. Впрочем, сам Евгений утверждал, что вовсе не собирается становиться заложником самого себя. Он по-прежнему, хоть и не так часто, продолжал обсуждать планы их дальнейшей жизни. Прочее же объяснял тем, что нечем заняться.

Вскоре свою скуку Евгений стал убивать спиртным. Сначала редко, потом чуть ли не каждый день. Когда он напивался, если сразу не вырубался, его несло в голубые дали. На словах он становился сильным, способным победить всех и вся. Рассуждал о высшей материи и вечности души, углубляясь так далеко, что Мария боялась за его рассудок. Он вдруг, ранее будучи не совсем верующим, поверил во что-то всемогущее, лежащее за пределами понимания человека. Причем поверил как-то странно, решив, что боги не зря ему помогли, они просто обязаны помогать, ведь у него такая любовь, которую нельзя разрушить. И раз у них с Марией есть эта любовь, то боги обязаны хранить ее, а значит и их, вечно. Возможно, по этой причине он уже никуда не собирался уезжать из города, как советовал горбоносый, считая это лишним. Его стало устраивать сложившееся положение вещей. Его инфантильность вкупе с водкой перехлестывала через край. Ни о каком острове он уже не вспоминал вовсе. Поступки его в пьяном виде становились все более неадекватны. Он начал заговариваться. В трезвом же виде, правда такое случалось все реже, больше молчал, замкнувшись в себе, или бесцельно слонялся из угла в угол. Он стал раздражительным и легковозбудимым. С тех пор, как он начал пить, все разговоры о их будущем прекратились.

Мария не понимала, что творится с ее любимым. Ей становилось страшно за него и за себя. Она все чаще стала исчезать из дома под предлогом посещения магазина. На самом деле она подолгу бродила в малолюдных местах, пытаясь понять, что происходит, не повлиял ли шок от ареста пагубно на психику Евгения. Сам же Стаев не спешил помочь разобраться девушке в своих проблемах, резко закрывая эту тему в разговорах. Марии оставалось лишь смириться и ждать, когда вновь произойдет чудо или, наоборот, нечто ужасное.

На самом деле, не побывав на месте Евгения, не каждый сможет понять, что творилось у него на душе. Он осознал, что далеко не супермен, есть много внешних факторов, против которых он бессилен. Теперь они в розыске, свобода их действий и перемещений ограничена, будущее, если разобраться, туманно, и что делать дабы разломать стены, образовавшийся вокруг них, неизвестно. Какой тут остров, он никогда не сможет осчастливить любимую. Им овладела тоскливая апатичная безотходность. Остается только пить, пить и пить. Так легче, так проще… Если что-то и могло ему помочь обрести себя, то только Мария и ее любовь, но…

Нехотя возвращаясь домой, Мария была полностью поглощена своими мыслями. Она не заметила, как до самого подъезда ее на некотором расстоянии проводил молодой человек.

Прийти в себя девушку заставила только встреча с соседом, высоким симпатичным мужчиной лет сорока-сорокапяти. Она часто встречала его на площадке, ограничиваясь дежурным приветствием. Раньше Мария не обращала на него внимания и, прожив рядом два месяца, вряд ли бы смогла его описать. Но постепенно все чаще встречая, стала приветливо улыбаеться. Мужчина, на первых порах сдержанный, стал добавлять к обычному приветствию какую-нибудь шутку, без малейшей доли пошлости. Напротив, он блистал интеллектом и чувством юмора.

При этих случайных встречах настроение Марии повышалось, на сердце легчало. Ей начинало казаться, что не все так плохо в этом мире. Появляясь в квартире, она уже не видела в Евгении мрачного хвастливого алкоголика, ей казалось, что все наладится, все будет хорошо, горести и беды современем исчезнут. От этого человека веяло душевной теплотой, а главное – уверенностью, с ним никогда не произойдет то, что произошло с ними. Мария неосознанно стала искать этих встреч, стараясь выходить из дома в часы вероятного появления соседа. Ловя иногда себя на мысли, что это происходит все чаще и чаще, девушка тем неменее была уверена в том, что ничего общего между ними быть не может. Ее душа была заполнена только Евгением, пусть даже сломленным, опустившимся. А к этому мужчине ее тянет лишь из-за его жизнерадостного нрава, его шуток, помогающих выжить в трудное время.

– Здравствуй, красавица, – приветливо улыбаясь, заставил отвлечься от тягостных мыслей Александр ( так звали соседа ). – Опять глаза на мокром месте, беречь такие глаза надо, а не выплакивать.

Мария даже не заметила, что на лице появились слезы. Она вытерла их платком и сказала:

– Это наверное от ветра.

– Правильно, – поддержал ее мужчина, – канечно от ветра, по какой же еще причине могут появиться слезы у такой принцессы. Если она, конечно, не принцесса несмеяна. Тогда нужен Емеля с волшебной щукой, способный развеселить ее.

