– На участке стен между воротами святого Романа и Полиандровыми встанут отряды ромеев во главе со стратигами: Павлом, Антонием и Троилом. Эти трое братьев верны мне и не отступят от стен, – продолжал Константин, указывая перстом десницы своему комиту.
– Ближе к Золотому Рогу встанут смешанные отряды ромеев и генуэзцев во главе с Феодором Кастрийским, Иоанном Немецким, Иеронимом и Леонардом Генуэзскими, – продолжал Константин
– А на левом крыле, государь?
– На левое распорядись привести отряды из Мореи под рукой моего ученого сородича Феофила Палеолога, Мануила Генуэзского и стратига Рангави.
– Исполним, автократор.
– Сфрандзи, следуй за мной, – сказал Константин и, отходя в сторону, тихо добавил: – Поговорим о пушках. Ты докладывал, что у нас двенадцать орудий по всей линии укреплений?
– Да, государь. Это старые «кулеврины» разного калибра. Использовать их лучше всего в нижних ярусах башен. Там не столь сильно сказывается их откат после выстрела.
– Распорядись установить пять из них в башне ворот Святого Романа. Остальные в других башнях вдоль всей западной стены.
– Исполню, государь. Но мы явно проигрываем в артиллерии, – отвечал Сфрандзи.
– Да. Как нам не хватает фальконетов, оставленных для защиты Мистры. Но у нас на стенах и в башнях десятки катапульт и установок греческого огня. Город имеет мощные двойные стены. У нас огромный, почти неистощимый запас пресной воды, скрытый в «Цистерне Базилики». Мы заранее снабжены всем – от хлеба до арбалетных стрел, парусов и селитры. Все воины превосходно вооружены и обучены, но главное – почти все греки горят решимостью скорее погибнуть, чем сдаться. Наконец, папа и венецианцы обещают прислать нам на помощь корабли и войска, – с надеждой в голосе произнес Константин.
* * *
– Султан разбил свой шатер и ставку напротив главных ворот Истанбула, – сообщал друзьям последние новости Нестор-Искандер, отпивая крепкий горячий чай из чашечки.
– Это ворота святого Романа – самый крепкий узел обороны Константинополя, – подсказал Николопулос.
– Скорее всего, у греков там установлена основная часть пушек и метательных машин, – заметил Али.
– Мне кажется, у греков мало пушек, – молвил Искандер и серьезно посмотрел на собеседников.
– Ну а что пушки османов? – с интересом спросил Али. – Помнишь, ты сам рассказывал про мастерские близ Эдирне, что на дороге к Истанбулу?
– Султан расположил основные силы артиллерии напротив главных ворот, в том числе и то слоноподобное орудие, отлитое венгерским мастером Урбаном. В общей сложности у султана под стенами Истанбула около ста пятидесяти артиллерийских стволов. Так вот, около семидесяти направлены на ворота Романа, – отвечал Искандер. Остальная артиллерия разделена на четырнадцать отрядов и будет крушить укрепления вдоль всей сухопутной линии стен.
– А как встали войска?
– Правое, южное крыло осаждающих протянуто до каких-то Золотых ворот. Это войска, пришедшие из Анатолии. Там под рукой прославленного и опытного Исхак-паши насчитывается до ста тысяч воинов. Среди них есть и отряды твоих соплеменников, Али, – арабов Сирии. Полки, поставленные на левом крыле вплоть до Золотого Рога, собраны в основном во владениях султана по эту сторону Босфора. То все отряды вассалов Мехмеда из Болгарии, Сербии и даже Греции…
– Невероятно, но Господь лишает разума греков, – промолвил с удивлением и ужасом в глазах Николопулос.
– Левое крыло возглавляет наш прославленный Караджа-бей. Под его рукой до пятидесяти тысяч копий и сабель, – продолжал Искандер.
– И что же, султан полностью доверился своим вассалам-кафирам? – спросил с удивлением Али.
– Ты же знаешь, Али. Султан верит только себе и Аллаху, – вставил Николопулос.
– Как бы там ни было, но в тылу войск султан разместил верные ему полки конницы из Анатолии. Да, а на холмах Перы встали отряды под рукой Саган-паши. Их дело – держать проход в залив. Там же, где горло залива перегораживает тяжелая греческая цепь, встала и часть флота султана. Напротив них – за цепью до тридцати греческих и италийских кораблей. И вообще защитники Истанбула настроены очень решительно. Ни один воин султана не может приблизиться к стенам и башням на два полета стрелы, пущенной из лука. Его сражают сразу несколько арбалетных стрел или пули, – закончил со вздохом Искандер.