– Где ж его взять, этого Емелю, да еще и с щукой волшебной, – улыбнулась Мария.

– Если все так серьезно, я готов взять на себя такую роль, – раскинув руки, как бы показывая широту своего желания стать то ли Емелей, то ли волшебной щукой, – сказал Александр.

– Спасибо, но боюсь вы не сможете мне помочь, – огорченно, полушепотом ответила Мария. – Был один человек, и того я мысленно оскорбила, заподозрив в корысти. Да и помощь у него была однобокая, тело выручил, а душу нет.

– Да уж, какой-то помощник недоучка, – сказал Александр. – Неужели у такой девушки может болеть душа?

– Помощь скорее нужна не мне, – Мария сама не замечала, как становится все более откровенной.

– А кому? Неужели тому вечно пьяному молодому человеку, что имеет счастье проживать с вами. Мне кажется, ему требуется помощь иного рода. Не душу его лечить надо, а дать хорошего ремня по одному месту, чтобы в другом прибавилось. Он нисколько не дорожит тем, что имеет.

Мария, уловив, что разговор принимает неприятный для нее оборот, быстро вставила ключ в замочную скважину. Ей, конечно, хотелось высказаться о наболевшем, но причем тут этот пусть хоть и добрый, но малознакомый человек. Как он воспримет сказанное, да и зачем ему нужны чужие проблемы. А может дело не в этом, просто она боится услышать правду, ту, которая раскроет широко закрытые глаза, заставит посмотреть на любимого по-другому. Нет, как бы там ни было, она не должна вмешивать в свои отношения с Евгением постороннего человека. Ее проблемы – только ее проблемы.

– До свидания, – попрощалась она, уже наполовину скрывшись за дверью.

– До встречи, прекрасная принцесса, я надеюсь, вам удастся скинуть камень с души, тянущий ко дну.

Дверь захлопнулась. Мария прислушалась: шаги соседа уходили вниз по лестнице, но кроме них где-то ниже были слышны еще чьи-то шаги, но более мягкие, более осторожные.

– Маша, это ты? – послышался заплетающийся пьяный голос из глубины комнаты. Следом в дверном проеме появилась фигура говорившего. Евгений чуть пошатывался и улыбался.

– Я тебя заждался. Очередь в магазине была?

– Нет, – не посмела соврать девушка, – немного прогулялась, весна на дворе. Ты вот пьёшь, мне тоже развеяться надо.

– Тебя никто не видел, – Стаев стал серьезным. – С кем ты говорила на площадке?

– С соседом.

– Маша, – сказал Евгений, усаживаясь напротив нее на стул, – ты же знаешь, что нам ни с кем встречаться нельзя, даже с соседями разговаривать. Может он мент или внештатный сотрудник. Ты наверное хочешь, чтобы меня арестовали. Правильно, тебе ведь мало дадут, я же не свинья и всё возьму на себя. Мне светит лет восемь, не меньше. Тебе, видимо, наплевать. И заговорила ты не соседкой, а с соседом, ищешь пути отступления…

– Перестань говорить ерунду, – пытаясь скрыть возмущение, устало ответила девушка. Она знала, спорить бесполезно, в таком состоянии Евгению доказывать что-либо не имеет смысла.

– Ладно, хрен с ним, с соседом. Чему быть, тому не миновать. Водки-то хоть купила?

Мария тяжело вздохнула – водку она забыла купить. Возможно, сработало подсознание, в глубине души она не хотела, чтобы он пил. Что сейчас будет…

– Забыла, конечно забыла, – ухмыльнулся Евгений. – Про себя не забыла, поговорить с соседом тоже. Правильно, кто я такой?! Неудачник, ко всему еще и алкаш.

– Сейчас схожу, – Марии было обидно слышать такие слова. Ей становилось не по себе при виде искореженной ухмылки друга и одновременно жалко его.

– Не надо, я сам. Вообще потеряешься, соседей то много, – с издевкой проговорил молодой человек и, усевшись на стул, стал натягивать туфли. Это у него плохо получалось.

– Не ходи, – глядя на мучительные потуги Евгения, сказала девушка, – в полицию заберут.

– Тем лучше, – зло ответил он, – надоело мне все. Ты меня жалеешь, а в душе презираешь. Не надо мне этого. Хочу в тюрьму. Все равно я конченый человек…

Мария схватилась за голову. Она не хотела видеть, ни Стаева, ни эту опостылевшую квартиру. Как она устала от беспочвенных обвинений. Хотелось бежать, бежать, куда глаза глядят.

– Молчишь, – по-своему воспринял ее усталое выражение лица Евгений, – опять жалеешь или все-таки совесть проснулась. Ведь я из-за тебя пошел на преступление. В результате теперь остаюсь в полном дерьме и в гордом одиночестве. Ты ждешь только удобного случая, чтобы сбежать. Впрочем, делай что хочешь.