– Греки не сдадутся. Если же отдадут Константинополь, то только большой кровью, – с трепетом и ужасом молвил Николопулос.
– Да, мой догадливый грек. И, похоже, всем нам скоро придется оставить нашу теплую, любимую чайхану под тенью акаций, чинар и перебраться в прохладные шатры под стены Истанбула. Там мы будем весело проводить время под свит стрел, камней, пуль, визг ядер и картечи. А вместо аромата жареной баранины будем вдохновенно обонять запах горелой человеческой плоти, зажаренной на греческом огне, – саркастически изрек Али.
– А вместо душистого айрана или чая пить холодную колодезную воду, – добавил Искандер.
– Подождите, друзья, – сказал, понизив голос, Николопулос, – я еще угощу вас добрым греческим вином.
– Этого только и недоставало нам – правоверным. Ты хочешь, чтобы нас привязали к позорному столбу, а всякий проходящий мимо кидал в нас камнем? – спросил с усмешкой Али.
– Нам, христианам, сложно понять ваш закон, – с улыбкой промолвил Никитос.
– «И это есть закон? Твой вопль и крик к чему? Когда закон тебя настиг?» – произнес Али, цитируя строки Фирдоуси на турецком.
– Тсс. Никто не узнает о том, мой правоверный друг, – промолвил грек, приложив указательный палец к устам.
* * *
Бба-бах-ххх!
Казалось, воздух разорвали сотни молний и громы. Эхо ответило ослабевающим гулом, ибо звук долетел куда-то и, отраженный, возвратился вспять. Уши заложило. Нестор-Искандер очумело и испуганно вскочил со своего походного ложа. Выбежал на открытый воздух, делая судорожные вздохи и глотки, чтобы снять накатившую глухоту. Стояло раннее утро. Волны порохового дыма и гари пахнули в лицо. Солнечные лучи косо разрезали их клубы. Так в один из первых дней апреля десятки тяжелых турецких орудий дали залп, потрясший окрестности Константинополя. Пороховой дым окутал турецкий лагерь.
* * *
Вскоре трое друзей встретились под стенами греческой столицы, как и предсказывал молодой араб. Грохотала канонада, и земная поверхность в окрестностях Константинополя содрогалась от залпов орудий. Было холодно, дул северный ветер. Друзья пили крепкий чай в небольшом шатре у Али и грелись у жаровни, наполненной пылающими углями.
– Стрельба из бомбард продолжается и днем и ночью уже не удивляет никого в воинском стане. Вам же, конечно, это в новинку. Я сам при первом обстреле от неожиданности ранним утром вскочил с постели, как помешанный, и был оглушен грохотом пушек. Хотя ранее не раз видел и слышал, как бьют эти орудия. Такого же громогласного «хора», да еще круглосуточно, мне слышать не приходилось. Ныне же привык, – рассказывал Искандер.
– И пушкарям удается угодить султану своей стрельбой? – серьезно спросил Али, поправляя чалму и отпивая глоток горячего чая.
– Пока обстрел не дает желаемого. Слоноподобное орудие Урбана палит всего три-четыре раза в день. Султан велел установить эту бомбарду и две других немногим поменьше недалеко от своей ставки.
– Неужели плохи пушки?
– У пушек собраны плохие наводчики. Большая часть ядер не долетает до стен и башен. Придвинуть же орудия ближе к городу опасно из-за возможных вылазок или подкопов христиан. А увеличить заряды пороха пушкари боятся – разорвет стволы.
– Слава Богу, что хоть в этом османы не преуспевают, – тихо вымолвил Николопулос и перекрестился.
– Правда, воинам султана удалось приступом взять две небольших крепости в предместьях Истанбула, – сказал Искандер, вздыхая и снимая феску с головы.
– Это Ферапии и Студиос, – с трепетом произнес на греческом Николопулос.
– Более тридцати пленных, взятых в приступе крепостей, султан приказал посадить на кол перед стенами Истанбула, для устрашения обороняющихся, – с дрожью в голосе добавил Нестор.
– Чтобы бедные греки видели, какая участь ожидает многих из них, – мрачно сказал Али.
– Господи, помоги им, – опять с трепетом промолвил Николопулос.
– Греки предпринимают частые вылазки и нападения на зазевавшиеся отряды султана. Пощады, как правило, нет никому. Османам, сдавшимся в плен, отсекают сначала руки, а потом головы. Но и сами греки не сдаются живыми. Вылазки очень беспокоят Фатиха, ибо заканчиваются большим кровопролитием, потерями и подрывают дух осаждающих.
– Боже, чем же закончится все это? – с ужасом вымолвил Николопулос.